Теперь Марьотто стал синьором Монтекки.
Если тени тех, кто умер, не завершив свою миссию на земле, действительно посещают наш мир, тень Гаргано осталась в лесу, на тропе, и наблюдала возобновление вражды между Монтекки и Капуллетти, грозившей стать еще более ожесточенной, чем прежде.
Едва Пьетро убедился, что прыгать никак нельзя, карета замедлила ход. Они, похоже, останавливались. У Пьетро не было оружия, кроме костыля, который нашли и вернули ему солдаты Кангранде. Он стиснул свою «дополнительную ногу».
Ческо спал, но вдруг подскочил.
– Мы все еще едем?
– Останавливаемся, – отвечал Пьетро. – Ческо, говорят, ты хорошо умеешь прятаться. Скажи, здесь где-нибудь можно спрятаться?
Ческо взглянул на донну Катерину.
– Где бы ты спрятался, а, Франческо? – спросила Катерина. Мальчик покачал головой. – Уж конечно, ты нашел бы потайное местечко. Ты же умеешь. – Ческо широко улыбнулся и снова покачал головой.
– Позвольте мне, мадонна, – вмешался Данте. – Дитя, ты знаешь, где тут можно спрятаться?
Мальчик кивнул.
– Так почему же ты не… – начала Катерина.
Данте улыбнулся, несмотря на замешательство Катерины и Пьетро.
– Кажется, мадонна, он не хочет, чтобы вы видели потайное место.
– Боже мой! Нашел время!
– Вот именно, время, мадонна. Умоляю вас, не подсматривайте!
Катерина с досадой закрыла лицо руками.
Мальчик тотчас вскочил и согнал Пьетро с сиденья. Подняв подушку, он откинул деревянную крышку, за которой открывалось небольшое отделение, видимо, для багажа. Там обнаружились платье для верховой езды, пустой ночной горшок и принадлежности туалета для дамы, которая много путешествует. Ческо забрался внутрь и стал закрывать крышку. Пьетро придержал крышку, потому что увидел, как что-то сверкнуло. Протянув руку, он извлек кинжал.
– Там лучше, чем в пещере, – шепнул он, погладив Ческо по голове. – Сверху ничего не упадет.
Еще раз взглянув на Катерину и убедившись, что она не подсматривает, Ческо закрыл за собой крышку. Пьетро положил подушку на место и уселся, будто всегда там и сидел.
– Можно открыть глаза?
Получив разрешение, Катерина обвела взглядом карету. Пьетро указал на свое сиденье. Катерина только брови вскинула, недоумевая, как малыш вообще мог догадаться о существовании багажного отделения – ведь и крышка, и ручки были замаскированы искусной резьбой.
Карета остановилась. Они услышали, как грумы соскочили с козел и встали по обе стороны кареты, у дверей. Пьетро крепче сжал нож и крикнул:
– В чем дело?
– Проехать нельзя! На дорогу упало дерево! Придется послать за помощью.
– Тогда мы подождем здесь, – отвечал Пьетро. – Мы очень устали. Возьмите лошадей и скачите к Кангранде верхом.
– Нам нужно с вами поговорить! – возразил один из грумов. Именно его голос пленники все время слышали.
«А где же второй?»
Последовала пауза, во время которой Пьетро не нашелся что сказать. Грум продолжал:
– У нас приказ не оставлять ребенка одного.
– Он не один, он с нами! Оставьте нам меч, а сами езжайте. Все будет в порядке.
– Выйдите из кареты. Нам нужно поговорить.
Дело принимало скверный оборот. Пьетро решил испробовать другую тактику.
– Я не могу идти. Нога совсем не слушается.
– Тогда откройте дверь, и мы вам поможем выйти.
Видя, что Пьетро выдохся, Данте поспешил ему на помощь.
– Нет, ногу нельзя тревожить. А мальчик вообще спит. Езжайте!
Ответа не последовало. Пьетро глазами предложил Катерине пересесть на середину скамьи, подальше от обеих дверей, но, передумав, усадил ее на свое место. Сам он сел на освободившуюся скамью, в середину. Ему необходимо было пространство. Неизвестно, с какой стороны нападут грумы. Пьетро на их месте напал бы одновременно с обеих сторон. Он подвинулся к левой двери. Будет где размахнуться правой рукой. Тот, кто сунется в левую дверь, получит кинжалом в глаз. Тогда Пьетро сможет молниеносно развернуться и отбить атаку с другой стороны.
Он ждал, но нападающие почему-то медлили.
Кангранде и Морсикато скакали по дороге, разбрызгивая грязь. Кангранде прихватил факел, чтобы в темноте не пропустить свежие следы четырех колес. Впрочем, грязь была такая жидкая, что всякий след тотчас расплывался.
– Мы вот-вот их догоним! – крикнул доктор.
Кангранде придержал коня, давая Морсикато возможность поравняться с ним. В ожидании доктора он рассматривал деревья. Едва доктор приблизился, Кангранде воскликнул:
– Лучники!
И указал факелом вверх.
Морсикато задрал голову – и получил сильнейший удар по темени. Последнее, что он почувствовал, падая с коня, был запах паленых волос.
