Понедельник. Послезавтра. Неделя истекала. Срок, конечно, недостаточный. Она еще не успела до конца сойтись с Пенни и Клиффом, почувствовать себя настоящим членом семьи. Так же как она не успела взглянуть со стороны на свою лондонскую жизнь, оценить ее, разложить по полочкам. А ведь, если уж честно, разве не по этой причине она вообще согласилась на этот бредовый эксперимент? Но много ли можно успеть за какую-то одну неде…
— Стефания! Берегись!
— Мама!!!
— Мамочка!!!
Сабрина сквозь какую-то ватную муть еле расслышала крики. Потом раздался скрип покрышек. Повернув голову направо, Сабрина увидела несущийся на нее пикап. Резко повернув руль влево, она дико вильнула и стала терять равновесие. Заднее колесо занесло на сухой пыльной дороге. Сабрина все-таки сделала отчаянную попытку удержаться, но тут пикап ударил по колесам, и велосипед швырнуло на тротуар. Она с силой ударилась о придорожное дерево, в самый последний момент чисто инстинктивно успев выставить перед собой руку. Что-то гулко треснуло…
Последнее, что Сабрина слышала, прежде чем потерять сознание, был взволнованный крик Гарта, называвшего ее по имени…
Перед глазами зависла неподвижная влажная пелена. В голове все смешалось от шока и боли. Сабрина услышала произнесенное кем-то короткое слово… Вопрос… Крик… Она захотела остановить этот вихрь, попросить их говорить и двигаться помедленнее, но у нее из этого ничего не вышло. Рядом находился Гарт, и все обращался к ней по имени… Но она не слышала своего имени, только имя сестры. Она вся мелко дрожала и не могла указать Гарту на его ошибку. Какие-то незнакомые люди просили Гарта подождать в соседней комнате, но она нуждалась в нем. Разве им это было не понятно? Она, очевидно, лежала на кушетке, которую везли куда-то по гладкому полу. Кто-то коснулся ее левой руки, и тут же дикий болевой спазм пронзил все ее тело.
— Не надо! — вскрикнула она.
— Потерпи минутку, Стефания. Всего одну минуту! Этот голос определенно принадлежал Нату Голднеру. Ага!
А вот и его улыбающееся лицо. Слепящий свет. Она поняла, что ее рука зажата в узкой нише какой-то черной коробки. Рентген! Но Нат, как и Гарт, называл ее именем сестры!
— Подождите… — Она не расслышала своего голоса, чувствовала только, что он дрожит. — Я должна сказать вам…
— Тихо, тихо, тихо, — умоляюще запричитал Нат. — Тебе лучше ничего не говорить пока. Расслабься. Сабрина почувствовала, как в руку впивается игла шприца. Через минуту ей стало лучше. Мелкое подрагивание прекратилось. Мышцы расслабились. Сознание вновь затуманилось, и ей уже стало все равно, как ее называют.
— Небольшое сотрясение, — говорил Нат Гарту, когда Сабрина вновь очнулась. Она лежала на кушетке в маленькой комнатке со светло-зелеными занавесками. Дотронувшись до своей больной Руки, она наткнулась на гипсовую повязку.
— Проснулась? — спросил Нат.
Они с Гартом смотрели на нее сверху вниз. Нат улыбался. Глаза Гарта потемнели от тревоги. А где же дети?
— Пенни… Клифф… — шевельнула она пересохшими губами. На этот раз до ее слуха донесся шелестящий шепот собственного голоса.
— Они в соседней комнате. Сидят. Ждут, — ответил Нат. — Я сказал им, что с тобой все в порядке. Сейчас с ними увидишься. Если будешь меня слушаться, очень скоро отправишься домой. Ну-ка выпей для начала…
Он сунул ей за спину руку и чуть приподнял, чтобы она не захлебнулась. Только сейчас, когда ее сдвинули с места, Сабрина поняла, что у нее раскалывается голова.
— Слушай, Стефания, я уже проинструктировал Гарта насчет того, что тебе сейчас нужно…
— Стойте, — слабо перебила она. «Почему они продолжают называть ее именем сестры?»
— Молчи и слушай! Ты заработала себе перелом руки и небольшое сотрясение мозга. Это ничего, до свадьбы заживет. Считай, что тебе повезло. Даже зашивать ничего не пришлось. Я уже говорил Гарту, но тебе повторю: минимум активности в ближайшие дни. О работе не может быть и речи. Ни в офисе, ни дома. Забудь об этом намертво. Готовка, уборка дома — все это возложи на свою семью. Принимать душ можно, но с условием, что гипсовая повязка останется сухой. Оборачивай руку в полиэтиленовый пакет. В ближайшие двадцать четыре часа старайся не раскрывать рта. Это насчет разговоров. Но ешь пять-шесть раз в сутки. Пить не меньше шести стаканов за день. Для выздоровления это необязательно, но помогает избавиться от головной боли. Завтра вечером головная боль у тебя пройдет, это я тебе обещаю. Через месяц мы снова тебе сделаем рентген. Если срастется — гипс долой. Какие будут вопросы?
