Пожалуй, наибольшее влияние оказали
на меня четыре исследователя: Э. Толмен в США,
Ж. Пиаже в Швейцарии, Ф. Бартлетт в Англии и
Л. С. Выготский в СССР.
У нашей <группы> исследователей было много
возможностей обновить первые контакты и продол-
жить дискуссии - во время наших поездок в Совет-
ский Союз и во время поездок советских психологов в
США, Англию, на международных конгрессах в Ва-
шингтоне, Брюсселе, Москве и Лондоне. Работы таких
исследователей, как А. Н. Леонтьев, Е. Н. Соколов,
А. Л. Ярбус, А. В. Запорожец, О. К. Тихомиров,
В. П. Зинченко, стали известными нам сначала по рас-
сказам и письмам А. Р. Лурия, а затем при знакомстве
с английскими переводами этих исследований (теперь
это знакомство может осуществляться и непосредствен-
но - ведь многие психологи, говорящие на англий-
ском языке, ныне уже читают по-русски). Постепенно
сложился большой коллектив психологов разных стран,
связанный многими общими интересами,, обсуждающий
и критикующий работу друг друга и обменивающийся
своими сотрудниками. Физик Роберт Оппенгеймер, го-
воря как-то о резком увеличении знаний в наше время
и трудности овладения ими, отметил, что, хотя он не
может прочесть все публикации других ученых, он мо-
II
жет узнать о них при личном контакте с этими учены-
ми. Мы также старались воспользоваться всеми преиму-
ществами подобных встреч на разных континентах.
Поэтому я испытываю глубокое чувство благодар-
ности к моим советским коллегам, которые обогащают
нас знаниями, делясь с нами своими мыслями и своим
опытом. Я надеюсь, что публикуемые в этом томе сооб-
.щения будут моим вкладом в развитие наших плодо-
творных контактов, и я особенно рад предложить эти
статьи вниманию советских читателей.
Я очень благодарен моему другу профессору
А. Р. Лурия за его помощь в редактировании перевода
и в окончательном отборе статей, включенных в этот том.
Первоначальный отбор статей для английского изда-
ния был сделан моим сотрудником по Гарвардскому
университету профессором Дж. Энглином, работу кото-
рого я очень высоко ценю. Я также благодарен изда-
тельству <Прогресс>, которое взяло на себя труд изда-
ния этой книги на русском языке.
ДЖЕРОМ С. БРУДЕР
Оксфорд,
июнь 1975 г,
1.
ВОСПРИЯТИЕ
О ГОТОВНОСТИ к ВОСПРИЯТИЮ
Восприятие предполагает акт категоризации. Факти-
чески в эксперименте происходит следующее. мы предъ-
являем субъекту соответствующий объект, а он отвечает
путем отнесения воспринятого раздражителя к тому или
иному классу вещей или событий. На этой основе только
и могут строиться любые наши теоретические рассужде-
ния. Испытуемый говорит, например, <это апельсин> или
нажимает на рычаг, на который он должен по инструкции
нажимать при виде апельсина. С помощью некоторых
характерных, или определяющих, свойств входного сиг-
нала - мы называем их признаками (cues), хотя правиль-
нее было бы называть их <ключевыми признаками> (clu-
es) - он осуществляет отбор, отнесение воспринимаемого
объекта к определенной категории в отличие от иных
категорий. Категории могут быть весьма грубыми, как,
например, <звук>, <прикосновение>, <боль>. При такой
категоризации воспринимаемых объектов признаки игра-
ют двоякую роль: характеристик самого процесса вос-
приятия и сенсорных данных, на основе которых возни-
кает восприятие (см. Bruner, Goodnow, Austin [9]; Binder
14J). Этот вывод на основании признака объекта о при-
надлежности его к определенному классу, осуществляемый
при восприятии, интересен тем, что он ничем не отли-
чается по существу от любого другого вида категориаль-
ных выводов, источником которых служат признаки пред-
метов. <Этот предмет круглый, шероховатый на ощупь,
оранжевого цвета и такой-то величины - следовательно,
J. S. Bruner. On Perceptual Readiness.- Review>, vol. 64, 1957, p. 123-152.
13
это апельсин; дайте-ка я проверю остальные свойства для
большей уверенности>. Как процесс этот ход событий
ничем не отличается от решения более абстрактной зада-
чи, когда человек видит число, устанавливает, что оно
делится лишь на само себя и на единицу, и в результате
относит его к классу простых чисел. Так, с самого начала
мы убеждаемся, что одна из главных характеристик вос-
приятия является свойством познания вообще. У нас нет
никаких оснований считать, что законы, управляющие
такого рода выводом, резко отличаются от законов поня-
тийной деятельности. Соответствующие процессы вовсе не
обязательно должны быть сознательными или произволь-
ными. Мы полагаем, что теория восприятия должна вклю-
чать, подобно теории познания, какие-то механизмы, ле-
жащие в основе вывода и категоризации.
