– Тогда давайте поскорее покончим с этим. – Кангранде поднялся. – В вашем распоряжении один час. Ступайте на Арену! – вскричал он.
Толпа взорвалась восторженными воплями. Меркурио, сидевший с остальными собаками в углу, бросился к хозяину. Пьетро тяжело дышал. Щенок лизнул ему ладонь, и Пьетро рассеянно погладил его, раздумывая, доживет ли до утра. Он слышал, как множество голосов выкрикивали его имя, по большей части вместе с пожеланиями удачи. Пьетро не отвечал. Все его внимание сосредоточилось на Марцилио да Карраре, ожесточенно спорившим со своим дядей. Не дослушав Гранде, Марцилио резко развернулся и зашагал прочь. Он быстро удалялся от своего врага, однако на полпути не забыл с мерзкой ухмылкой помахать Пьетро рукой.
«Ублюдок».
На плечо юноше опустилась тяжелая рука. Нервы у него были на пределе – он развернулся, подняв руки для защиты.
– О чем ты только думаешь, мальчик мой? – вполголоса спросил Данте.
Рядом с отцом возник Поко – глаза у него блестели – и сердитая девушка – лицо ее казалось знакомым. Пьетро прищурился и узнал выражение вечного неодобрения, свойственное его матери.
– Антония, ты?
Он потянулся, чтобы обнять сестру, однако она стряхнула его руки.
– Отвечай – тебя отец спрашивает! О чем ты думаешь? Ты что, хочешь испортить ему отношения с покровителем? Как ты посмел пойти против воли человека, который приютил нашего отца?
– Вполне обоснованное, хотя и ошибочное предположение, милая Беатриче, – пробормотал Данте, ласково погладив девушку по руке. – Я имел в виду вызов одному из самых искусных рыцарей в Италии, в то время как Пьетро едва держится на ногах без костыля.
– Я смогу, – заверил Пьетро. – Я пока способен бегать – я это вчера доказал.
– Если ты вздумал принести себя в жертву, остановить тебя не в моей власти. Скажи только, почему ты решил драться с Марцилио да Каррарой?
– Потому что Мари свалял дурака. Устроил-то все Каррара.
– Ты не сможешь его победить, – высказался Поко.
Пьетро глубоко вздохнул.
– Смогу, потому что я прав.
– Разве? – съязвил Данте.
– Да, он прав! – К ним подскочил Людовико Капуллетто и принялся трясти руку Пьетро. – Спасибо тебе, мальчик мой, спасибо! Чтобы такой благородный молодой человек принял нашу сторону! Кто скажет, что это ничего не значит?! Пусть теперь попробуют насмехаться над нами! Даже Капитан слова не скажет!
– Я бросил вызов Марцилио вовсе не в пику Кангранде, – осторожно проговорил Пьетро. – С Антонио обошлись несправедливо. И я знаю – все подстроил Каррара. Дуэлью я это докажу. Где Антонио?
– Здесь.
Тучный Капуллетто посторонился, пропуская сына. Антонио прохромал к Пьетро. Голос его звучал до странного мягко.
– Пьетро, я дам тебе все, что пожелаешь. Все, что имею.
– Да разве я из-за награды? Я просто делаю то, что считаю правильным.
Антонио поник головой.
– Черт. Прости. Я болван. – На глаза ему навернулись слезы. Он поднял костыль. – Я не могу… понять… почему… почему он так… Почему?
Возглас, с таким трудом вырвавшийся из уст Антонио, прояснил страшную правду. Нет, не предательство Джаноццы убило Антонио. Джаноцца – только женщина, к тому же едва знакомая. А вот Мари – лучший друг. Был.
Повисло неловкое молчание, и тут вмешалась сестра Пьетро. Она посоветовала Антонио направляться на Арену – ведь на своих костылях он не скоро до нее доберется. А Пьетро, добавила девушка, нужно еще экипироваться. Антонио покорно кивнул и вышел в сопровождении ворчащего отца и напыжившегося брата.
