Не удивительно, что Сабрину удалось обмануть.
Антонио сказал, что пришло время вернуть мейсенского аиста назад. Она могла это сделать вместо Сабрины. Она уже держит его в руках… Но как ей вернуть аиста? Каким образом? Она не могла сказать Оливии, что это подделка: тайны такого уровня имела право разглашать только сестра. Она не могла унести его, сославшись на необходимость исправить какой-нибудь дефект, ибо никаких дефектов не было, что увидел бы каждый. Она не могла украсть его, так как статуэтка была слишком большой для этого, а дом был наполнен людьми. И, тем не менее, ей казалось, что она должна обязательно придумать какой-нибудь способ до окончания выходных…
— Сабрина! Я так рада, что и ты здесь! Стефания даже вздрогнула. Подлетевшая неизвестно с какой стороны леди Рэддисон прокричала свое приветствие прямо ей в ухо. Роза была худющая и тонкая, как и ее гнусавый голос. На лице выделялись угловатый и хрящеватый нос и острый, подрагивающий подбородок. Единственным ее достоинством были глаза, и, чтобы подчеркнуть их красоту, она навела на них густой макияж. Оглядев ее с ног до головы, Стефания решила, что леди Рэддисон похожа на исхудавшую панду.
— Когда ты на днях сообщила мне об удавшейся покупке, я, признаюсь, изумилась, но не успела надлежащим образом отблагодарить тебя. Кстати, теперь я уверена, что ты не поверила тому глупому слуху…
— Глупому слуху? — перебила ее Стефания, а сама подумала: «Ну, давай же, давай! Выкладывай!»
— Увы, есть еще люди, призвание которых — устранить своим ближним разного рода неприятности.
— Но только не моя Розочка, — приятным голосом подхватил реплику леди Рэддисон бесцветный мужчина, появившийся за ее спиной. — Моя очаровательная женушка источает исключительно доброту и ласку. Я прав, дорогая?
— Питер всегда мнит себя интересным, — прошептала Роза.
— Поэтому она и удивляется, дорогая Сабрина, — не обратив внимания на слова жены, продолжал ее муж, — как так получается, что ты избегаешь ее? Неужели и по прошествии четырех лет ты все еще помнишь, что подслушала, как Розочка прохаживалась насчет твоего доброго имени на балу у Андреа Вернон?
— Подслушала… — без эмоций повторила Стефания.
— Питер несносен, просто несносен! — вскричала Роза. — Дорогая Сабрина, мы никогда и не думали обвинять тебя в грехе подслушивания! Твоя подруга Александра как-то недавно упомянула, что в тот вечер — о, как это было давно, — ты проходила недалеко и услышала, как мы выражали нашу печаль по поводу того, что ты и Дентон…
— Когда ты говорила, — вмешался опять Питер, — что Сабрина вышла за Дентона только из-за того, что у него все есть. Но ты, Сабрина, разумеется, незлопамятна на такие глупости, правда? Розочка, она ведь незлопамятна, да?
Роза вытянула шею.
— У Сабрины небеспредельное терпение, Питер. Твоя грубость задевает ее. Если бы она поверила в ту ложь, она бы не стала так за меня сражаться на аукционе! Ты ведь сражалась, Сабриночка?
У Стефании поднялись брови. Так вот оно что!.. Сабрина никогда не рассказывала ей эту историю. О, как это должно было быть ужасно!.. Но почему сейчас, когда Роза Рэддисон говорит об аукционе, у нее дрожит от злости голос?..
— А ты полагаешь, что я именно «сражалась»? — холодно спросила Стефания.
— Господи, конечно, раз тебе удалось сделать покупку за такую смехотворную цену! Ты просто чудо! Теперь Стефания поняла. Как она и думала, Роза сделала все, чтобы она провалилась на торгах. Чувствуя невыразимую обиду за свою сестру, Стефания спокойно произнесла:
— Я не имела права проиграть. Ведь это сильно бы огорчило тебя, душенька?
Питер Рэддисон взорвался хохотом.
— Вот так удар, а, Розочка? Ниже пояса!