Этим мы отнюдь не хотим сказать, что вывод при вос-
приятии ничем не отличается от вывода на понятийном
уровне. Прежде всего, первый гораздо труднее поддается
трансформации, чем второй. Я могу прекрасно сознавать,
что комната Эймса, кажущаяся прямоугольной, в дейст-
вительности искажена, однако, поскольку ситуация не
содержит конфликтных признаков, как в описываемых
ниже экспериментах, я все равно не могу отделаться от
впечатления, что она прямоугольна. Так же обстоит дело
с непреодолимыми обманами зрения типа иллюзии
Мюллер-Лайера: несмотря на мое убеждение в против-
ном, отрезок со стрелками, обращенными наружу, ка-
жется мне короче отрезка со стрелками, обращенными
внутрь. И все же эти различия, сами по себе интерес-
ные, не должны мешать нам видеть общие логические свой-
ства, лежащие в основе различных познавательных про-
цессов.
Означает ли сказанное отказ от классического учения
о сенсорных данных? Разумеется, можно утверждать, по-
добно Хеббу [36], что в поле восприятия должны сущест-
вовать какие-то примитивные формы организации, делаю-
щие возможным использование признаков для различения
объектов и отнесения их к определенной категории. И с ло-
гической и с психологической точек зрения это очевидно.
И все же мне кажется необязательным и неразумным
предположение, что сенсорные процессы, на которых осно-
вываются категоризации более высокого порядка, корен-
ным образом отличны от тех процессов сравнения и иден-
14
тификации, которые входят в состав наших восприятий.
Основное допущение, которое мы должны принять с самого
начала, состоит в том, что всякий перцептивный опыт
есть конечный продукт процесса категоризации. Мы дол-
жны принять это допущение по двум причинам. Первая
востоит в том, что восприятия имеют родовой характер
в том смысле, что все воспринимаемое относится к неко-
торому классу и лишь через него приобретает свое значе-
ние. Конечно, любой встречаемый нами предмет имеет
какие-то уникальные черты, однако эта уникальность
проявляется как отклонение от класса, к которому отно-
сится предмет. Заметим, что при дальнейшем анализе
можно констатировать, как это делали гештальтпсихо-
логи, различие между чистым процессом воздействия
раздражителя и взаимодействием этого процесса с соответ-
ствующим следом памяти - последнее, по-видимому, и
приводит к вполне определенному восприятию. Однако,
если и существует чистый процесс раздражения, весьма
сомнительно, чтобы он дал в результате восприятие, лишен-
ное категориальных характеристик. Факт существования
предметов, событий или ощущений, не относимых ни к ки-
кой категории - хотя бы категории определенной модаль-
ности,- настолько далек от всякого опыта, что его без
колебаний следует признать сверхъестественным. Кате-
горизацию предмета или события - отнесение его к ка-
кому-то классу или идентификацию его - можно уподо-
бить тому, что в теории множеств называется отнесением
элемента некоего множества к некоторому его подмножест-
ву на основе таких упорядоченных пар, троек или п приз-
наков, как мужчина - женщина, мезоморф - эндоморф-
эктоморф или, скажем, высота предмета с точностью до
сантиметра. Короче говоря, если мы хотим сказать о пред-
мете нечто более содержательное, чем просто указать на
его принадлежность к подмножеству данного множества,
следует его категоризировать. Категоризация может быть
богаче (<Это хрустальный бокал, ограненный в Дании>),
а может быть бедней (<Это стеклянный предмет>). Вся-
кий раз, когда в результате какой-то операции воспри-
нимаемый объект относится к некоторому подмножеству,
налицо акт категоризации.
Более серьезным, хотя и чисто логическим, является
вопрос о том, как вообще человек может сообщить другим
о наличии у него не родового или полностью индивидуаль-
15
ного опыта. Ни язык, ни предварительное обучение, кото-
рое можно дать организму для управления любой другой
формой внешней реакции, не позволяют ничего сообщить
иначе, как в терминах рода или категории. Если бы какое-
нибудь восприятие оказалось не включенным в систему
категорий, то есть свободным от отнесения к какой-либо
категории, оно было бы обречено оставаться недоступной
жемчужиной, жар-птицей, погребенной в безмолвии ин-
дивидуального опыта.