– Моя сестра права, – сказал Пьетро. – Мне еще нужно вооружиться.
– Ты не ответил на мой вопрос, – проговорил Данте.
– Какой вопрос?
– Ты уверен, что правильно поступаешь? Подумай о том, что случилось вчера вечером. Еще вчера днем эти два семейства были в самых дружеских отношениях. Сегодня они готовы перегрызть друг другу горло. А почему? Девушка всего лишь выполняла волю судьбы. Нет, Пьетро, во всем виновато имя, которым лучше было бы никогда не называть живых. Как знать, может, Монтекки и Капуллетти суждено враждовать вечно.
Пьетро покачал головой.
– Вечно я сражаться не смогу – только сегодня, сейчас.
– У тебя с этим падуанцем свои счеты, – проницательно заметил Данте. – Каррара уже лишил тебя способности бегать. Скажи, мой мальчик, неужели он стоит твоей жизни?
Прежде чем Пьетро успел ответить, вмешался старый Монтекки.
– Ваш сын прав. Я хочу, чтобы он об этом знал.
Все Алагьери обернулись. Гаргано Монтекки все еще сидел на скамье. Вид у него был смертельно усталый.
– Я понимаю, что вы имеете в виду, синьор Алагьери. Я понимаю также, что местом возрождения старой вражды станет место ее же гибели – то есть Арена. Разве не символично, что и вы, синьор Алагьери, снова здесь и сможете в своих трудах рассказать потомкам о предательском безрассудстве Монтекки и Капуллетти? – Гаргано поднялся. – Но сын ваш прав. Звезды определяют нашу судьбу, однако человек вправе по-своему понять предзнаменование. Кажется, вы об этом говорили. Мой сын выбрал свою дорогу – а значит, должен идти по ней. Мне остается только горевать. – Не зная, что еще сказать, Гаргано опустил ладонь на рукоять меча Пьетро. – Да пребудет с тобою Господь. – И с этими словами синьор Монтекки удалился.
Повисло напряженное молчание. Явился лакей, отвесил Пьетро поклон и сообщил, что послан Скалигером, чтобы помочь сиру Алагьери экипироваться. Пьетро взглянул на отца.
– Я должен идти. Присмотрите за Меркурио, отец.
Данте велел Джакопо помочь брату. Когда юноши в сопровождении лакея удалились, Антония стиснула локоть отца.
– Неужели это все? Что еще мы можем сделать?
– Мы можем молиться, милая Беатриче. Молиться – прочее в руках Господних.
И они ушли. В зале остались только двое. Игнаццио да Палермо и Теодоро Кадисский обсуждали слова Данте.
– Нужно составить гороскоп этого выдающегося молодого человека. Жизнь его в опасности.
– Составление гороскопа займет много времени. Сегодня на Арене гороскоп ему не поможет.
– Но вы согласны?
– Да. И все же кое-что лучше не открывать раньше времени. Единственное, что мы можем для него сегодня сделать, это присутствовать при дуэли.
И они направились к Арене.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
До заката оставалось не более получаса. Пьетро Алагьери ехал на свою первую – и, возможно, последнюю – дуэль.
Народу собралось даже больше, чем перед Палио. Весть о предстоящей дуэли непостижимым образом за час облетела весь город. Веронцы валом повалили на Арену. Развлечение предстояло хоть куда – тут вам и дела любовные, и политика, и личные счеты, и родовая вражда. Вдобавок противники накануне участвовали в скачках. Да еще раньше, в битве под Виченцей, Алагьери взял падуанца в плен.
Пьетро проехал через главные ворота, с западной стороны. У губ его клубился пар. На Пьетро были новые доспехи, что он получил к церемонии посвящения в рыцари. Юноша учел опыт, приобретенный на скачках, и оделся с таким расчетом, чтобы не взмокнуть во время поединка. Единственной теплой вещью на нем был плащ, который Пьетро намеревался сбросить перед боем.