Не обращая на него внимания, Роза устремила горящий взгляд на Стефанию и… встретилась с ее спокойной улыбкой.
— Ты всегда была надменна! — прошипела она, обращаясь к Стефании. — Это, по меньшей мере, странно для человека, не принадлежащего к нашему кругу!
И в этот самый момент Стефания поняла, как ей избавиться от аиста, которого она все еще держала в руках.
— Прошу прощения, душенька? — мягко сказала она. — Мне что-то послышалось?.. Роза приблизила к ней свое пышущее злобой лицо.
— Я сказала, что ты не принадлежишь к нашему кругу… — Стефания вынуждена была сделать шаг назад, а Роза продолжала наступать. — И если ты думаешь, что тебе удалось кого-нибудь обмануть…
— О! — вскричала Стефания.
Отступив еще на шаг назад, она зацепилась каблуком о край толстого персидского ковра. Потеряв равновесие, она, падая, отчаянно всплеснула руками. Очаровательная мейсенская статуэтка взлетела высоко в воздух и через пару секунд со звоном грохнулась на паркетный пол…
— О, Боже мой! — потрясенно выдохнула Роза.
Стефания, потирая лодыжку, спокойно любовалась мелкими осколками белого фарфора, рассыпавшимися по скользкому полу. Место происшествия тут же окружили гости. Питер Рэддисон отшатнулся от своей жены. Откуда ни возьмись, появились двое слуг с вениками и совками. Подошла Оливия. Стефания тут же обернулась к ней:
— Боже, прости меня… Мне так жаль, что это случилось. Сама не знаю, почему я повернулась так неуклюже…
— Ты просто защищалась, дорогая, — ответила Оливия. — Если бы ты не отступила, Роза бы просто съела тебя!
— У нас был небольшой разговор, — почти не размыкая губ, прошипела Роза. — Но если уж решено на меня возложить ответственность за то, что леди Лонгворт перенервничала, можешь прислать мне чек на эту… птицу…
— Оливия, — спокойно заговорила Стефания. — Я возмещу тебе аиста, кажется, у меня есть похожее мейсенское изделие…
— Ни в коем случае, дорогая Сабрина! Ни в коем случае! Ты не обязана мне ничего возмещать. У нас такая страховка, что она покроет все Британские острова, если кому-нибудь вздумается украсть их. Найди мне другую птицу, и мы договоримся о цене без всяких скидок. Что у тебя с ногой? Может, вызвать врача?
— Нет, спасибо. Ничего серьезного, уже проходит.
— Тебе надо сесть.
— Оливия, — смущенно проговорил Питер Рэддисон. — Розе немного не по себе. Ты не будешь возражать, если я отвезу ее обратно в Лондон? Ты же знаешь, у нее случаются такие жестокие головные боли… Если дома ей станет полегче, я могу вернуться к тебе, если… Если это не нарушит покоя твоего вечера.
— Как тебе будет угодно, — равнодушно отозвалась Оливия, даже не взглянув на супругов Рэддисон. — Я провожу вас. А ты, Сабрина, сейчас же садись на диван и отдохни. Не думай о ноге.
Стефания спокойно устроилась на диване, обитом бархатом. Вокруг нее тут же поднялся нестройный хор голосов. Кто-то перемывал косточки Рэддисонам, кто-то рассказывал о художественной коллекции Шассонов, которая размещалась в галерее на втором этаже дома, кто-то напоминал о грядущем аукционе в Лондоне, некоторые почему-то вспомнили о том, что на декабрь в Барчестр-Тауэре назначен очередной благотворительный бал. Оливия исчезла за двойными дверями зала, сопровождаемая приунывшими супругами Рэддисон. Слуги закончили убирать осколки мейсенского фарфора.
«Я становлюсь специалистом по обману», — подумала Стефания.