Некоторые авторы, в том числе Гибсон [26], Баллах
183] и Пратт 169], высказали предположение, что человек
четко различает класс перцептивных феноменов, связан-
ный с идентификацией объектов или их значений, и чувст-
венный мир, из которого поступают сигналы, позволяю-
щие делать выводы об этих объектах. Гибсон, как и Тит-
ченер 178] до него, подчеркивал различие между видимым
полем и видимым миром; первое - это мир ощущений,
отражающих признаки вещей, второй - мир предметов,
вещей и событий. Пратт считает, что мотивация, установ-
ка и прошлый опыт могут влиять на восприятие предметов
видимого мира, но не на материю видимого поля. В свою
очередь Баллах также утверждает, вполне в традициях
своих предшественников - гештальтпсихологов, что су-
ществует различие между чистым процессом раздражения
II взаимодействием этого процесса со следами прошлого
опыта в памяти, в результате чего возникает нервная связь
на основе сходства. Первое - это материя восприятия,
второе - конечный продукт восприятия. Мы проследили
взгляды исследователей трех поколений и возвращаемся
к представлениям предшественников гештальтпсихоло-
гии. Если нашей задачей является изучение зрительного
поля, освобожденного от предметности зрительного мира,
ie необходимо - как того требует Баллах - освободить-
ся от ошибки стимула и иметь дело не с восприятием пред-
мета, обладающего определенными признаками, а с вос-
приятием величины, яркости, цвета или формы, которые
сравниваются с переменным эталоном.
Если мы утверждаем, что категоризация часто оказы-
вается скрытым или бессознательным процессом, что мы
не осознаем перехода от отсутствия идентификации объек-
та к наличию ее и что решающим признаком всякого вос-
приятия является тем не менее отнесение объекта в той
или иной форме к известной категории, то это не освобож-
16
дает нас от обязанности объяснить, откуда берутся сами
категории. Хебб [36] утверждает, что некоторые первич-
ные категории врожденны или автохтонны, а не являются
результатом обучения. Первичную способность выделять
предметы из фона следует, по-видимому, считать одним
из примеров этого. То же относится и к способности раз-
личать модальности событий, хотя явление синестезии
показывает, что совпадение образа и предмета не такое
уж полное, как может казаться (см., например, von Horn-
bostel [39]). Звук дисковой пилы возникает и пропадает
одновременно с включением и выключением тока. Пол-
ный список врожденных категорий - излюбленный пред-
мет философских споров в XIX в.- это тема, на которую,
по-видимому, потрачено слишком много чернил и слиш-
ком мало экспериментальных усилий. Движение, причин-
ность, намерение, тождество, эквивалентность, время и
пространство суть категории, которым, скорее всего, со-
ответствует нечто первичное в психике новорожденного.
И вполне возможно, что некоторые первичные способно-
сти к категоризации определенного рода строятся, как
полагает Пиаже [65], на основе еще более первичных спо-
собностей. Чтобы понять, что нечто является причиной
чего-то, необходимо прежде всего существование категории
тождества, чтобы в процессе причинного взаимодействия
оба предмета могли представляться как остающиеся самими
собой. Первичные, или существующие до опыта, катего-
рии - предмет пристального внимания таких исследова-
телей инстинктивного поведения, как Лешли [51] и Тин-
берген [77],- еще ждут своего объяснения. В дальней-
шем мы условно будем считать их существование доказан-
ным. Что же касается вторичных, производных категорий,
используемых для классификации или идентификации
предметов, то их развитие связано с обучением. Это обу-
чение направлено на выделение признаков предметов, оп-
ределение их значения и использование решающих приз-
наков, или сигналов, с целью группировки объектов в рав-
ноценные классы. Оно характеризуется теми же черта-
ми, что и любое обучение различению с помощью призна-
ков, и ниже у нас еще будет возможность говорить об
этом.
Другая черта восприятия, помимо его категориального
характера, состоит в том, что оно в большей или меньшей
степени соответствует действительности. Эта особенность
ёйШиГР
3 r И
9656
восприятия обозначается как функция репрезентации ре-
альности. Содержание восприятия представляет внешний
мир - как некоторое сложное сообщение, которое можно,
однако, попять, несмотря на его возможные искажения.
Мы уже давно отказались от уподобительной теории вос-
приятия. Говоря о том, что восприятие представляет
действительность или соответствует ей, мы обычно имеем
в виду, что результаты восприятия можно более или ме-
нее точно предсказать. Это значит, что видимый нами
предмет можно также осязать и обонять и должно су-
ществовать некое соответствие, или конгруэнтность, меж-
ду тем, что мы видим, осязаем и обоняем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63