Он ехал на боевом коне устрашающего вида. Конюх Скалигера не знал, как зовут чудовище, а у Пьетро не было времени, чтобы придумать ему кличку. Впрочем, значения это не имело. Потребовалось бы несколько недель, чтобы конь привык к новому имени. Пьетро было о чем подумать и без лошадиных кличек.
В соответствии с рыцарским кодексом безымянного коня вела под уздцы женщина. От нее же Пьетро следовало получить подарок, талисман для боя. На эту роль со скрипом согласилась Антония.
– Не так я себе представляла воссоединение семьи, – заметила девушка.
– Зато теперь надолго его запомнишь, – буркнул Пьетро.
– Имей в виду, если проиграешь, я плакать не буду.
– Просто обещай, что не станешь смеяться, если я окажусь в дураках.
– Тебе известно, что для гордецов в аду всегда найдется место?
– Не могу вспомнить, где я об этом читал.
Антония не сдержалась и хихикнула. Сняв с шеи шарф, она вручила его брату. Каждому рыцарю полагается талисман для боя из женских рук. Пьетро предпочел бы перчатку небезызвестной замужней дамы. Мерзавец Каррара наверняка заполучил перчатку Джаноццы.
Поко ехал на Канисе и чуть не лопался от гордости. Пьетро хотелось иметь в распоряжении опытного пажа, Поко же после забега еще еле ковылял. Однако когда он попросился в секунданты, у Пьетро не хватило духу отказать. Увидев, что Антония разматывает шарф, Поко возмутился.
– Империя, это же мой подарок!
– В том-то и дело, – съязвила Антония. – Шарф ужасный. Надеюсь, очень скоро он пропитается кровью Каррары, и тогда мне больше не придется его носить.
Поко скорчил рожу, Антония не осталась в долгу. Пьетро возвел очи горе.
Над головой Поко развевалось знамя новых Капуллетти, только утром полученное управляющим Людовико. Процессию завершали двое слуг, которые несли гроб для Пьетро – этого требовал обычай. Почти целый час перед дуэлью ушел на поиски плотника, у которого обнаружился бы готовый гроб, и Пьетро мутило от такого времяпрепровождения. Еще больше мутило его от мысли, что за гроб пришлось платить из собственного кармана – отец Антонио не пожелал размениваться по мелочам.
«Забудь про гроб. Думай о дуэли».
Пока Пьетро одевался для боя, к нему не заглянул только ленивый. Первым зашел Баилардино, затем Нико да Лоццо. Смазливый монашек брат Лоренцо явился по поручению епископа, дабы подготовить душу Пьетро к возможной скорой встрече с Господом. Также брат Лоренцо хотел попросить прощения.
– Мне очень жаль, сир, но я ничего не знал! Такая трогательная влюбленная пара! Мне и в голову не могло прийти, что все так обернется. Не следовало их венчать…
– Не стоит беспокоиться, – отвечал Пьетро, гадая, кто же перед кем извиняется.
– Я однажды видел дуэль, еще в… еще дома. Это было ужасно, и я поклялся никогда не участвовать в дуэлях. А теперь сам стал причиной смертоубийства!
– Вы тут ни при чем.
– Да, я не виноват, я только орудие. Его преосвященство велел мне выполнять все желания падуанцев…
– У меня мало времени, – перебил Пьетро.
– Тогда начнем, – сказал Лоренцо. Пьетро исповедался, и монашек со слезою в голосе пообещал за него молиться.
Единственным, кого не пожелал видеть Пьетро, был Марьотто. Заявив, что разговоры в такое время неуместны, Пьетро велел дворецкому отослать Монтекки. Дворецкий вернулся, когда Пьетро надевал ножные латы.
– Сир Монтекки сказал, что сожалеет о том, в какое положение вас поставил, и что понимает, почему вы поступаете так, как поступаете.
