https://wodolei.ru/brands/Keuco/
Возможно, это единственное, что еще имеет значение.
Но сначала надо написать Пьетро. Необходимо предупредить мальчика о том, что враг их снова вступил в игру.
Виченца, 17 августа 1316 года
В июне полномочия правителя Кремоны Кавалькабо перешли к Джиберто да Корреджио, заклятому врагу Скалигера; даже брак племянницы Корреджио с братом Баилардино не смягчил этой ненависти. Недовольные и встревоженные тем, что власть теперь у Корреджио, Скалигер и Пассерино Бонаццолси снова занялись войной на западе и осадили Кремону с земли и с воды. Джакопо ничуть не расстроился, что не попал в число участников кампании.
Некоторые, впрочем, весьма расстроились. Например, Баилардино расстроился до такой степени, что отказался воевать против новоиспеченного родственника. Джузеппе Морсикато, цирюльник, хирург и рыцарь, расстроился не меньше Баилардино: он рвался в Кальватоне, уверенный, что там его искусство пригодится. Нынче его покровитель не пошел на войну, так что Морсикато приходилось размениваться на врачевание тепловых ударов и похмелья.
В тот вечер в палаццо семейства Ногарола Морсикато пользовал юного оруженосца. Мальчик метался в жару; в силах Морсикато было только дать ему снотворное. Любимое снадобье Морсикато – сок из маковых зернышек и толченые семена конопли – погрузит мальчика в сон до тех пор, пока не наступит либо перелом в болезни, либо смерть.
Ночь обещала быть долгой, а Морсикато изрядно проголодался. Когда за ним прислали, жена его спала и потому не наказала служанке отнести ему поесть. Сам же Морсикато попросту забыл отдать подобное распоряжение – что было для него типично. Так всегда получалось – за неустанными трудами Морсикато редко вспоминал о собственных потребностях. Теперь, осмотрев мальчика и сделав для него все возможное на данный момент, доктор, лысеющий, с раздвоенной бородкой, направился в сторону кухни.
В течение двадцати минут Морсикато шарил по кухонным шкафам и поглощал все, что попадалось под руку; под конец попалась отличная холодная фазанья ножка и ломоть черствого хлеба. Морсикато стал искать чего-нибудь другого, кроме вина, чтобы запить сухарь, и был вознагражден бульоном, которого он похлебал из большой деревянной миски. Старый солдат Морсикато привык к подобной пище. Так кормили в походах, что вполне соответствовало ситуации: Морсикато лечил главным образом на поле битвы – не одной, так другой.
Именно после первого своего боя (господи, сколько же лет прошло!) Морсикато научился врачевать переломы, бинтовать головы и отпиливать конечности, которые иначе грозили гангреной. Его способность схватывать на лету, а также способность сдерживать рвоту при виде изуродованных тел были замечены, и Джузеппе отправили в Падую, изучать медицину. Примечательно, что даже в период обострения перманентной взаимной ненависти падуанцев и веронцев последние всегда могли приехать учиться медицине, буде у них случалась в том потребность. Врачей катастрофически не хватало, особенно умеющих лечить раны, полученные в бою. Морсикато повезло, что он одинаково хорошо владел мечом и исправлял последствия хорошего владения мечом.
«Я должен быть рядом со страждущим».
Он собрал остатки позднего ужина и стал подниматься из кухни в покои, ругая себя за то, что предался воспоминаниям. В первый раз его посвятили в рыцари отнюдь не за боевые заслуги. Морсикато по найму лечил солдат предыдущего императора Генриха и спас от смерти приемного сына одного из его приближенных. Впрочем, все знали, что спасенный мальчик – незаконный сын самого Генриха. В знак благодарности император посвятил Морсикато в рыцари ордена Святой Катерины на горе Синай. Вскоре Морсикато удостоился посвящения в рыцари уже от Кангранде, а там и членства в совете старейшин города Виченцы – в обоих случаях благодарить следовало уязвленное самолюбие. Таким образом, Морсикато нес на своих плечах бремя трех рыцарских орденов. И все за спасение незаконного сына незаконного правителя.
Морсикато перебирал в памяти свои заслуги, и мысли его незаметно перекинулись на наследников вообще. Затем на наследников престола. И наконец, на одного конкретного наследника, находящегося в этом доме.