Под сиденьем Пьетро послышался шорох.
– Ческо! Перестань копошиться! – прошептала Катерина.
Шорох прекратился. Тишина становилась невыносимой. Шторы были спущены, но пленники знали, что грумы не ушли, – то и дело мрак разгонял неверный свет факела и на стенах кареты плясали тени.
Пьетро почувствовал запах дыма прежде, чем услышал треск.
– О нет!
– Что такое? – не понял Данте.
Катерина искала глазами источник дыма.
– Мерзавцы подожгли карету.
Дым сочился через дверь. Огонь разгорался быстрее, чем можно было предположить. Пьетро начал задыхаться.
– Они, наверно, плеснули на карету смолы, – прохрипел юноша. – Вот почему они так долго… – Он недоговорил, задохнулся, зашелся кашлем.
Делать было нечего, кроме как попытаться выскочить из кареты. Пьетро протянул отцу костыль, указывая на правую дверь, затем ногой открыл левую. Данте сжал костыль, Пьетро же ударил кинжалом воняющую смолой темноту в надежде отвлечь внимание убийц. Однако, если у грумов есть хоть капля мозгов на двоих, они не станут торчать в непосредственной близости от кареты, а подождут на расстоянии, пока звери побегут на ловца.
«Да, именно на этом построен их замысел».
Данте выбрался из кареты через правую дверь, а Катерина подняла крышку и позвала:
– Ческо!
Ответа не последовало.
Пьетро выскочил из кареты вслед за отцом и тяжело шлепнулся на землю. Отец был уже на ногах, он высоко поднял костыль, готовясь поразить врага насмерть. Пьетро встал с другой стороны двери. Все его мышцы были напряжены, легкие горели. Глаза жестоко слезились, и Пьетро не видел тени, надвигающейся из клубов дыма. Юноша вновь закашлялся и согнулся в приступе кашля пополам. Лишь это спасло Пьетро от меча, который прошел в пяди от его головы. Он перевел дух и ударил кинжалом наугад, попав в убийце в ляжку. Раненый упал, увлекая за собой Пьетро. Данте подскочил в ту же секунду. На голову грума посыпались жестокие удары. Убийца уже потерял сознание, а Данте все не мог остановиться.
Катерина тщетно шарила рукою в потайном отделении. Вот она с визгом отдернула руку – отделение тоже было объято пламенем. Кожа задымилась. Катерина кашляла, задыхалась – она не могла звать Ческо. Но не могла и бросить его. Она снова сунула обожженную руку под скамью, заставляя себя забыть о боли. Ее пальцы нащупали горящую солому, и на секунду ей показалось, что это волосы. Катерина ухватилась крепче, потянула, обожглась о раскаленный горшок. Горшок полетел в сторону. Катерина чувствовала запах собственной горящей плоти, но не прекращала поисков, разбрасывая солому, пока не нащупала дно кареты.
На дне никого не было.
Катерина услышала стук подков. Ей было все равно, друг или враг приближающийся всадник – она хотела лишь найти Ческо. Где же он, где? Где? Где?
Сквозь дым Пьетро с удивлением наблюдал, как отец его остервенело молотит грума костылем.
«Вот не ожидал такой ярости!»
Затем он увидел свет факела. Сверкнул меч. Рука, сжимавшая древко, целила топором в спину великого поэта. Пьетро не мог кричать, только хрипел. У него не было оружия. Он попытался встать, но тело наконец отказалось повиноваться. Все кончено. Он не в силах предотвратить смерть отца. Пьетро смотрел, как острие опускается все ниже.
Послышался лязг металла о металл. Оружие выпало из рук убийцы. Он обернулся вправо. Налетел порыв ветра, метнулась тень, и Пьетро разглядел изумление на лице грума.
– Синьор!
В следующую секунду меч разрубил лицо надвое.
Пьетро узнал и меч, и удар. Слава богу! Кангранде успел.
Очередной приступ кашля свалил Пьетро с ног. Юноша почувствовал, что чьи-то руки тащат его подальше от огня. Дышать стало легче. Пьетро перевернулся на спину и увидел отца, показывающего на карету. Срывающимся голосом Данте кричал что-то Кангранде в ухо. Кангранде бросился к горящей карете. Через секунду он появился из пламени с сестрой на руках. Катерина кричала и отбивалась, лягалась и царапалась. Рукав ее платья тлел, кисть левой руки, предплечье и плечо были обожжены, кожа вздулась волдырями, волосы растрепались и обгорели на концах. Кангранде опустил сестру на землю и стал катать ее, чтобы погасить пламя. Катерина кашляла и пыталась вернуться в карету, которая теперь представляла собой пылающий остов.
Кангранде пришлось применить силу. Он больно схватил Катерину за правое запястье.
– Кэт, вспомни о ребенке, которого носишь под сердцем! Успокойся, ради бога! Подумай о ребенке!
Катерина застонала и повалилась на землю, прижимая руки к животу, но не сводя глаз с кареты.
