– воскликнул Пьетро.
«Интересно, а почему ему не прислали кинжал? Может, он его просто не заметил?»
– Нам с Мари их на заказ сделали! – похвастался Капеселатро. – Но мы и о тебе не забыли. Держи. – И он вручил Пьетро такой же кинжал.
– Видишь, на одной стороне написано «Триумвират», – сказал Мари, – а на другой – имя владельца.
Действительно, на одном кинжале в руках Марьотто было вытравлено «Мари», на другом – «Тонио». На третьем кинжале красовалось «Пьетро».
– Прямо не знаю, что сказать. – «Хм, может, они ожидали более ярких проявлений восторга?»
– Скажи, что умеешь жонглировать!
И Мари и Антонио принялись метать кинжалы с завидной сноровкой. Со всех сторон послышались проклятия. Пьетро тоже метнул свой кинжал и едва не порезал руку, поймав кинжал Мари.
– Пожалуй, на следующий год надо попроситься выступать на Арене, – съязвил Мари. – То-то прославимся!
– Еще бы! К следующему году у нас останется три пальца на троих, – усмехнулся Пьетро, пригибаясь. – Смотри, куда бросаешь!
– Ты слышал, что сказала прорицательница? – Антонио схватил кинжал на лету и принялся раскачиваться, закатив глаза. – Вели-и-и-кая любовь! – завыл он. – Вас погубит любовь! Приходит же людям в голову такая чушь!
Марьотто хихикнул.
– А с чего ты взял, что она имела в виду любовь мужчины к женщине? Может, нас погубит любовь к сражениям?
– Или к поэзии, – прорычал Антонио.
– Или к вину, – предположил Пьетро.
– Ну, если так, мне бояться нечего. – Антонио вздохнул с облегчением. – Я предпочитаю пиво.
Марьотто фыркнул.
– Еще бы! Слушай, а ты часом не из Германии? Что-то ты не тянешь на итальянца, хотя бы даже из Капуи.
– Угадал, – кивнул Антонио. – Я тут шпионю для Великой империи, выясняю, кто годится для битвы. Уже доложил, что из всего клана Монтекки один только мессэр Гаргано еще хоть куда.
Они оказались во внешнем кольце Арены, под сводчатыми арками, и пристроились в хвосте процессии рыцарей, ждущих посвящения.
– У меня есть презлющая тетка в монастыре в Тревизо, – произнес Марьотто. – Пожалуй, твоему отцу, Пьетро, она бы пришлась по душе. Ее зовут Беатриче.
– Хватит с нас и одной, – отвечал Пьетро. Он объяснил, что со дня на день ждет сестру. – Отец называет ее Беатриче.
– Тогда, может, твой отец столковался бы с отцом Мари, – буркнул Антонио. – Глядишь, ты стал бы шурином Монтекки.
– Шурином? – опешил Пьетро.
– Не обращай на него внимания, – снова хихикнул Марьотто. – Просто он зол, потому что сегодня должен знакомиться со своей невестой.
– Не напоминай! – рявкнул Антонио.
– У Антонио есть невеста? – изумился Пьетро.
Марьотто бросил взгляд на кинжал.
– Тонио, у тебя мой кинжал. Отдай.
– И не подумаю, – буркнул Антонио, вспарывая воздух клинком. – А вот если ты еще раз ее помянешь, он будет твой, причем по самую рукоятку.
– Невеста, значит? – Пьетро стало очень весело.
– Да, невеста, и что с того? – взбеленился Капеселатро. – Отец решил меня женить. Сегодня я ее в первый раз увижу.
Марьотто веселился от души.
– В среду состоится помолвка. Будет торжественный ужин, поздравления и…
– И свежезаколотый Монтекки на десерт, – взревел Антонио.
Они оказались теперь в стойлах, прилегающих к Арене. Там их ждали боевые кони в полном снаряжении, с притороченными к седлам мечами и щитами. Церемония обещала быть пышной.