И он решил проверить, как там маленький сорванец. Миновав дверь, за которой лежал в жару юный оруженосец, Морсикато пошел по коридору к комнате Ческо. Что-то было не так, однако доктору понадобилась целая секунда, чтобы понять: у дверей отсутствовал караульный. Закрытую дверь заливал лунный свет из стрельчатого окна в конце коридора.
На плиточном полу что-то блеснуло. Нет, не лужа. Так, несколько капель, не более.
Морсикато поставил блюдо со снедью в сторонке и огляделся. Оружие на стенах не висело – чертенок Ческо очень быстро научился его снимать. У Морсикато в распоряжении был только скальпель. Что ж, и он подойдет.
Морсикато приложил ухо к двери и услышал шорох, а затем шепот:
– Где же ты, мой щеночек? Давай выходи – позабавимся.
Тон был игривый. Капли на полу наводили совсем на другие мысли.
«Сколько же их тут, – думал Морсикато, – и куда они дели труп караульного?»
Морсикато мог, конечно, попробовать открыть дверь. Но малейший шум послужил бы злоумышленникам предупреждением, и Морсикато пришлось бы противостоять им в одиночку. В то же время большой шум сыграл бы ему на руку – ему, а не злоумышленникам. Отступив на шаг, он выставил вперед левое плечо и навалился изо всех сил.
Дверь с треском поддалась. Выставив вперед скальпель, Морсикато шагнул в комнату, поспешно оглядываясь по сторонам.
В комнате горел стеклянный фонарь. Именно фонарь был первым, что увидел Морсикато, – и, пожалуй, последним. На доктора направили клинок, он едва успел отскочить. Скалигер бы на месте Морсикато увернулся, или отразил удар своим мечом, или продемонстрировал еще какое чудо ловкости. Морсикато же просто избежал вскрытия, ударившись поясницей о стол, и упал на копчик. Он успел забраться под стол прежде, чем был нанесен второй удар. Вопя: «Aiuto! Aiuto!» доктор отчаянно лягался, так что у злоумышленника немало сил уходило на прыжки. Необходимо было продержаться до тех пор, пока в палаццо не поднимется тревога.
В ушах загрохотало, и стол взлетел в воздух. Злоумышленник был не один: его помощник поднял стол, и Морсикато получил удар по голове. Морсикато сделал выпад и наугад вонзил скальпель. Он почувствовал толчок, когда скальпель вошел в живую плоть. «Второй» пнул доктора – рука его со скальпелем судорожно дернулась, и скальпель повернулся в ране. «Первый» взвыл и повалился на доктора. Они начали бороться, в то время как «второй» пинал их обоих ногами.
В отдалении Морсикато услышал шум шагов – множество людей спешили на его зов. Значит, он все-таки перебудил всех своими воплями. Злоумышленники оставили Морсикато и бросились к открытому окну. Доктор рванулся было за ними, но один из мерзавцев свалил фонарь, масло разлилось, и на полу заплясало пламя. Морсикато пришлось отступить. Сорвав со стены гобелен, он принялся тушить огонь. В одно мгновение доктор оказался в непроглядной тьме.
Но ненадолго. В свете факелов, проникшем из коридора, на стене заколыхались тени. Через секунду в комнате стало не протолкнуться из-за вооруженных до зубов людей – явились двое рыцарей с мечами, несколько слуг с ночными горшками и паж с палашом больше собственного роста.
Вперед, растолкав всех, вышел Баилардино. Лицо его выражало отвращение.
– Что, черт подери, происходит? Что он еще натворил?
– Двое… – задыхаясь, вымолвил Морсикато. – Караульный убит… Я пытался…
Баилардино немедля сменил тон.
– Огня! – закричал он.
В свете принесенного факела стало ясно, что комнату перевернули вверх дном.
– Вот черт!
Баилардино велел немедля прочесать внутренний двор и ближайшие улицы. Рыцари и паж бросились выполнять поручение, на ходу перераспределяя его между мужской прислугой. Таким образом, через несколько минут из палаццо высыпала целая ватага. Зажгли еще несколько ламп, и Морсикато попытался определить меру разрушений.
