Решительно сорвав обертку, она медленно достала из коробочки сверкающую нить с великолепными сапфирами и бриллиантами. На дне коробочки лежала записка. Она не обратила на нее внимания. Ее покоробило то, что Антонио направил свой подарок именно в дом Александры. Он ведь знал, что ей придется раскрывать его, — ей, это Сабрине, разумеется, — при всех гостях. Тем самым он, очевидно, хотел показать всем, что имеет право дарить Сабрине такие дорогие подарки. Стефания отпустила ожерелье, и оно упало обратно в коробочку. Остальные почувствовали ее смущение и поэтому ничего не сказали.
Александра хлопнула в ладоши. Появились танцовщицы. Официанты забегали между гостями с подносами — на них стояли бокалы с легким вином, которое принято было подавать после еды. Гости отвлеклись, наконец, от Стефании, и она высказала Александре желание побыть немного одной, сказав, что хотела бы повнимательнее осмотреть дом.
— Я ненадолго.
— Распоряжайся своим временем как угодно, дорогая. Ты тут все знаешь.
Стефания ничего не знала, но она хорошо помнила фотографии Сабрины. Пока гости с интересом наблюдали за завораживающими движениями исполнительницы танца живота, она вышла из зала и поднялась по лестнице к ближайшей двери.
Она ходила из комнаты в комнату, испытывая восторг и гордость за сестру. Сабрине удалось создать в этом доме атмосферу игры и одновременно роскоши, чего не смогли достичь даже именитые, помпезные дизайнеры. Теперь Стефания поняла, почему и по сей день этот дом все еще привлекает внимание редакторов иллюстрированных журналов по дизайну из Америки и Европы.
«Какое счастье, — с хорошей завистью думала она, — иметь такую возможность! Получить в свое распоряжение пустую кирпичную коробку, и создать из нее сказочное чудо, совершенное место для вечеров, уединения и любви… Какое счастье!»
Она остановилась на минуту перед причудливой картиной Миро, всматриваясь в толстые, словно детские, мазки, уверенно и смело пересекающие полотно.
«Чего бы я только не отдала за это счастье!» — думала Стефания.
— Ты чем-то озабочена, милая? — раздался за ее спиной участливый голос.
Она обернулась:
— Нет. Я ушла от вас. С моей стороны это все-таки не вежливо.
— Что ты! Это твой вечер и почти что твой дом! Если тебе захотелось побыть одной, не стоит за это извиняться. Я хотела тебя спросить… Какой он, твой Антонио?
— Порой бывает несносен!
— Ты сердишься за тот способ вручения подарка, который он избрал? А еще?
— Временами очарователен.
— Я так и знала! Иначе как бы ему удалось поддерживать твой интерес к его персоне на протяжении целого года? Можешь не говорить о нем, если не хочешь. Показать тебе, что я недавно обнаружила? Ты сразу узнаешь! — Она провела Стефанию вниз по лестнице, в самый укромный угол салона, и показала на пол. — Не правда ли, изумительно? Кто бы мог подумать!
Стефания присмотрелась и, наконец, сумела различить в рисунке паркета красиво вырезанную букву "S".
— Ловко. — Она улыбнулась. Сабрина прислала ей фотографию с этой буквой и уверяла, что никто и никогда ее не найдет.
— В самом деле, ловко. Знаешь, сердечко, я так восхищена этим домом, что ты могла без всяких церемоний вырезать эту букву прямо над входной дверью. Зачем нужно было так прятать?
Все еще улыбаясь и чувствуя гордость за сестру, придумавшую такую хитрость при оформлении дома, Стефания коснулась вырезанной буквы носком своей туфельки.
— Слишком большая, — тихо проговорила она. — Надо было сделать чуть поменьше.
На следующее утро Стефания прямиком отправилась в «Амбассадор». У Брайана был выходной, и магазин был закрыт. Она достала свою связку ключей и стала пробовать все подряд, пока один из них не открыл дверь.
Она уже была здесь раньше. С Сабриной. Отдернув тяжелые занавеси на центральном окне, она пошла по длинному и узкому демонстрационному залу, обставленному в стиле салона восемнадцатого века. Комната была освещена рассеянным солнечным светом, поступавшим из окна, и казалась удивительно уютной и изящной. В дальнем ее конце находилась дверь, там был офис Сабрины с вишневым столом, который она использовала в качестве письменного.
Стефания села за стол и медленно обвела длинные и низкие, забитые книгами полки, окна, занавешенные старинным бархатом, восточные коврики и глубокие мягкие кресла для посетителей. Во всем чувствовались успех и завершенность, уверенность, деньги и даже могущество. Стефания показалась самой себе маленькой на фоне этой грандиозности, как ее отражение в чайном сервизе на столике. Ею вновь овладели все те чувства, которые она пережила накануне вечером: гордость, зависть, ощущение превосходства и страстное желание перемен.