Пьетро подсадили. Уже сверху он спросил:
– Так кто твоя невеста? Небось какая-нибудь пожилая вдова?
Антонио не ответил, только смерил Пьетро мрачным взглядом.
– Она из Падуи, – продолжал веселиться Марьотто.
– Не может быть!
– Мало того, – Марьотто прямо-таки сиял, – она родственница да Каррары!
Пьетро стало не до смеха.
– Что ты сказал?
– Да-да, она – племянница этого ублюдка, – простонал Антонио. – Отец ходил к Капитану, и они решили, что лучше всего скрепить мир с Падуей браком. А поскольку у Кангранде нет родственников подходящего возраста, в подарок семейке Каррары приготовили меня.
– Это… это выгодный брак, – произнес Пьетро.
Он мало что знал о семье Антонио; ясно было одно – при их общественном положении заключить такой союз без помощи Кангранде не представлялось возможным. Капитан явно осыпает милостями семейство Капеселатро.
«Сколько же у них денег?»
Антонио сразу ощетинился.
– Не думай, что она слишком хороша для меня, – проворчал он, словно мысли Пьетро прочитал. – Не утруждай свои благородные мозги.
– Я ничего такого не сказал, – нахмурился Пьетро.
– Конечно, не сказал. Никто ничего такого не говорит. У тебя же все на лице написано. И у тебя тоже, Мари! – Он занес кулак, но в последний момент передумал. – Всем интересно, почему мы уехали из Капуи и как нажили капитал. А как другие наживают? Нами брезгуют, потому что мы богачи только в первом поколении. Мы деньги в рост даем. А как твои предки разбогатели, а, Марьотто? Не конокрадством ли? Что молчишь?
Со стороны Антонио это были жестокие и грубые слова; хуже того, это были слова правдивые. Монтекки, богатые и уважаемые землевладельцы, действительно разбогатели благодаря одному члену семьи, знаменитому конокраду. Даже девиз семьи, «Montibus in claris simper vivida fides», имел прямое отношение к этому роду занятий. Примерный перевод был – «Вера крепнет в горах». Выражение пошло от разбойников, молившихся, чтобы их не поймали с крадеными лошадьми.
Вокруг уже толпились молодые люди в пурпуре и серебре. Одни пытались шутить, чтобы скрыть волнение, другие нетерпеливо озирались.
– Забирай, – произнес Марьотто ровным голосом.
Но Антонио крепко обиделся.
– И не подумаю.
Марьотто уже собирался стукнуть Антонио по голове, но Пьетро направил коня прямо на них, держа костыль наперевес.
– Как вам не стыдно! Разве так полагается вести себя рыцарям?
Вид у Марьотто был кровожадный.
– Рыцарям полагается защищать свою честь!
– Тогда подумай о бесчестье, которое ждет твою семью, если тебя сегодня не посвятят в рыцари. Антонио, если тебе непременно нужно на кого-нибудь злиться, злись на меня. Извинись перед Марьотто, и закроем эту тему.
Остальные молодые люди уже собрались в туннеле, что вел на Арену.
– Прости меня, Мари, – мрачно произнес Антонио.
Марьотто выдержал паузу.
– Надо было дать тому типу насадить тебя на копье.
– Зря я тогда стащил тебя с лошади.
– Ты рухнул.
– Хорошо. Я рухнул.
– Во время Палио я тебя прикончу.
– Смотри сам раньше не кончись.
Марьотто поднял серебряный кинжал.
– Не забывай, у меня клинок с твоим именем.
– А у меня – с твоим, – парировал Капеселатро.
И перепалка пошла по второму кругу.
– Эй, вы двое, – снова вмешался Пьетро, – мое имя тоже вытравлено на клинке, но это еще ничего не значит.
– Да не волнуйся ты так, Пьетро, – сказал Мари.
Они ехали в хвосте колонны будущих рыцарей.
– Вот-вот, – подхватил Антонио. – А то еще поседеешь до времени.