Комната была перевернута вверх дном, однако отнюдь не в результате короткой схватки. Нет, двое злоумышленников тихо и методично обшаривали каждый уголок. Они что-то искали. Или кого-то.
Весь дрожа, Морсикато потянулся к детской кроватке. Он не заметил, что задерживает дыхание, пока воздух со свистом не стал вырываться из его груди. Морсикато взглянул на Баилардино.
– Видите?
– Что это?
Простыни и соломенный матрац были изрублены в клочья. Никакой крови. Никаких останков. Никаких намеков на то, что ребенок находился в кроватке.
– Где он?!
Вопль раздался из дверного проема. Катерина делла Скала в длинной ночной сорочке, с распущенными волосами, освобожденными на ночь от сетки, являла собой великолепное зрелище. Являла ровно до тех пор, пока наблюдатель не замечал, что лицо ее серо, как вчерашний пепел. Одним прыжком она оказалась возле развороченной кроватки. В глазах Катерины набухали слезы. Кисти рук слегка дрожали.
– Где он?
– Похищением здесь и не пахнет, – произнес Баилардино, поймав на лету перышко. – В первый момент они спутали его с подушкой.
Катерина уже и сама все поняла.
– Значит, он спрятался.
Морсикато оглядел детскую.
– Если он спрятался, значит, к тому моменту, когда я им помешал, они не успели его найти. Он должен быть где-то здесь.
Взрослые в который раз осматривали комнату, полагаясь на свою взрослую логику – слева направо и справа налево. Они не представляли, где здесь мог притаиться ребенок.
– Не сквозь землю же он провалился? – воскликнул Морсикато.
Сверху послышался сдавленный смешок.
Все как один задрали головы. Поставив одну ногу на кроватку, Морсикато уцепился за деревянную балку. Крякнув, он подтянулся на руках. Баилардино сцепил кисти рук, чтобы у доктора была опора, и стал поднимать его, пока раздвоенная бородка не затряслась над балкой.
На доктора уставились золотисто-зеленые глаза.
– Привет.
– Привет, Ческо, – со вздохом отвечал Морсикато.
Он окинул собравшихся взглядом триумфатора и тут же обнаружил, что его используют как лестницу. Ческо ступил сначала на голову Морсикато, затем на плечи, а оттуда прыгнул и шлепнулся на изрубленный матрац.
Каким образом он забрался на балку, выяснить так никому и не удалось. Ясно было одно: услышав за дверью шорох шагов, Ческо спрятался в самом безопасном месте и сидел тихо, как мышь, пока злодеи обшаривали комнату. Балка была шире, чем крохотное тельце мальчика, и полностью скрывала его.
Сидя среди соломы, перьев и клочьев ткани, двухлетний Ческо улыбался своей приемной матери. Если бы не следы слез на его личике, можно было бы сказать, что ночное происшествие никак не повлияло на мальчика.
– Вот он я, донна.
Катерина не бросилась обнимать Ческо. Взгляд ее оставался холоден, голос ровен. Все следы волнения и ужаса исчезли в мгновение ока.
– Так вот где ты прятался, когда я тебя искала. Что ж, запомню место, куда только обезьяны и могут забираться, но никак не люди.
Ческо моментально сник. Катерина протянула ему руку.
– Пойдем. Поскольку ты вверх дном перевернул свою комнату, придется тебе сегодня спать в детской, как маленькому.
Ческо просиял. В детской спал его молочный брат. Сам же Ческо бывал замечен в приличном поведении, лишь когда оказывался рядом с маленьким сыном Катерины. Поэтому взрослые старались, чтобы мальчики как можно больше времени проводили вместе.
Уже в дверях Катерина обернулась к мужу.
– Я напишу Франческо.
– Меня зовут Ческо, – напомнил мальчик.
– Тише.
Катерина увела ребенка, а Баилардино и Морсикато остались осматривать комнату.
– Она понимает, что все это значит? – спросил доктор.
– Она понимает побольше нас с вами. Пойду-ка я лучше поищу, где они спрятали караульных. Надеюсь, они живы, только ранены.
Морсикато вышел из комнаты вместе с Баилардино.
