Мы надеемся, один из многих. — Когда все повернулись к нему, он сделал паузу. — Конечно, у нас есть бесчисленное количество благодарений, но сейчас существует три особенных. И поэтому я объявляю тост. За Мартина Талвия, нового главного редактора «Фэйрбэнк паблишерз», который произведет революцию в книжном деле, гарантируя, что романы будут напечатаны на английском языке, а не на жаргоне. И за Гарта Андерсена, за его победу над грязной ложью, в которую мог поверить только гетероморфный, слабоумный, недоношенный следователь.
— Это означает неестественность, — пробормотал Мартин, когда Линда и Долорес потребовали объяснения значения непонятного слова. Сабрина посмотрела на всех шестерых, отражавшихся в темном окне, собравшихся вместе в уютной кухне в начале зимы. Она запомнила эту картину. Траур проходит. Воспоминания нет. «У меня будут воспоминания. О Стефании и о ее друзьях и семье. Потому что короткое время они были друзьями и семьей и для меня тоже».
— А какое третье благодарение? — спросила Долорес. Нат повернулся к Гарту:
— Твоя очередь.
— Моя жена. — Тот взял Сабрину за руку. — Она установила личность автора анонимного письма и, хотя никогда не расскажет мне о содержании их разговора, заставила девушку пойти вместе к Ллойду Страусу, где было составлено подробное признание. Она сдержала обещание, данное автору письма, и уговорила Ллойда позволить студентке закончить обучение. И еще после ухода девушки — Лойд сам мне рассказал — она дала ему нагоняй, который он не скоро забудет, и стояла над ним, пока он прочитал секретарше текст, переданный по телефону средствам массовой информации. И, наконец, она, как тоже рассказал мне Лойд, отказывалась уйти до тех пор, пока он не назначил дату объявления о моем назначении директором Института генетики.
Бокалы Гарта и Сабрины столкнулись с легким звоном.
— Моя жена. Моя любовь. На глаза Линды навернулись слезы.
— Стефания, ты не сказала ни слова. Это самая прекрасная история, которую я слышала.
— Бедный Лойд, — насмешливо произнес Нат. — Столкнуться с яростью Стефании. Он, наверное, страшно испугался.
— Он это заслужил, — презрительно заметила Долорес.
— Я бы хотела, — тихо сказала Линда, — я бы хотела сделать для тебя что-нибудь прекрасное.
— Ты уже сделала, — отозвался он. — Осталась со мной.
В золотистой ароматной комнате Сабрина прикоснулась ладонью к щеке Гарта:
— Я люблю тебя. Он обнял ее:
— Моя жизнь, мой мир, моя вселенная.
Сабрина закрыла глаза.
«Я не могу, не могу. Не заставляйте меня покидать его». Она открыла глаза:
— У меня тоже есть тост.
— Я на это надеялся, — сказал Нат. — Мой бокал пуст. Он увидел, что ее слезы исчезли. Сабрина выглядела волшебно. Невероятно красивая — странно, как все они привыкли к ней и теперь словно увидели ее впервые, поразились ее прелести. Сегодня, разрумянившаяся от жара печи, с зачесанными назад волосами, она была одновременно милой женщиной и наслаждающейся любовью девушкой. А почему нет, после слов Гарта? Глядя на нее, трудно было поверить в смущенную, безразличную, печальную женщину, какой ее описывал после похорон Гарт. Но Нат все еще слышал ее случайную оговорку, когда она думала о себе как о Сабрине, и знал, что она еще не вполне оправилась… хотя сейчас, казалось, знала точно, кто она.
Думая о ней, Нат прослушал ее тост. За Гарта, решил он, за избрание его в Совет национальных исследований по генетике. Высокая честь, хотя парню нет и сорока. Не удивительно, что они так счастливы.
— …совет соберется на следующей неделе в Нью-Йорке, — говорил Гарт.
— Стефания тоже? — спросила Линда. — Но торговля…
— Мэйдлин поможет тебе, — сказала Сабрина. — И я поработаю с тобой эту неделю перед отъездом. Мэйдлин считает тебя способной. Я тоже.
— Мама, мы умираем с голода! — В кухню ворвался Клифф. — Когда мы будем есть?
— Боже мой, птичка! — воскликнул Нат. — Я забыл о своих обязанностях управляющего. — Он открыл печь. — Когда мы будем есть?
— Через час, — сказала Долорес. — Если Гарт и Мартин поставят свое творение из кукурузы в печь прямо сейчас.
— Можно мы немного перекусим? — спросил Клифф.
— Чуть-чуть, — сказала Сабрина. — Праздник еще впереди.
Когда все стали ходить по кухне, выполняя свои обязанности, она быстро взглянула на окно. Оно было темным. Все отражения исчезли.
Следующим вечером после обеда Сабрина поднялась по лестнице на третий этаж и села за стол Стефании. Комната была голой, но не запыленной. Сработала умелая рука Хуаниты. И грусть ушла из нее тоже. Сейчас это была простая комната, где хранились проекты, которые начинали постепенно возрождаться. Сабрина вытащила из ящиков записи и фотографии Стефании, относящиеся к бизнесу, и сложила их в большие конверты для Линды. В течение многих лет той придется продолжать дело Стефании.