– Очень мило с его стороны.
Пьетро вдруг понял, что Мари думает, будто речь идет только о дуэли с да Каррарой, а свадьба ни при чем.
«Что, если Скалигер проигнорировал мою просьбу и мне придется драться с Марьотто? Разве я подниму на него руку? Вряд ли», – сам себе признался Пьетро.
Поко вздумал нацепить на брата все доспехи, до последней бляшки, и Пьетро, хоть и понимал пагубность такого подхода, не возражал. Доспехи защищают, пока ты верхом; стоит оказаться на земле, и неповоротливость в прямом смысле перевешивает все преимущества неуязвимости. Значит, надо постараться не упасть с коня. Ну не забавно ли – еще вчера Пьетро сомневался, что вообще когда-либо наденет подарок Скалигера.
«Меч будет висеть на стене, на почетном месте. Ему не суждено отведать вражеской крови».
Побольше везения – и все так бы и было.
Каррара уже красовался посреди Арены, верхом на боевом коне из конюшен Кангранде. Конь, серой масти, был такой огромный, что более походил на живую стену.
«По крайней мере, мы оба на чужих лошадях. Хоть тут без преимуществ».
Коня вела Джаноцца. В платье, сшитом для одной свадьбы и надетом на другую, она являла собой воплощение расцветающей женственности. Белая грудь едва заметно трепетала под корсажем, черные как смоль волосы растрепались – но лишь слегка, лишь для того, чтобы намекнуть: эта юная женщина только что поменяла ненавистную власть на желанную. Кто, положа руку на сердце, мог осудить Монтекки?
Каррара шепнул своей племяннице нечто игривое и пришпорил коня. Чтобы окончательно добить противника, гнусный падуанец нацепил алую ленту – знак победителя на скачках. Увидев, что Каррара приближается, Пьетро вполголоса сказал сестре:
– Тебе пора. Найди отца. Он там, на балконе. – И Пьетро вскинул подбородок в соответствующем направлении.
С минуту Антония раздумывала, каким бы напутствием подбодрить брата. Наконец она остановилась на «дай тебе боже сил» и вслед за Джаноццей прошла на балкон, где в первом ряду сидел Данте.
«По крайней мере, я выхлопотал ему хорошее место, с полным обзором», – усмехнулся Пьетро.
Он пришпорил коня, и тот поскакал наперерез падуанцу. Едва заметным, но безошибочным жестом коснувшись поводьев, Каррара дал дорогу.
– Как трогательно! На вид тебя не отличишь от настоящего рыцаря. И доспехи новехонькие! Небось первый раз напялил, вон, ни царапинки. Парадно-выходная пара! Пусть бы таковой и оставалась. Слушай, неужели ты и вправду готов распрощаться с головой из-за такой ерунды?
Пьетро ответил прежде, чем сообразил, что делать этого не стоило.
– Я готов раскроить тебе череп.
– Удачи. Да, кстати, – спасибо.
– Это еще за что?
– С самой битвы под Виченцей я мечтал с тобой поквитаться. С помощью девчонки я отомстил сразу обоим твоим дружкам, ты же пойдешь на десерт.
Пьетро показалось, что у него сейчас расшатаются зубы – так крепко он их стиснул.
– Рад быть полезным.
– Да, Пьераччо, вот еще что. Когда я тебя прикончу, я смогу заняться выполнением своего основного предназначения. Я смогу убить Большого Пса.
Пьетро знал, что мерзавец имеет в виду Кангранде, но живо представил падуанский башмак на шейке маленького Ческо. От ярости у него затряслись руки. Каррара это заметил, но понял по-своему.
– Да-да! – ухмыльнулся он. – А потом займусь его общедоступной сестрицей, этой девкой, по которой ты слюни пускаешь. Бьюсь об заклад, у этой суки от течки все юбки отсырели. То-то небось мерзнет по такой погоде!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93