– Они говорили с акцентом, – припомнил доктор. – Правда, я не понял, с каким именно – первый раз такой слышал.
– Час от часу не легче. Значит, враг теперь нанимает убийц среди чужеземцев.
Однако мысли доктора уже перекинулись на Катерину: он стал прикидывать, что она напишет Кангранде.
Тон письма немало удивил бы доктора. Катерина использовала шифр, известный только детям своего отца, коих осталось трое. Описав события этого вечера, она добавила коду, которая доказывала, что Катерина пришла к тому же выводу, что и доктор:
«Ставки в твоей игре изменились. На сей раз они не пытались похитить Ческо. Они, похоже, хотели его убить. Пожалуй, время тайн, которыми ты так упиваешься, прошло. На будущий год ему исполнится три, а тебе известно, что сказано в гороскопе. Если ты знаешь, кто угрожает будущему Борзого Пса, ты должен принять все меры, какие сочтешь необходимыми, чтобы остановить этих людей».
Ответ, лаконичный, что было характерно для Кангранде, пришел через три дня:
«У меня нет доказательств, а без них я не могу предъявить обвинение. Если хочешь видеть мальчика живым, удвой или утрой охрану. Впрочем, можешь довериться звездам. Ты ведь всегда советовала мне сделать именно это».
Прочитав письмо, Катерина скомкала его и швырнула в огонь.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Равенна, 15 мая 1317 года
Майское солнце золотило волны реки Рубикон. Пьетро запустил руку в переметную суму, что болталась на боку у Каниса, и извлек кусок сыра. О, сегодня настоящая идиллия. Погода великолепная. Пьетро возвращался из Римини, с лекции, и по пути обдумывал, услышанное. Ему казалось, что профессор совершенно прав: в современном мире беззаконий полно, а хороших судей раз-два и обчелся. «В наше время, – говорил профессор студентам, расположившимся на скамьях под открытым небом, – справедливость необходима как никогда прежде. Если миру нужны рыцари, чтобы защищать законы, разве ему не нужны судьи и адвокаты, чтобы решать, каковы эти законы и для чего они придуманы? Судьи важнее рыцарей, поскольку, в конце концов, именно судья определяет, что есть справедливость».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Но сначала надо написать Пьетро. Необходимо предупредить мальчика о том, что враг их снова вступил в игру.
Виченца, 17 августа 1316 года
В июне полномочия правителя Кремоны Кавалькабо перешли к Джиберто да Корреджио, заклятому врагу Скалигера; даже брак племянницы Корреджио с братом Баилардино не смягчил этой ненависти. Недовольные и встревоженные тем, что власть теперь у Корреджио, Скалигер и Пассерино Бонаццолси снова занялись войной на западе и осадили Кремону с земли и с воды. Джакопо ничуть не расстроился, что не попал в число участников кампании.
Некоторые, впрочем, весьма расстроились. Например, Баилардино расстроился до такой степени, что отказался воевать против новоиспеченного родственника. Джузеппе Морсикато, цирюльник, хирург и рыцарь, расстроился не меньше Баилардино: он рвался в Кальватоне, уверенный, что там его искусство пригодится. Нынче его покровитель не пошел на войну, так что Морсикато приходилось размениваться на врачевание тепловых ударов и похмелья.
В тот вечер в палаццо семейства Ногарола Морсикато пользовал юного оруженосца. Мальчик метался в жару; в силах Морсикато было только дать ему снотворное. Любимое снадобье Морсикато – сок из маковых зернышек и толченые семена конопли – погрузит мальчика в сон до тех пор, пока не наступит либо перелом в болезни, либо смерть.
Ночь обещала быть долгой, а Морсикато изрядно проголодался. Когда за ним прислали, жена его спала и потому не наказала служанке отнести ему поесть. Сам же Морсикато попросту забыл отдать подобное распоряжение – что было для него типично. Так всегда получалось – за неустанными трудами Морсикато редко вспоминал о собственных потребностях. Теперь, осмотрев мальчика и сделав для него все возможное на данный момент, доктор, лысеющий, с раздвоенной бородкой, направился в сторону кухни.
