Ну ничего, на Морсикато свет клином не сошелся. Не бойтесь, граф, мы доставим вас к другому врачу. И глазом не успеете моргнуть, как снова будете на ногах и еще немало неприятностей нам доставите. – Кангранде похлопал графа по плечу, словно непослушного ребенка, поранившегося по собственному неразумению. Затем поднялся, приблизился к своему коню и явно собрался уезжать. У сестры его был такой вид, точно она проглотила лягушку, однако она ни словом не отреагировала на намерение брата.
– Подождите, – прохрипел граф. – А как же мальчик?
– Какой мальчик? Пьетро? Он поправился. Немного прихрамывает, но сегодня надел доспехи и со своим отрядом задал жару падуанцам. Нечасто видишь такую доблесть. Пьетро – воплощение рыцарского духа; впрочем, таким он и должен быть – ведь это я посвятил его в рыцари. А теперь извините, граф, у меня дела.
Большая кровопотеря дала о себе знать – граф разразился криком:
– Нет! Не Алагьери. Мальчик – ее мальчик, ваш сын. Франческо. – Граф перевел дух. – Пошлите гонцов в палаццо, о великий Скалигер. Вы увидите, что ваше сокровище похитили у вас из-под носа.
Кангранде вскинул брови.
– Так вы о Патино? Мой милый граф, неужели вы действительно считаете нас такими глупцами? Разве вы меня не слушали? Я же сказал: тут Пьетро. Именно Пьетро два года назад помешал Патино похитить ребенка, и у него прекрасная память. Он узнал вашего агента и сразу же сообщил обо всем моей сестре. За вашим агентом всю ночь следили пять пар глаз. Граф, вы меня просто разочаровали – додуматься поручить столь дерзкий план такому человеку, как Патино!
– Ничего не поделаешь, приходится довольствоваться тем, что под рукой, – промолвил граф. Лицо его выражало напряженную работу мысли.
«Конечно, они не выяснили, кто такой на самом деле Патино…»
– И не говорите, – рассмеялся Кангранде. – К счастью, у меня под рукой всегда то, что нужно. Пьетро сразу просек, что Патино вздумал скрыться с воспитанником моей сестры.
– Выходит, вы не признаете ребенка?
Кангранде расхохотался во все горло. Утирая слезы, он произнес:
– Знаете, граф, мне еще никто такого не говорил! Вы первый! Больше никто не посмел. Пожалуй, я даже когда-нибудь открою вам этот секрет. С другой стороны, разве человек, доверивший столь важное дело Патино, достоин секрета? Граф, как вы могли? Ведь план-то наверняка был хорош, пока за дело не взялся Патино! Одному богу известно, куда он направился.
Винчигуерра уже открыл рот, чтобы ответить, но вовремя спохватился.
– Так вы его не поймали, верно? – рассмеялся Сан-Бонифачо. Он увидел, как сжалась Катерина, и понял, что не ошибся. – Прекрасно! Отличная работа! Синьор, я просто снимаю перед вами шляпу! – И граф действительно потянулся к воображаемой шляпе.
Секундой позже его смех сменился душераздирающим воплем – Катерина вонзила узкий носок башмака в рану на ноге графа, на поверку не такой уж и онемевшей.
– Ваш агент получил не только ваши деньги, но и моего единственного сына. Я хочу, чтобы обоих мальчиков вернули; иначе, граф, предупреждаю, я ни перед чем не остановлюсь. – В голосе Катерины слышалась двойная порция ненависти – собственной и тщательно скрытой братниной – и в то же время спокойствие, которое было страшнее всякой ненависти. Катерина не любила пустых угроз.
Она убрала ногу, и граф перевел дух.
– Светлейшая мадонна, ваши угрозы ничего не стоят. Жизнь уходит из меня по капле, с каждым вдохом и каждым выдохом. Еще день, от силы два – и я отправлюсь в лучший мир. Вопрос лишь в том, как я умру. Какая разница, застанет ли меня смерть во дворце на подушках или в вашей тюрьме, где тиски для пальцев ускорят мой уход, выжимая из меня всю ту же кровь? – Граф поднял глаза на Справедливое Возмездие, воплотившееся на сей раз в Скалигере. – Твой род окончится на тебе, Большой Пес. Ты никогда не увидишь своего наследника.
– Пусть так; однако в твоем нынешнем состоянии тебе от этого не легче. – В голосе Кангранде не было угрозы – только констатация факта.
– Да, верно, – кивнул Бонифачо. – Скоро надо мною сомкнётся вечная ночь, и я отдохну ото всех земных забот. Но я слышал, ты веришь в пророчества. Вот же тебе еще одно: над твоим родом всегда будет тяготеть моя ненависть.
Кангранде опустился на колени.
– Винчигуерра, друг мой, верный сын Вероны, неужели ты действительно хочешь предстать перед Господом с таким тяжким грехом за душой? Одной только смерти этого мальчика достаточно, чтобы навсегда очернить твою душу перед Всевышним.
Граф пожал плечами.
– Мои грехи да останутся при мне. Будь что будет – я с ними смирился. Может, мне суждено гореть вместе с самыми жестокими тиранами. Значит, и ты рано или поздно ко мне присоединишься.