— Надо что-то делать, — сказала она, обращаясь к своему отражению. — Пока что мне удалось в жизни только одно: стать домохозяйкой. В течение двенадцати лет у меня был только один дом, одно неудавшееся дело и один мужчина… — «Подожди-ка, — сказала она сама себе. — Подумай о том, как бы начать бизнес, который у тебя заглох. Этого пока достаточно. О других неудачах не думай. Не бери в голову. Пока речь может идти только об одном».
Из состояния задумчивости ее вывел звонок у входной двери. «Забыла запереть, — решила она. — Теперь придется еще объяснять, что магазин закрыт».
— Ага, значит, кто-то все-таки здесь есть! — проговорил грузноватый мужчина. Он сидел, ссутулившись, в кресле эпохи Регентства в демонстрационном зале. Стефания увидела, что он снял свои ботинки и массирует ноги.
— Позвольте…
— Я уже хотел уходить. Вы едва не потеряли покупателя, но вам повезло. Вы здесь работаете? Ну, конечно же, вы здесь работаете, что я спрашиваю. Вы красивая девушка и, уверен, захотите меня выслушать. Знаете, что я вам скажу? У вас, как сказала бы Бетти — это моя жена, — «английская наружность». У меня есть одна способность, которую признают все знакомые. Дело в том, что я могу опознать в человеке иностранца еще прежде, чем он откроет рот. Я говорю с полной определенностью: вы англичанка. Даже если бы я вас встретил у себя дома на улице, я бы сразу сказал: это идет англичанка! Вижу, вы обеспокоенно смотрите на этот красивый стульчик. Видите ли, мне необходимо было где-нибудь присесть и отдохнуть. Бетти весь день таскает меня за собой из одной антикварной лавочки в другую. Намаялся, знаете ли, я ведь уже не юноша. Хотел посмотреть на смену караула перед Букингемским дворцом, да теперь уж ничего не получится: ноги отваливаются. Бетти где-то поблизости. Я зашел к вам, потому что увидел незапертую дверь. Я не сломаю ваш стульчик, если вас это беспокоит.
— Что бы вы хотели посмотреть у нас? — спросила Стефания, не поднимая на незнакомца глаз, чтобы он не увидел в них смешинки. — Вы должны удивить вашу жену чем-нибудь замечательным. Например, — она отошла на минуту к полкам и вернулась с французской вечерней сумочкой, расшитой бисером, и увеличительной лупой, — вот это. Не правда ли, потрясающая вещица? Датирована тысяча шестьсот девяностым годом. Возьмите лупу и приглядитесь повнимательнее. Можете различить отдельные бисеринки? А шовчики? Мужчина перестал массировать ноги, взял увеличительное стекло и стал пристально рассматривать сумочку. Бисеринки были размером не больше песчинок, а швы вообще было невозможно разглядеть. Без лупы цветной рисунок выглядел как картина живописца, под увеличительным стеклом он смотрелся как необычайно тонко выполненная мозаика.
— Неплохо! — не скрывая восторга, пробормотал мужчина. — Неужели ручная работа? Как же это так получилось у мастера?
— Полагаю, такие сумочки шили дети. Не исключено, что за подобной работой они портили себе глаза, но ведь у первых леди королевского двора должны были быть вечерние сумочки.
— Неплохо, — повторил он. — Бетти не прочь была бы почувствовать себя в роли первой леди. Сколько просите?
— Шестьсот фунтов, — тут же ответила Стефания, вспомнив ценники к французским сумочкам в магазине на Бонд-стрит.
— Говорите цену в долларах, на кой черт мне сдались эти ваши фунты!
— Тысяча двести. Он присвистнул:
— Возьмите себя в руки, красавица! Две сотни и то было бы слишком много.
Потаенная улыбка тут же исчезла с лица Стефании, взамен пришла ярость. Как он смеет торговаться с ней?! Как будто «Амбассадор» — какая-нибудь жалкая палатка на блошином рынке! Ей очень хотелось продать что-нибудь из «Амбассадора»… Неожиданно это стало для нее очень важным. Но она твердо решила продать вещь на своих условиях, а не на условиях этого бесцеремонного торгаша.
Успокоившись, она мило улыбнулась и спросила:
— Откуда вы приехали, мистер?..
— Пуллем. Из Омахи. Я здесь на отдыхе. Стефания окинула его с головы до ног пристальным взглядом.
— Скажите, вам приходилось когда-нибудь бывать в Чикаго? В Нью-Йорке? А в Новом Орлеане? — Он кивал при упоминании каждого города. — И вы ездите всюду с Бетти?
— Разумеется. Ребята уже выросли, и ей нечего одной торчать дома.
— А вы знаете, мистер Пуллем, что во всех этих городах — и вообще на всей территории Америки — Бетти будет единственной женщиной с такой вечерней сумочкой, как эта? Люди будут умолять ее показать им эту вещь. Каждая женщина будет завидовать вашей жене. Это ведь не просто штучный товар. Такой сумочки вы больше не найдете в целом свете! Наступила пауза. Мужчина озадаченно вертел сумочку в руках.