В течение двадцати минут Морсикато шарил по кухонным шкафам и поглощал все, что попадалось под руку; под конец попалась отличная холодная фазанья ножка и ломоть черствого хлеба. Морсикато стал искать чего-нибудь другого, кроме вина, чтобы запить сухарь, и был вознагражден бульоном, которого он похлебал из большой деревянной миски. Старый солдат Морсикато привык к подобной пище. Так кормили в походах, что вполне соответствовало ситуации: Морсикато лечил главным образом на поле битвы – не одной, так другой.
Именно после первого своего боя (господи, сколько же лет прошло!) Морсикато научился врачевать переломы, бинтовать головы и отпиливать конечности, которые иначе грозили гангреной. Его способность схватывать на лету, а также способность сдерживать рвоту при виде изуродованных тел были замечены, и Джузеппе отправили в Падую, изучать медицину. Примечательно, что даже в период обострения перманентной взаимной ненависти падуанцев и веронцев последние всегда могли приехать учиться медицине, буде у них случалась в том потребность. Врачей катастрофически не хватало, особенно умеющих лечить раны, полученные в бою. Морсикато повезло, что он одинаково хорошо владел мечом и исправлял последствия хорошего владения мечом.
«Я должен быть рядом со страждущим».
Он собрал остатки позднего ужина и стал подниматься из кухни в покои, ругая себя за то, что предался воспоминаниям. В первый раз его посвятили в рыцари отнюдь не за боевые заслуги. Морсикато по найму лечил солдат предыдущего императора Генриха и спас от смерти приемного сына одного из его приближенных. Впрочем, все знали, что спасенный мальчик – незаконный сын самого Генриха. В знак благодарности император посвятил Морсикато в рыцари ордена Святой Катерины на горе Синай. Вскоре Морсикато удостоился посвящения в рыцари уже от Кангранде, а там и членства в совете старейшин города Виченцы – в обоих случаях благодарить следовало уязвленное самолюбие. Таким образом, Морсикато нес на своих плечах бремя трех рыцарских орденов. И все за спасение незаконного сына незаконного правителя.
Морсикато перебирал в памяти свои заслуги, и мысли его незаметно перекинулись на наследников вообще. Затем на наследников престола. И наконец, на одного конкретного наследника, находящегося в этом доме.
И он решил проверить, как там маленький сорванец. Миновав дверь, за которой лежал в жару юный оруженосец, Морсикато пошел по коридору к комнате Ческо. Что-то было не так, однако доктору понадобилась целая секунда, чтобы понять: у дверей отсутствовал караульный. Закрытую дверь заливал лунный свет из стрельчатого окна в конце коридора.
На плиточном полу что-то блеснуло. Нет, не лужа. Так, несколько капель, не более.
Морсикато поставил блюдо со снедью в сторонке и огляделся. Оружие на стенах не висело – чертенок Ческо очень быстро научился его снимать. У Морсикато в распоряжении был только скальпель. Что ж, и он подойдет.
Морсикато приложил ухо к двери и услышал шорох, а затем шепот:
– Где же ты, мой щеночек? Давай выходи – позабавимся.
Тон был игривый. Капли на полу наводили совсем на другие мысли.
«Сколько же их тут, – думал Морсикато, – и куда они дели труп караульного?»
Морсикато мог, конечно, попробовать открыть дверь. Но малейший шум послужил бы злоумышленникам предупреждением, и Морсикато пришлось бы противостоять им в одиночку. В то же время большой шум сыграл бы ему на руку – ему, а не злоумышленникам. Отступив на шаг, он выставил вперед левое плечо и навалился изо всех сил.
Дверь с треском поддалась. Выставив вперед скальпель, Морсикато шагнул в комнату, поспешно оглядываясь по сторонам.
В комнате горел стеклянный фонарь. Именно фонарь был первым, что увидел Морсикато, – и, пожалуй, последним. На доктора направили клинок, он едва успел отскочить. Скалигер бы на месте Морсикато увернулся, или отразил удар своим мечом, или продемонстрировал еще какое чудо ловкости. Морсикато же просто избежал вскрытия, ударившись поясницей о стол, и упал на копчик. Он успел забраться под стол прежде, чем был нанесен второй удар. Вопя: «Aiuto! Aiuto!» доктор отчаянно лягался, так что у злоумышленника немало сил уходило на прыжки. Необходимо было продержаться до тех пор, пока в палаццо не поднимется тревога.