Кангранде оставался коленопреклоненным еще несколько секунд, затем посмотрел на потемневшее небо. Тучи пока еще не затянули его сплошь, однако скоро, очень скоро они превратят день в ночь.
– Граф, если мальчик умрет, твою душу ждут вечные муки в девятом круге, в озере Коцит, где души предателей по шею вмерзли в лед. – Кангранде кивнул своим солдатам, уже приготовившим носилки.
Графа погрузили; однако прежде, чем солдаты взялись за носилки, Катерина наклонилась к его уху.
– Скажи, где они, или последние свои часы проведешь в адских муках. Уж я постараюсь.
– Мадонна, ваше право мстить мне так, как сочтете нужным, а я уже отомстил. Можете попытаться хоть из-под земли Патино достать – у вас ничего не выйдет. И сына вашего вам никогда не видать. И вашего тоже, синьор!
Кангранде как раз подвели свежую лошадь. Он взглянул на солдат.
– Проследите, чтобы с графом хорошо обошлись. И пусть ему дадут снотворное. Графу нужно отдохнуть.
Винчигуерру понесли в Виченцу. Он пытался смотреть назад через плечо, однако из-за головокружения ничего не видел, кроме ярких пятен, окаймленных тьмою. Граф лег на спину – над ним было темное небо. Внезапно оно сменилось огромной каменной плитой. Граф вступал в Виченцу в последний раз. Потянуло дымом; граф закрыл глаза и стал припоминать все сказанное Скалигером, Катериной и им самим. Хоть здесь он одержал победу.
В это самое время Антония тщетно взывала к здравому смыслу Джаноццы. В окрестностях полно разъяренных поражением падуанцев, в доме ни одного мужчины, чтобы сопровождать ее, – можно ли в такую пору пускаться в путь через лес?
– Марьотто и Антонио не одни, вокруг другие воины. Поверь, у них сейчас дела поважнее какой-то дуэли. Если ты отправишься в путь, тебе, пожалуй, придется плутать всю ночь, и ни мужа, ни Антонио ты не найдешь! А если и найдешь, что станешь делать? Только окончательно все испортишь. Напиши Антонио письмо, если тебе так хочется. Только останься дома!
Джаноцца уже велела седлать коня. Видя, что подругу не переубедить, Антония всплеснула руками.
– Чудесно. Чудесно! Раз ты считаешь своим долгом ехать, я поеду с тобой, даже если мне придется рисковать жизнью по самому глупому поводу, какой только можно вообразить. Но если я погибну, вина будет на тебе.
Антония надеялась, что Джаноцца задумается хотя бы теперь. Какое там! Она как безумная бросилась обниматься.
– Антония, милая, спасибо! Ты настоящая подруга! Что бы я без тебя делала?
«Что и требовалось доказать. Я не смогла воззвать к ее здравому смыслу и сама стала героиней романа, в который она играет».
Девушки взяли с собой мастифа Роландо, но не взяли вооруженной охраны. В замке мужчин не осталось. Исключительно для собственного успокоения Антония прихватила кухонный нож; впрочем, она не сомневалась: случись что, нож сослужит им плохую службу.
Кангранде сидел на коне под деревом, откуда только что унесли раненого графа. Катерина была тут же. Брат и сестра переглянулись.
– У него серьезная рана, – сказала Катерина.
– Он солдат, – пожал плечами Кангранде. – Ты же сама видела – от твоих угроз он просто ожил. Я надеялся, граф слишком слаб, чтобы привести свой замысел в исполнение. Я ошибся. Потом я надеялся, что он струсит и даст нам наводку. И опять напрасно. Попробуй теперь ты – в конце концов, тебе нет равных в организации мучительной медленной смерти. У тебя новости от Алагьери? – Последняя фраза относилась к гонцу, придержавшему коня в двух локтях от Скалигера. Мальчик отрицательно покачал головой и произнес:
– Доктор велел передать, что мавр-астролог будет жить.
Кангранде кивнул.
– А что ты говорил про его душу? Ты это серьезно? – спросила Катерина.
– Вполне. Едешь со мной или остаешься?
– В погоне от меня мало проку. Вернусь-ка я к нашему другу Бонифачо. Может, удастся его разговорить. Придется, видимо, применить более действенную тактику, нежели угрозы.
– Посули ему засахаренные фрукты, – посоветовал Кангранде, пришпоривая коня. – На меня они всегда благотворно влияли.
– На тебя ничто не могло повлиять. И не может, – пробормотала Катерина, провожая брата взглядом.
Она вскочила на своего коня и поехала в город, все еще не оправившийся от сражения. Люди отчаянно пытались погасить пожар, бушевавший у внутренней стены. Почувствовав на щеках острые уколы дождя, Катерина разразилась проклятием. Дождь поможет потушить огонь, однако смоет следы похитителя.
Дождь проклинала не только Катерина. Пьетро уже трижды вслед за Меркурио пересек реку. Патино, без сомнения, специально петлял, путал следы. Теперь, когда они наконец оказались на берегу, разразился ливень. Однако чудесный пес и не думал терять след из-за этакой малости.