— Шестьсот, — сказал он, наконец.
— Это в фунтах?
— В долларах! В долларах! На фунты говядину в лавке взвешивают, это не деньги! Стефания мягко забрала у него из рук сумочку.
— Прошу прощения, мистер Пуллем. Бог свидетель, я очень старалась, чтобы ваша Бетти походила на первую леди королевского двора. С этими словами она пошла, положить сумочку на место.
— Семьсот! — раздалось у нее за спиной. — Ну, хорошо, семьсот пятьдесят, черт с вами! Стефания обернулась.
— Мистер Пуллем! Очень сожалею, но в «Амбассадоре» не принято торговаться. Она положила сумочку обратно на полку и услышала, как он, кряхтя, поднимается с кресла.
— Послушайте! Ну, у вас и характер, должен вам заметить! Вам нужно было родиться американкой! — Он выложил на стол перед ней несколько банкнот, составлявших в сумме тысячу двести долларов. — Если Бетти не понравится, я могу вернуть товар и получить деньги назад?
Стефания завернула сумочку в тонкую оберточную бумагу и положила в небольшую коробочку, которую нашла в кабинете Брайана.
— Разумеется, мистер Пуллем. Но я уверена, что Бетти будет в восторге от сделанной вами покупки. Он надел ботинки и взял коробку. Стефания протянула ему квитанцию, и он взял ее за руку.
— Я отдал вам целое состояние, красавица. — У вас скверный характер, но мне это нравится. Если Господь поможет мне еще раз заработать такие деньги, я обязательно приду их тратить к вам. С Бетти. Подмигнув на прощанье, он ушел.
Как только за ним закрылась дверь, Стефания облегченно вздохнула и в ликовании хлопнула в ладоши. «Победа, — подумала она. — Я могу сделать все, что угодно, не хуже любого другого!»
Она заперла дверь в магазин, положила вырученные деньги в стол Брайана с запиской, а затем задумчиво оглядела кабинет. Теперь она уже не чувствовала себя здесь гостьей. Как и ее сестра в доме княгини Александры, Стефания оставила в этом магазине свою триумфальную метку.
В «Аннабели» казалось шумно только тем, кто любил приводить вечера в тишине. Для большинства музыка и ровный гул публики был совершенно необходимым фоном для отдыха. Впрочем, здесь не только отдыхали. В стенах «Аннабели» скреплялись и разрушались супружеские узы, начинались и заканчивались дела, заключались соглашения и сделки, завязывались и прекращались знакомства. Публика, постоянно посещавшая клуб, отличалась утонченностью, как, впрочем, и предлагавшееся здесь меню. Круглый год в «Аннабели» можно было заказывать малину, спаржу, трюфели и улиток. Клуб имел свои собственные каналы снабжения. Сервировка столов была выше всяких похвал. В «Аннабель» приходили, чтобы пообедать и потанцевать, но главным образом, чтобы вырваться на время из рутинного образа жизни и убедиться в том, что в мире все еще происходят какие-то изменения.
Макс Стуйвезант частенько использовал «Аннабель» как место для деловых встреч. Негромкая музыка, разговоры за соседними столиками и неяркое освещение обеспечивали большую интимность, чем можно было ее создать в его рабочем кабинете. А администрация ресторана готова была держать его постоянный угловой столик наготове часами, если получала извещение о его визите. Во всех городах мира, где когда-либо появлялся Макс в поисках выгодного дела или просто развлечений, обязательно были подобные места. «Аннабель» же на Беркли-стрит в Лондоне пользовалась его особой симпатией.
В четверг вечером он в очередной раз появился здесь. Не один. Его сопровождал невысокий бородач с пронзительным взглядом, усиленным круглыми очками, и скучающим видом. Как только они уселись за столик Макса, официант тут же принес из подвала бутылку «Шардонне» и открыл ее. Макс понюхал пробку:
— Сегодня рыба?
— Меч-рыба, — торжественным голосом уточнил официант. — В соусе из морского ежа. Незабываемый вкус. Непередаваемые ощущения.
Макс взглянул на своего гостя, который утвердительно кивнул.
— На двоих, — сказал Макс официанту. — Остальное по выбору Луи. Принесите нам сейчас паштет и оставьте на полчаса в покое.
— Луи? — спросил его гость.
— Здешний шеф-повар. Я доверяю вкусу этого человека.
— Полчаса на деловые разговоры у вас всегда входит в меню?
— Деловые разговоры у нас отнимут несколько минут, а полчаса мы проведем в приятной беседе, настраивая себя на великолепный обед. — Он наполнил оба бокала принесенным вином. — За прошлые победы!
Рональд Даулинг кивнул, пригубил, удивленно приподнял брови, почувствовав вкус вина, и пригубил второй раз.
— Ваза оказалась именно такой, какой вы ее и описывали. Я нахожусь под впечатлением. Даже на вашем затрапезном товарном складе…
— Это не мой склад, а «Вестбридж импорт».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78