В ушах загрохотало, и стол взлетел в воздух. Злоумышленник был не один: его помощник поднял стол, и Морсикато получил удар по голове. Морсикато сделал выпад и наугад вонзил скальпель. Он почувствовал толчок, когда скальпель вошел в живую плоть. «Второй» пнул доктора – рука его со скальпелем судорожно дернулась, и скальпель повернулся в ране. «Первый» взвыл и повалился на доктора. Они начали бороться, в то время как «второй» пинал их обоих ногами.
В отдалении Морсикато услышал шум шагов – множество людей спешили на его зов. Значит, он все-таки перебудил всех своими воплями. Злоумышленники оставили Морсикато и бросились к открытому окну. Доктор рванулся было за ними, но один из мерзавцев свалил фонарь, масло разлилось, и на полу заплясало пламя. Морсикато пришлось отступить. Сорвав со стены гобелен, он принялся тушить огонь. В одно мгновение доктор оказался в непроглядной тьме.
Но ненадолго. В свете факелов, проникшем из коридора, на стене заколыхались тени. Через секунду в комнате стало не протолкнуться из-за вооруженных до зубов людей – явились двое рыцарей с мечами, несколько слуг с ночными горшками и паж с палашом больше собственного роста.
Вперед, растолкав всех, вышел Баилардино. Лицо его выражало отвращение.
– Что, черт подери, происходит? Что он еще натворил?
– Двое… – задыхаясь, вымолвил Морсикато. – Караульный убит… Я пытался…
Баилардино немедля сменил тон.
– Огня! – закричал он.
В свете принесенного факела стало ясно, что комнату перевернули вверх дном.
– Вот черт!
Баилардино велел немедля прочесать внутренний двор и ближайшие улицы. Рыцари и паж бросились выполнять поручение, на ходу перераспределяя его между мужской прислугой. Таким образом, через несколько минут из палаццо высыпала целая ватага. Зажгли еще несколько ламп, и Морсикато попытался определить меру разрушений.
Комната была перевернута вверх дном, однако отнюдь не в результате короткой схватки. Нет, двое злоумышленников тихо и методично обшаривали каждый уголок. Они что-то искали. Или кого-то.
Весь дрожа, Морсикато потянулся к детской кроватке. Он не заметил, что задерживает дыхание, пока воздух со свистом не стал вырываться из его груди. Морсикато взглянул на Баилардино.
– Видите?
– Что это?
Простыни и соломенный матрац были изрублены в клочья. Никакой крови. Никаких останков. Никаких намеков на то, что ребенок находился в кроватке.
– Где он?!
Вопль раздался из дверного проема. Катерина делла Скала в длинной ночной сорочке, с распущенными волосами, освобожденными на ночь от сетки, являла собой великолепное зрелище. Являла ровно до тех пор, пока наблюдатель не замечал, что лицо ее серо, как вчерашний пепел. Одним прыжком она оказалась возле развороченной кроватки. В глазах Катерины набухали слезы. Кисти рук слегка дрожали.
– Где он?
– Похищением здесь и не пахнет, – произнес Баилардино, поймав на лету перышко. – В первый момент они спутали его с подушкой.
Катерина уже и сама все поняла.
– Значит, он спрятался.
Морсикато оглядел детскую.
– Если он спрятался, значит, к тому моменту, когда я им помешал, они не успели его найти. Он должен быть где-то здесь.
Взрослые в который раз осматривали комнату, полагаясь на свою взрослую логику – слева направо и справа налево. Они не представляли, где здесь мог притаиться ребенок.
– Не сквозь землю же он провалился? – воскликнул Морсикато.
Сверху послышался сдавленный смешок.
Все как один задрали головы. Поставив одну ногу на кроватку, Морсикато уцепился за деревянную балку. Крякнув, он подтянулся на руках. Баилардино сцепил кисти рук, чтобы у доктора была опора, и стал поднимать его, пока раздвоенная бородка не затряслась над балкой.
На доктора уставились золотисто-зеленые глаза.
– Привет.
– Привет, Ческо, – со вздохом отвечал Морсикато.