Кангранде приблизился к груму, которого бил Данте, чтобы проверить, жив ли мерзавец. Наверно, мерзавец был мертв, поскольку Кангранде поднял обмякшее тело, взвалил его на плечи и бросил в огонь. Так же он поступил со вторым грумом, которого прикончил лично. Затем склонился над сестрой; над Катериной уже нависли Пьетро и Данте. Спустя несколько минут Катерина заговорила.
– Его там не было. – Ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем произнести следующую фразу; впрочем, она лишь повторила свои слова: – Его там не было!
Данте покачал головой.
– Должно быть, он забился в самый дальний угол. Пьетро вытер лицо и глаза.
– Тогда почему он не издал ни звука?
– Это было удивительное дитя, – дрожащим голосом заключил поэт. – Синьор, примите мои соболезнования.
Данте стоял сбоку и немного позади Скалигера; в таком же положении находилась Катерина. Лишь Пьетро, сидевший на земле, видел лицо правителя Вероны. Юноша не верил своим глазам. В чертах Скалигера запечатлелась абсолютная, беспредельная…
Да, радость. Блаженство, восторг, успокоение, какие, должно быть, выражают лики ангелов, поющих осанну Господу. Однако Скалигер радовался смерти ребенка. Погиб его сын, кровь от крови его.
Позади послышалось хихиканье. Все резко обернулись. Из-за деревьев на дорогу вышел Ческо. Целый и невредимый, если не считать окончательно испорченного платья, мальчик счастливо улыбался, и факел озарял его улыбку.
Данте вытаращил глаза, из груди Катерины вырвался не то вопль радости, не то сдавленное рыдание, Пьетро уже не удивлялся. Он смотрел на Кангранде. Тот успел овладеть собою и придать лицу обычное выражение. Прищурившись, Кангранде поклонился мальчику, Ческо ответил учтивым поклоном и бросился к своей приемной матери, желая прижаться к ее ногам. Катерина слишком измучилась, чтобы скрывать восхищение, несомненно, заслуженное Ческо. Она обняла мальчика правой рукой и разрыдалась.
Позднее они поняли, что в спасении Ческо не было ничего сверхъестественного. В нижнем отделении кареты имелся люк, ведущий наружу. Через него можно было выбрасывать мусор или доставать багаж, не беспокоя пассажиров. Ческо, скорее всего, сразу же выбрался наружу. Люк также вполне объяснял, почему карета запылала в считаные секунды – грумы натаскали сырой соломы с крыши ближайшей лачуги и напихали этой соломы в багажное отделение. Катерина думала, что под скамьей копошится Ческо; на самом деле то были убийцы со своей соломой.
– Жаль, что они мертвы, – заметил Кангранде. – Можно было бы выяснить, кому они служат.
– Вы ведь и так знаете, мой господин, – прищурился Данте. Вдруг он понял, что слова его могут стать для Кангранде настоящим ударом. – Мне нелегко говорить, синьор… – начал поэт и поспешно изложил общие подозрения относительно Джованны да Свевиа.
Кангранде выслушал и отвернулся.
– Ваша точка зрения мне ясна. Кстати, я вспомнил! Морсикато! Он здесь неподалеку, без сознания. Разъяренные падуанцы напали на нас, когда мы спешили к вам на помощь. Морсикато получил удар по голове, и мне пришлось привязать его к крупу коня, чтобы довезти сюда. Может, он уже пришел в себя. Тогда пусть осмотрит твои ожоги, Кэт.
И Скалигер ускакал.
Теперь у них осталось две лошади, которых грумы предусмотрительно выпрягли из кареты, прежде чем устроить пожар, а также кони Кангранде и Морсикато. Пьетро ехал верхом, Катерина тоже, бесчувственного Морсикато перекинули через седло Данте, Кангранде вез Ческо. Они худо-бедно продвигались к Виченце.
Ехали молча. Все мысли Пьетро вертелись вокруг выражения лица Кангранде, когда он решил, что Ческо погиб. Ужасный, нечеловеческий восторг, запечатленный на этом лице, терзал душу Пьетро до самой Виченцы, так что юноша позабыл о своих физических терзаниях.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
Виченца, полночь, 22 мая 1317 года
Пьетро сидел на крыше палаццо да Ногарола, прислонившись к башенке, и смотрел на спящий город. Мокрые крыши Виченцы поблескивали под луною и звездами.
Он услышал колокольный звон. Полночь, стало быть. Столько всего случилось за сутки. Пьетро казалось, от первого луча солнца до наступления темноты он прожил целую жизнь. И в то же время, хотя перед его мысленным взором пробегали все события долгого дня, в ушах звучал только приглушенный детский голосок, сквозь слезы поющий бравую песню. Судьба бросила их друг к другу – Пьетро и Ческо; ни один из них не смог бы выжить без другого. Они были вместе, они все время разговаривали, пусть даже одними взглядами, или пели – и им удалось спастись от безумия. Такое впечатление, что они с Ческо провели под землей целую вечность, хотя на самом деле прошло не более часа. Воздуха оставалось на считаные минуты. Сможет ли он, Пьетро, когда-либо спокойно заснуть в обычной комнате, как все люди? Вот почему он выбрался на крышу.
Кангранде настоял на том, чтобы въехать в город без лишнего шума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93