В странной тишине, столь редкой в этом доме, Сабрина смотрела на стопку конвертов. Один за другим она сложила незаконченные кусочки жизни Стефании. Клифф освободился от своей банды и так обрадовался этому, что почти с удовольствием воспринял месяц ограничения свободы. Мальчик обо всем рассказал Гарту, и они вдвоем достигли взаимопонимания. Все, что Сабрина узнала об этом, это комментарий Гарта, лежавшего на постели: «Когда-нибудь Клифф оценит то, что ты для нас сделала, помогла нам стать друзьями. Я ценю это уже сейчас. Я ценю тебя».
Она была с Гартом во время безобразной истории с анонимным письмом. Теперь все затихло. Гарт погрузился в обсуждения с архитекторами-подрядчиками по поводу нового Института генетики. Она помогла Линде, как сделала бы и Стефания. Скоро у Пенни начнется класс искусства. В следующем месяце смоделированные и сшитые ею костюмы появятся на кукольном спектакле…
«Я его не увижу, хотя обещала…»
— Мам, ты спускаешься?
— Через несколько минут, Клифф! — крикнула в ответ Сабрина. Открыв ящики стола, она убедилась, что ничего не оставила, и провела на всякий случай по каждому из них ладонью. Везде было пусто. Взяв стопку конвертов, Сабрина погасила свет.
— Мама!
— Да, Клифф, сейчас…
— Телефон, мам! Из Лондона!
Лондон? В такое время? Видимо, что-то случилось. Там сейчас три часа утра. Кто может звонить? Сабрина бросила конверты и побежала к телефону.
— Миссис Андерсен, это Майкл Бернард. Мы встречались на похоронах Сабрины, если вы помните.
— Конечно, помню. Что-нибудь случилось? Посольство? Что произошло?
— Нет, кое-что другое. Мы хотели поставить вас в известность как можно скорее. Из Скотланд-Ярда нам сегодня стало известно, что Иван Ласло и Рори Карр арестованы за то, что подложили бомбу в яхту Макса Стуйвезанта. Кажется, они…
— Подождите. Пожалуйста, подождите минуту.
— О! Проклятье… Простите. Джоли говорила мне, что бы я не торопился… Эй!
— Миссис Андерсен, это Джоли Фэнтом. Майкл грубый человек, и я извиняюсь за него. Нельзя было так говорить вам.
Сабрина села на край кровати.
— Все в порядке. Я знала, что там была бомба. Просто неожиданное сообщение. Отсюда все кажется таким далеким. Что они еще обнаружили?
— Это все, что мы знаем. Все будет в нашей статье в декабре. Вы знаете о контрабанде Макса Стуйвезанта? И что Ласло и Карр хранили его товары и побочно еще приторговывали? Вы узнали все это от Сабрины?
— Да. Но что с «Амбассадором»?
— Ничего. Репортерам нужна драма, а торговля на стороне недраматична. Пресса заинтересовалась Ласло и Карром, потому что они подложили бомбу. Вот это драма. А с «Амбассадором» никакой связи.
— Но связь все-таки есть. Если Сабрину убили из-за того, что она знала…
— Нет, это, не так. Мы знали, что вы боялись, но не могли сказать с уверенностью, что вы не правы. Теперь можем. Карр и Ласло вертятся, обвиняют во всем друг друга, но все вытекает из ссоры со Стуйвезантом по поводу побочной торговли. Он заявил, что их могут поймать и весь его контрабандный бизнес провалится. Карр и Ласло решили, что он просто захотел избавиться от них, и направили удар на него.
— Значит, не Сабрину… а Макса они хотели убрать?
— Про это я говорю. Несколько лет назад Ласло работал секретарем Стуйвезанта и занимался для него небольшой контрабандой, доставлял товары на итальянскую Ривьеру.
«Лодка, — вспомнила Сабрина, — перед рассветом, когда она вышла подышать свежим воздухом и избавиться от Дентона. Иван Ласло с моторной лодки забрался на борт и спустился по лестнице, не заметив, что за ним наблюдали».
— Вот, — продолжала Джоли, — он знал некоторых членов команды еще с тех времен и приехал на яхту повидаться с друзьями к пристани Монте-Карло. Выбрал момент и подложил бомбу в каюту. Она взорвалась слишком быстро, потому что он плохо ее установил. Вот почему яхта оказалась всего в двух милях от берега, и французские водолазы легко подняли ее. В противном случае мы могли бы никогда не узнать, что это не было несчастным случаем.
— Они убили всех…
— Им было наплевать. Они хотели, чтобы все выглядело как несчастный случай. Наступила пауза.
— Стефания, вам стало теперь легче или труднее?
— И то, и другое.
— Я так и думала. Они были неприятными людьми, но Стуйвезант имел большое обаяние и лучше всех разбирался в искусстве. Они с Сабриной знали друг друга много лет. Она оформила его лондонский дом. Мы думали, она отправилась в круиз по делам, возможно, купить себе галерею. Он был в Чилтоне на всех основных аукционах. У него имелся отличный выбор для нее.