Если и поседею, то по крайней мере не от попреков жены.
– В точку! – воскликнул Марьотто.
Антонио рассмеялся. В туннеле было темно и довольно тепло.
– Зато я не угодил в монахи. Пьетро, ты видел того бедолагу, что прислуживал епископу с аббатом?
Пьетро вспомнил молодого монаха со свеженькой тонзурой.
– Видел. И как его только угораздило?
– Может, он юношей предпочитает, – предположил Антонио. Ни Марьотто, ни Пьетро не решились бы высказать такое вслух. – Я же, хвала Господу, избежал монастыря. А с женой уж как-нибудь справлюсь.
– В женитьбе нет ничего плохого, – заметил Марьотто.
– А ты откуда знаешь?
– Я не знаю. Я просто хотел тебя подбодрить.
– Ну так попроси папочку найти тебе невесту, – ласково предложил Антонио. – Вместе и полезем под ярмо.
– Нет уж, спасибо. – Марьотто ударил себя кулаком в грудь. – Мне дорога свобода. Хочу, прежде чем жениться, немножко пожить в свое удовольствие.
– Спасибо, ты настоящий друг. – Антонио закатил глаза.
– Тише вы! – шикнул Пьетро.
Распорядитель дал сигнал выезжать на Арену и принялся наставлять молодых людей. Трое в хвосте туже затянули свои фарсетто.
– Я серьезно, Пьетро, – зашептал Антонио. – Отобедай сегодня с нами. Не хочу оставаться с ней наедине. Мари уже согласился.
– Хорошо, – шепотом пообещал Пьетро.
И они выехали на Арену под громкие аплодисменты. Февральское солнце стояло в зените.
Пятнадцать будущих рыцарей являли собой замечательное зрелище. Наряды их, в остальном совершенно одинаковые, отличались только перьями на шляпах. Не было двух одинаковых перьев – на одной шляпе полыхал круглый глаз павлиньего пера, на другой отливало изумрудом перо утиное…
Юноши въехали на Арену с запада, с противоположной от балкона Скалигера стороны, сделали два круга и остановились в самом центре Арены. Там они спешились и преклонили колени. Пьетро и то и другое стоило боли и усилий.
Звучным своим голосом Кангранде зачитал имена избранных. Когда он дошел до триумвиров, ему пришлось выдержать паузу – столь оглушительны были аплодисменты. Затем Кангранде велел кандидатам помолиться и огласил кодекс чести. Прежде всего он назвал три главных принципа – верность данному слову, порядочность, помощь Церкви и четыре категории нуждающихся в защите рыцаря – Церковь, вдов, сирот и притесняемых.
Вперед выступил епископ Франциск. С балкона он зачитал десять заповедей рыцаря:
– «Рыцарь должен верить всему, чему учит Церковь, и соблюдать все ее предписания. Рыцарь должен защищать Церковь. Рыцарь должен уважать слабых и служить им защитою. Рыцарь должен любить страну, в которой появился на свет. Рыцарь не должен отступать перед врагом. Рыцарь должен вести беспощадную войну против язычников. Рыцарь должен скрупулезно исполнять свои обязанности феодала, если только они не противоречат законом Божиим. Рыцарь никогда не лжет и всегда держит данное им слово. Рыцарь должен быть щедрым и великодушным по отношению к каждому человеку. Рыцарь должен везде и всюду сражаться на стороне добра и справедливости против зла и подлости». А теперь, – закончил епископ, – я буду по очереди называть ваши имена, а вы будете провозглашать каждый по два принципа из кодекса чести. Синьор Беллинцона, начинайте.
Боже. Пьетро никто не предупредил! В кодексе тридцать шесть принципов. Какие же выбрать? Этот выбор имел огромное значение – им определялась вся будущая жизнь Пьетро, начиная с сегодняшнего дня.
В начале строя юноша по фамилии Беллинцона, вскинув голову, воскликнул:
– Я посвящу свою жизнь борьбе за свободу, справедливость и добро! Я никогда не нанесу удара сзади!