Он окинул собравшихся взглядом триумфатора и тут же обнаружил, что его используют как лестницу. Ческо ступил сначала на голову Морсикато, затем на плечи, а оттуда прыгнул и шлепнулся на изрубленный матрац.
Каким образом он забрался на балку, выяснить так никому и не удалось. Ясно было одно: услышав за дверью шорох шагов, Ческо спрятался в самом безопасном месте и сидел тихо, как мышь, пока злодеи обшаривали комнату. Балка была шире, чем крохотное тельце мальчика, и полностью скрывала его.
Сидя среди соломы, перьев и клочьев ткани, двухлетний Ческо улыбался своей приемной матери. Если бы не следы слез на его личике, можно было бы сказать, что ночное происшествие никак не повлияло на мальчика.
– Вот он я, донна.
Катерина не бросилась обнимать Ческо. Взгляд ее оставался холоден, голос ровен. Все следы волнения и ужаса исчезли в мгновение ока.
– Так вот где ты прятался, когда я тебя искала. Что ж, запомню место, куда только обезьяны и могут забираться, но никак не люди.
Ческо моментально сник. Катерина протянула ему руку.
– Пойдем. Поскольку ты вверх дном перевернул свою комнату, придется тебе сегодня спать в детской, как маленькому.
Ческо просиял. В детской спал его молочный брат. Сам же Ческо бывал замечен в приличном поведении, лишь когда оказывался рядом с маленьким сыном Катерины. Поэтому взрослые старались, чтобы мальчики как можно больше времени проводили вместе.
Уже в дверях Катерина обернулась к мужу.
– Я напишу Франческо.
– Меня зовут Ческо, – напомнил мальчик.
– Тише.
Катерина увела ребенка, а Баилардино и Морсикато остались осматривать комнату.
– Она понимает, что все это значит? – спросил доктор.
– Она понимает побольше нас с вами. Пойду-ка я лучше поищу, где они спрятали караульных. Надеюсь, они живы, только ранены.
Морсикато вышел из комнаты вместе с Баилардино.
– Они говорили с акцентом, – припомнил доктор. – Правда, я не понял, с каким именно – первый раз такой слышал.
– Час от часу не легче. Значит, враг теперь нанимает убийц среди чужеземцев.
Однако мысли доктора уже перекинулись на Катерину: он стал прикидывать, что она напишет Кангранде.
Тон письма немало удивил бы доктора. Катерина использовала шифр, известный только детям своего отца, коих осталось трое. Описав события этого вечера, она добавила коду, которая доказывала, что Катерина пришла к тому же выводу, что и доктор:
«Ставки в твоей игре изменились. На сей раз они не пытались похитить Ческо. Они, похоже, хотели его убить. Пожалуй, время тайн, которыми ты так упиваешься, прошло. На будущий год ему исполнится три, а тебе известно, что сказано в гороскопе. Если ты знаешь, кто угрожает будущему Борзого Пса, ты должен принять все меры, какие сочтешь необходимыми, чтобы остановить этих людей».
Ответ, лаконичный, что было характерно для Кангранде, пришел через три дня:
«У меня нет доказательств, а без них я не могу предъявить обвинение. Если хочешь видеть мальчика живым, удвой или утрой охрану. Впрочем, можешь довериться звездам. Ты ведь всегда советовала мне сделать именно это».
Прочитав письмо, Катерина скомкала его и швырнула в огонь.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Равенна, 15 мая 1317 года
Майское солнце золотило волны реки Рубикон. Пьетро запустил руку в переметную суму, что болталась на боку у Каниса, и извлек кусок сыра. О, сегодня настоящая идиллия. Погода великолепная. Пьетро возвращался из Римини, с лекции, и по пути обдумывал, услышанное. Ему казалось, что профессор совершенно прав: в современном мире беззаконий полно, а хороших судей раз-два и обчелся. «В наше время, – говорил профессор студентам, расположившимся на скамьях под открытым небом, – справедливость необходима как никогда прежде. Если миру нужны рыцари, чтобы защищать законы, разве ему не нужны судьи и адвокаты, чтобы решать, каковы эти законы и для чего они придуманы? Судьи важнее рыцарей, поскольку, в конце концов, именно судья определяет, что есть справедливость».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93