«Она защищает Сабрину Лонгворт перед ее американской сестрой, — подумала Сабрина, — объясняет причину присутствия той на яхте».
— Спасибо, — сказала она. — Я очень благодарна. Джоли продолжала говорить, случайно упомянула, что приятельница Сабрины, Габриэль, несколько раз обедала с Бруксом Вестермарком. Сабрина поблагодарила и за это.
— Жизнь продолжается, — сказала Джоли, — и ваша тоже. До свиданья, — попрощалась, наконец, она.
— Спасибо, — произнесла Сабрина. — И Майклу спасибо.
— О, Майкл еще от меня получит за свою болтовню. Сабрина засмеялась. «Ох уж эта парочка», — подумала она с нежностью, как думала, когда была Сабриной и жила в Лондоне. Она представила себе, могли бы они втроем быть такими же близкими сейчас, когда она была Стефанией.
Стопка конвертов лежала на кровати рядом с Сабриной. Завтра она отдаст их Линде. И это будет означать, что ей больше нечего делать. Не было препятствий для ее возвращения в Лондон. Дело о подделках было предано гласности. Ей больше не нужно бояться за репутацию умершей Сабрины. И ей самой не грозила теперь никакая личная опасность, да и никогда не грозила.
Ничего больше не оставалось Сабрине. Причин оставаться тоже нет.
— Мама, все в порядке? Сабрина взяла себя в руки.
— Да, Клифф. Все в порядке.
— Значит, мы можем быстренько сыграть в «Монополию»?
— В «Монополию» не сыграешь быстро. Игра затянется до полуночи. Как насчет «Уголков»?
— Отлично. Ты идешь?
— Сейчас.
Больше нет причин оставаться. Сабрина сидела на кровати и чувствовала, как медленно течет время, все замедляется, подходит к концу. Вокруг нее каждый предмет казался ясным и четким; обычные предметы мебели, казалось, сами по себе вспыхивали в ее памяти, присоединяясь к картинам празднования Дня благодарения. Последний шанс запомнить их так, чтобы, закрыв глаза, увидеть все снова. Через три дня, в понедельник, она уедет. Сначала с Гартом в Нью-Йорк, затем одна в Лондон. Стефания Андерсен возвращается домой в жизнь Сабрины Лонгворт.
— Мы всегда будем здесь, — сказал Гарт. — Незаконченная история.
«Часть жизни Стефании, моя жизнь, которую я не могу закончить».
— Две незаконченные жизни, — сказал Гарт.
«Да, но это лучше, чем ранить тебя правдой. Или жить с тобой во лжи, основанной на смерти моей сестры».
— Мама!
«Не думать об этом. Наслаждаться последними днями».
— Иду, Клифф, — отозвалась Сабрина и стала спускаться по лестнице.
Позже Сабрина будет вспоминать эти три дня как смесь жестов и голосов. Она будет пытаться выделить отдельные моменты, но они станут ускользать. Единственное, что у нее останется, это смутное воспоминание о времени, когда ее чувства резко сменились от яркого счастья к темной горечи, а часы понеслись прочь от нее, когда она пыталась их вернуть.
В пятницу вечером Лойд Страус устроил обед для преподавателей университета, его попечителей и ученых со всей страны. Пенни и Клифф были там, сидели и с благоговением слушали разговоры об их отце и блестящей элегантности матери в уникальном золотистом платье и коротком жакете. Комната была ярко освещена и заполнена людьми.
— Извинение Ллойда, — произнес Гарт, смущенный, но тронутый. — За нашего приятеля следователя.
Наблюдая, почти ничего не говоря, Сабрина позволила вечеру нести ее по течению. Она любила Гарта за спокойное отношение к признанию со стороны старших и более известных ученых, к поздравлениям со стороны попечителей университета и преподавателей. После обеда, сидя во главе стола, Сабрина прислушалась к речи президента, описывающего характер Гарта — она услышала многое, чего не знала, — и затем сделавшего формальное объявление о его назначении директором нового Института генетики.
Оставаясь спокойной среди аплодисментов и вспышек фотоаппаратов, она подумала: «Я помогла этому счастью. Все это могло произойти и без меня. Но я помогла. Он всегда будет помнить это».
Гарт, стоя рядом с ней, произнес короткую речь о целях нового института, о его штате и поблагодарил тех, кто помог ему осуществить все это на деле.
— Но сам лично, — добавил он, — я хочу поблагодарить двух людей, которые помогли мне достигнуть сегодняшнего вечера. Ллойда Страуса, балансировавшего между дружбой и служебными обязанностями, и мою жену, которая не оставила меня ни в любви, ни в беде, сохранила нашу семью и совместную жизнь.
Гарт взглянул на светящиеся глаза Сабрины.
— Стефанию Андерсен.
Все стояли и аплодировали, когда Гарт сел и взял жену за руку.
— Какая еще женщина, — добавил он для нее лично, — более желанна для меня? Я с ней с большим удовольствием отправился бы спать, чем сидел в этом зале.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78