Раздались аплодисменты.
Следующий кандидат провозгласил:
– Я буду вершить правосудие. Я приму смерть на поле битвы и встречу ее с честью.
Он назвал сразу три принципа! Умереть на поле битвы и встретить смерть с честью – два разных принципа, а не один. Пьетро подавил желание вмешаться и свершить правосудие уже сейчас, не дожидаясь посвящения.
– Клянусь бороться со злом во всех его проявлениях! Клянусь почитать женщин.
Очень выигрышные клятвы. Пьетро значился третьим с конца, за ним шли только Марьотто и Антонио. Конечно, он мог и повторить клятвы, которые уже называли, но это вызвало бы скептические ухмылки на трибунах. Нужно найти свои и только свои принципы – однако где гарантия, что, пока очередь дойдет до Пьетро, кто-нибудь уже их не провозгласит? Как-то не очень хотелось делать своим девизом слова вроде «Не допускать пыток» или «Демонстрировать безупречные манеры».
– Клянусь не нападать на безоружного врага! Клянусь сражаться честно!
Что и требовалось доказать. Еще два отличных принципа увели из-под носа.
– Клянусь всегда держать слово! Клянусь никогда не лгать!
Не может быть! Наверняка этот кандидат волнуется еще больше его, раз выбрал принцип «Никогда не лгать!»
– Клянусь не терять самообладания! Клянусь защищать интересы Капитана, Вероны, рыцарства!
Ловко он заменил императора на Капитана.
– Клянусь проявлять мужество в словах и поступках! Клянусь быть учтивым и предупредительным!
Не слишком подходящая клятва для воина. Пьетро внимательно слушал. То и дело звучали слова «честь», «мужество», «свобода» и «справедливость», поскольку многие клятвы частично совпадали. Один из юношей в отчаянии упомянул о пытках, чем вызвал хохот на трибунах.
Пьетро решил остановиться на двух клятвах – кажется, их еще не называли: «Всегда придерживаться своих принципов» и «Мстить за обиженных».
Он повторял клятвы про себя, как вдруг услышал их из уст очередного кандидата! Обе! Проклятье! Нужно было придумать еще две, да поскорее, а он отвлекся и не мог вспомнить, что говорили двое предыдущих юношей.
– Клянусь положить жизнь на служение Господу, Капитану и Вероне, а также всему, что они почитают священным!
Умный парень. Красиво соединил два принципа в один.
Настала очередь Пьетро. Он набрал в легкие побольше воздуха, вскинул голову и выкрикнул первые два принципа, что пришли на ум:
– Клянусь прожить жизнь с честью, чтобы перед смертью не о чем было жалеть! Клянусь защищать невинных!
Возгласы одобрения. Слава Богу! Пьетро вздохнул с облегчением и наклонил голову.
– Клянусь не предавать друзей, союзников и всех благородных людей! Клянусь никогда не вести двойную игру! – воскликнул Марьотто.
Опять возгласы одобрения – несмотря на то что «не вести двойную игру» очень походило на «не лгать».
Антонио, не наклоняя головы, шепнул:
– Что, уже заграбастал клятву о дружбе? Ну, спасибо.
Он вскинул голову, глядя на Марьотто, усмехнулся и провозгласил:
– Клянусь не использовать против врага оружия более сильного, чем его оружие, и не идти на хитрость в бою! Клянусь уважать людей, облеченных властью!
– Людей, облеченных властью? – скривился Марьотто.
– Заткнись, болван, – прошипел Антонио. – Я не тебя имел в виду.
– Вы оба, замолчите! Сейчас будет говорить Кангранде!
Скалигер жестом успокаивал трибуны. Когда аплодисменты стихли, он сделал серьезное лицо.
– Быть рыцарем – значит не просто владеть оружием и разбираться в искусстве боя. Человек, посвящаемый в рыцари, берет на себя обязательство стать мечом Господним в борьбе за справедливость на этой земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93