Зато Детто не знал, как бы устроиться у Пьетро на груди, чтобы не мокнуть и не мерзнуть. Пьетро как мог укутал мальчика, спрятал его под плащ, точно в шатер. Детто слишком устал, чтобы плакать, – он только хныкал и дрожал.
Пьетро потерял всякое представление о направлении; впрочем, он полагал, что за ним – западный берег реки. Если так, значит, он едет назад к замку Монтекки. Может быть, он наткнется на людей Монтекки и задействует их в преследовании.
Меркурио с бега перешел на шаг, затем стал красться. Для Пьетро то был знак: добыча совсем близко. Он вот-вот найдет Ческо.
Пьетро спешился и повел Каниса под уздцы, специально через заросли, чтобы его не было видно. Он привязал коня к ветке, взял Детто на руки, развернул притороченное к седлу одеяло, укутал мальчика и устроил его под конем.
– Жди меня здесь, – прошептал он, очень надеясь, что Детто понимает. Жаль, что нельзя оставить с ним Меркурио; но, во-первых, Меркурио – не сторожевой, а охотничий пес, а во-вторых, Пьетро он самому нужен.
Сейчас они вспугнут дичь.
Правая нога грозила подвести в любой момент; Пьетро нехотя отвязал притороченный к седлу костыль. Костыль был из красного дерева, весь в царапинах и сколах – в прошлом году пришлось с его помощью отразить несколько разбойных нападений. Уж лучше идти на врага с костылем, чем рисковать растянуться на мокрой земле и больше не подняться. Шум дождя перекроет скрип веток под ногами.
Обнажив меч, Пьетро двинулся вперед.
Антонио и Луиджи Капуллетто добрались до замка Сан-Бонифачо лишь для того, чтобы обнаружить: там по-прежнему полно солдат Скалигера. Солдаты ни сном ни духом не ведали о нападении на Виченцу. Узнав о похищении сына Скалигера, капитан караульных собрал отряд, чтобы прочесать окрестности к востоку от замка.
Задание было выполнено. Братья оставили своих солдат отдыхать после атаки, а сами направились обратно в Виченцу. Они остановились в придорожном трактире, где Антонио сменил шлем на широкополую шляпу, лучше защищавшую лицо от дождя. Братья купили три меха вина и продолжали путь.
Вскоре они наткнулись на разъезд, выставленный старым Монтекки. Командовал Бенвенито, жених сестры Марьотто. Луиджи пожелал присоединиться, однако Антонио ему не позволил. Поэтому они только обменялись новостями с дозорными и поехали своей дорогой.
– Почему мы не остались с ними? – не выдержал Луиджи.
– Потому, что мы сами найдем ребенка, – отвечал Антонио. – И ни с кем не будем делить славу.
– Ты хочешь сказать: мы не будем делить славу с Монтекки.
– Ни с кем, – повторил Антонио. – Впрочем, можешь не участвовать. Нам обоим легче станет. Я тебя отпускаю.
Луиджи взбесился при напоминании о том, что его младший брат из них двоих главный.
– Отлично! – Он пришпорил коня и поскакал вперед только грязь из-под копыт летела. Антонио остался один.
Он рад был отделаться от Луиджи – брат следил за ним, не упускал случая задеть острым словцом. Отчасти из-за Луиджи Антонио разразился идиотским вызовом на дуэль. Антонио уже раскаивался в своей горячности. Да, действительно, смерть Марьотто стала бы бальзамом для его уязвленной гордости; в то же время Антонио понимал, что не сможет заставить Джулию полюбить себя. Нет, Джулия, идеальная, восхитительная, обожаемая Джулия никогда его не полюбит.
Впрочем, если уж быть честным, хотя бы перед самим собой, дело не столько в девушке, сколько в Мари. В его лучшем друге. Разве найдешь такого друга среди сводников да бражников, с которыми Антонио якшался последние два года? Предательство Мари нанесло ему глубокую, незаживающую рану. Антонио думал, что дружба, зародившаяся и окрепшая в один день, продлится всю жизнь. Он ошибся. Это ли не повод убить Мари?
Сегодня утром, в бою, Антонио дважды подвергался смертельной опасности. И оба раза именно Мари отражал неминуемый удар. Антонио отплатил бывшему другу тою же монетой – прикрыл его сбоку, когда Мари сражался с падуанскими копейщиками. На секунду Антонио показалось, что вражде конец, что теперь все будет как раньше.
Но вызов был брошен, и Антонио не мог отказаться от него, разве что опозорившись перед друзьями и отцом. И все из-за подонка Луиджи. Антонио яростно пришпорил коня и поскакал вперед.
Гаргано Монтекки вел отряд лесом. Они наткнулись на людей Бенвенито.
– Мы видели братьев Капуллетто, они сказали, что на дороге от усадьбы до Сан-Бонифачо уже выставлены разъезды.
Гаргано кивнул.
– Тогда возьми четверых и прочеши холм с другой стороны. Поищи отряд Марьотто. Он хорошо знает здешние места. Тут полно пещер, где мог спрятаться похититель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93