— Почему вы называете меня Стефанией?
— Потому что я всегда зову тебя Стефанией. Или что, ты думаешь, я буду называть тебя миссис Андерсен только потому, что ты являешься моей пациенткой? Ладно. Я выдал Гарту для тебя успокаивающее. На недельку хватит. Не волнуйся, ничего с тобой не будет. Несколько дней, может, будешь дезориентирована, но это скоро пройдет. А теперь отдыхай. Лежи, молчи, смотри в потолок, ни о чем не думай. Мы еще увидимся.
Она так и сделала. Осталась лежать на спине, разглядывая трещины в потолке. Миссис Андерсен. Стефания. Гарт. Она подняла голову, отыскала взглядом стул и увидела на нем синие джинсы и блузку, в которые была одета во время несчастного случая.
Это была одежда Стефании.
А сама Стефания в Лондоне. И нет у нее никакого перелома.
«О Боже! Нужно позвонить ей!»
Глава 11
Стефания, выйдя из самолета, который приземлился в аэропорту Хитроу, и, пройдя таможенный контроль, сразу же поймала такси и приказала отвезти ее на Кэдоган-сквер. На часах было почти десять часов вечера. В течение шестнадцати часов, пролетая над континентами и разменивая один за другим часовые пояса, она думала только об одном: о предстоящей неделе. К тому времени, когда она покончила со всеми таможенными формальностями и села в такси, на нее напала такая дикая усталость, такое изнеможение, что казалось, она уже не может пошевелить ни ногой, ни рукой. Откинув голову на спинку высокого сиденья машины, Стефания лениво провожала взглядом мелькавшие за окном городские огни. Она видела их с высоты птичьего полета какой-то час назад. Это была сплошная, переливающаяся мозаика, медленно уползавшая под крыло заходящего на посадку самолета. Теперь же, из окна такси, она могла разглядеть эти огни: магазины, дорожные фонари, окна квартир. Огни Лондона.
Стефания была здесь год назад, когда приезжала навестить сестру. Сабрина встречала ее тогда в аэропорту, отвезла на Кэдоган-сквер, собственноручно открыла дверь своего чудесного дома и пригласила Стефанию внутрь. Вот и теперь Стефания раскрыла в темном салоне такси свою сумочку и достала оттуда связку ключей. На этот раз она уже не будет выступать в роли гостьи. Ей самой придется отворять двери в чудесный дом. Ее дом. Но двери открылись сами, едва она к ним подошла.
— Добро пожаловать домой, миледи! — радостно воскликнула вся светящаяся улыбкой миссис Тиркелл. — Без вас в доме скучно!
Стефания достала несколько монет, которые она и вручила таксисту после того, как он забросил в дом ее багаж.
— В столовой вас ждет небольшое угощение! — продолжала радушная миссис Тиркелл. — Я приготовила ваши любимые бисквиты с вином. И несколько других блюд, которые бы соблазнили вас. Впрочем, не думаю, чтобы вас пришлось особо соблазнять после многих дней всей этой иностранной пищи. Вы, очевидно, соскучились по-домашнему? Я была уверена, что вы вернетесь страшно похудевшей, — кожа да кости. Но рада, что ошиблась! Вы в прекрасной форме. О, миледи, я так счастлива, что вы вернулись! Вы сначала подниметесь к себе или сразу в столовую, миледи.?
Стефания была очень утомлена дорогой, но это не помешало ей оценить такое обращение к себе и посмаковать его в уме. Миледи… Дом только и ждал ее появления. Здесь все было предусмотрено, чтобы она чувствовала себя наиболее комфортно. Тут обо всем заранее позаботились, все привели в порядок.
И все же усталость не отпускала. Ничего, впереди еще много времени и она сможет по достоинству оценить все, что ее будет окружать. Начать можно хоть с завтрашнего утра.
— Я лучше сразу поднимусь к себе, — усталым голосом объявила Стефания. — Сил нет садиться за стол.
Она уже хотела было пожелать миссис Тиркелл спокойной ночи, как вдруг наткнулась на ее изумленно-растерянный взгляд. В этом взгляде было все: и долгие часы тщательных приготовлений к приезду хозяйки, и ворожба над кастрюлями с «небольшим угощением», и привязанность к Сабрине, и горячее ожидание благодарности хозяйки за настоящую английскую еду после многих дней блуждания в заморских далях… У Стефании никогда не было ни экономки, ни горничной. Для Сабрины лучившееся радостью лицо миссис Тиркелл, возможно, было бы важнее ее усталости.
— Впрочем, — задумчиво проговорила Стефания, поворачиваясь лицом к столовой, — от бисквитов, пожалуй, отказаться не смогу. У китайцев ничего подобного нет. Я отведаю пару штучек сейчас, а завтрак, миссис Тиркелл, я бы хотела получить у себя в спальне, если не возражаете, а?
— О, миледи, именно на это я и рассчитывала! Идите же к столу, там уже давно все готово. А я только отнесу наверх ваш багаж.
В ту ночь Стефанию одолевали кондитерско-кулинарные грезы. Тут были и желе, и сладкий крем, приготовленный любезной миссис Тиркелл, и печенья с пирожными Николса Блакфорда, рассыпанные на тротуаре одной улочки, и ростбиф, который она приготовила своей семье накануне отъезда в Китай. Над видениями блюд колыхалась улыбка экономки, окруженная яркими лондонскими огнями и расплывчатым образом бронзовой дверной побрякушки, сделанной в форме руки, держащей свернутый в рулон манускрипт. Это было первое, что бросилось Стефании в глаза, когда она подходила к дому своей сестры Сабрины.
Смутные картины и образы оставили Стефанию в середине ночи, поэтому, проснувшись, она отчетливо представляла себе, кто она и где она. Она просыпалась медленно, потягивалась грациозно, словно кошка, на простынях из египетской хлопчатобумажной ткани. Такой же нежной, как шелк. Ложась накануне вечером в кровать, она не смогла отыскать ни одной ночной рубашки и поэтому легла обнаженной. Теплое постельное белье ласкало и гладило ее кожу. Она снова потянулась и, наконец, открыла глаза.
Спальня представляла собой просторную комнату в форме латинской "L". Стены были обтянуты щелком. Полосы голубого оттенка сменялись полосами оттенка слоновой кости. На полу был разложен переливчато-синий ковер. Высокая кровать в стиле Людовика XIV и ночные столики располагались в малом крыле комнаты. Другое крыло представляло собой как бы отдельную от спальни гостиную. Перед камином помещалось огромное кресло, рассчитанное как минимум на двоих, и шезлонг. Вдоль стены стояли два французских комода с зеркалами, а между ними — туалетный столик в том же стиле. У высокого окна, выходящего на обнесенный стеной задний двор и террасу — все это находилось четырьмя этажами ниже, — стоял круглый стол, накрытый узорчатой шелковой скатертью, спадавшей почти до самого пола, и два обтянутых шелком мягких стула.
Словом, это была замечательная, с изысканной обстановкой комната. В ней было много простора и комфорта, она действовала успокаивающе.
Стефания спрыгнула с кровати и стала разгуливать по комнате, удивляясь ей и самой себе. Как все оказалось просто! Как свободно и уверенно она себя чувствовала! Ее пальцы скользили по шелкам, по полированному дереву, по Мрамору камина, по бархату обивки шезлонга… Она подошла к зеркалу и, поднявшись на цыпочки, раскинула руки в стороны.
— Миледи… — томно проговорила она, обращаясь к своему отражению, и улыбнулась. В глазах ее блеснули озорные искорки.
Она чувствовала, как ее охватывает возбуждение и восторг. Она раскрывалась навстречу роскоши, словно цветочный бутон навстречу солнечным лучам.
Стефания обвела медленным взором богато обставленную комнату, вздохнула полной грудью и стала прислушиваться к тишине. Никто не просил приготовить завтрак, никто не требовал пришить оторвавшуюся пуговицу. Она знала, что за дверью спальни не найдет сваленного прямо на пол вороха грязной одежды и белья, ожидающего, пока она его постирает. На работе ее никто не ждал. Стефания была одна и предоставлена самой себе. Она дышала воздухом свободы и привыкала к своему новому образу. Образу леди Сабрины Лонгворт.
Ощутив первые порывы счастья, она позвонила миссис Тиркелл и распорядилась подать ей через полчаса завтрак в спальню. Кстати, сколько времени? А впрочем, какая разница?
Вступив в ванную комнату, покрытую ковром, она включила душ и забралась в треугольную бледно-желтую кабину, огороженную с одной стороны каким-то густым и вьющимся до пола растением, а с другой — полочками, забитыми кремами, маслами, мылом, расческами и шампунями. Ее взгляд пробежал по незнакомым названиям. Тюбик пришлось выбирать наугад. Едва восхитительный аромат стал распространяться по телу, как она подумала о том, что у нее впереди еще целая неделя, за которую можно все перепробовать.
Потом Стефания сидела за небольшим столиком у окна. На ней был цветастый шелковый халат. Волосы сушились на солнце. Она лениво следила за тем, как миссис Тиркелл раскладывает перед ней завтрак и утренние газеты. Тут-то неожиданно и произошла перемена. Внутренняя перемена. Однако она произошла так резко, что Стефании показалось, будто внезапно распахнулась дверь и по уютной комнате загулял ледяной ветер.
— Чем бы вы хотели заняться на этой неделе, миледи? — спросила миссис Тиркелл. — Если соберетесь развлечься, могу пригласить Дориса. Фрэнк также без труда сможет уделить нам день. В последнее время он не особенно отягощен работой. Вчера вечером, уже, после того как вы легли спать, звонила княгиня Александра. Она передала, что позвонит вам сегодня, если вы не опередите ее. Я сейчас ухожу за овощами, так что если вам будет угодно сообщить мне о ваших планах…
Стефания обратила на окно безнадежный и беспомощный взгляд. Нет, она не была Сабриной Лонгворт, и как ей могло казаться такое?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78