Скоро она осознала, что жизнь Сабрины совсем не так скучна, как казалось ее сестре. «Амбассадор», несомненно, являлся центром ее деловой и общественной жизни, но повседневное руководство делами в нем великолепно осуществлял Брайан, тем самым обеспечив леди Лонгворт свободный график. Ей нужно было только посещать аукционы, заезжать в те дома, где она работала над интерьерами, совершать недельные круизы или заниматься в своем кабинете в магазине, когда ей того хотелось. После расписанной по минутам жизни в Эванстоне Стефания почувствовала здесь совершенную и абсолютную свободу. Ей не нужно было каждые пять минут, вздрагивая, поднимать глаза на часы, чтобы не опоздать домой. Ей не нужно было спешить с приготовлением ужина до прихода Гарта. Ей не нужно было мчаться сломя голову в бакалею, чтобы сделать покупки до ее закрытия. Теперь она смотрела на часы только для того, чтобы спокойно начать обдумывать, как она проведет остаток дня или подготовиться к очередному званому вечеру. В ее календаре была только одна неприятная запись: через три недели Нат Голднер должен был сделать повторный рентген руки Сабрины, признать ее здоровой и тем самым, ничего не подозревая, вернуть все на круги своя.
Утро понедельника, первый день октября, она начала с планирования: ей нужно было встретиться с подрядчиком, который работал в доме Макса, чтобы справиться о том, как там подвигаются дела. Днем она собиралась пойти с Максом на склад, чтобы взглянуть на его мебель. Если намеченный график не сорвется, через две недели она начнет обставлять верхние этажи.
Прежние владельцы дома своими нововведениями уничтожили оригинальный интерьер здания, заменили арматуру, переставили стены, врезали новые окна, замуровали старые, убрали печную трубу. За последние несколько лет, когда дом принадлежал какой-то частной школе, ученики покрыли стены и даже потолки четвертого этажа всевозможными шутливыми стишками, неприличными надписями и рисунками.
— Мистер Стуйвезант говорит, что это добавляет человечности неземной красоте дома, — сказал с усмешкой подрядчик. — Он просил оставить некоторые перлы. Стефания улыбнулась:
— Хорошо, я возьму его пожелание на заметку.
Они прошли по всему дому, проверяя работу, которая выполнялась строго по рекомендациям Стефании. Каждый день она чувствовала, что ее мысли и идеи становятся все более конкретными. Она уже отчетливо представляла себе, как восстановить симметрию стен и окон, как сделать так, чтобы солнечные лучи заливали весь дом вплоть до самых укромных уголков, пробуждая их к жизни. Никогда еще она не чувствовала себя такой счастливой.
И это было написано у нее на лице.
— Абсолютное счастье, — заметив ее настроение, сказал Макс, когда они шли по широким проходам склада, — у тебя всегда это бывает, когда начинаешь новый проект? Видишь в моем деле что-то особенное?
— Успокойся, всегда…
— Я дико разочарован.
— Но не удивлен, — засмеялась Стефания.
Она была рада его видеть. Макс резко выделялся на общем фоне сплетников своей уверенностью, силой, непосредственностью и небрежной интимностью в обращении, наконец, своей таинственностью. Он не докучал излишними вопросами, а его серые глаза не выдавали его эмоций. Между ними не было теплоты, с оттенком грусти думала Стефания. Но она высоко ценила те недолгие часы, которые проводила в его обществе.
Они прошли в широкий проход, по обе стороны которого тянулись шахты с огромными деревянными лифтами-подъемниками. Каждый был шесть футов высоты, шесть футов длины и шесть футов ширины. Лифты были забиты упакованными вещами. Воспользовавшись подъемным механизмом, подрядчик спустил на бетонный пол сразу двадцать два таких лифта, и рабочие тут же принялись ломами вскрывать дощатые упаковочные контейнеры. Каждый раз, когда на свет появлялся очередной предмет обстановки, Макс делал пометку в своем перечне. Стефания же смотрела на фантастическое зрелище во все глаза, изо всех сил стараясь не начать икать.
Ей никогда прежде не приходилось видеть ничего подобного. В груде мебели были представлены все времена и стили, все предметы, начиная от русских самоваров и заканчивая стульями Уильяма Морриса. Взгляд потрясенной Стефании скользил по лампам стиля «Арт деко» и разобранной — высотой в пятнадцать футов — кровати с балдахином времен якобинцев.
Словом, коллекция Макса превратила сумрачный цех склада в галерею произведений искусства, в ослепительный дворец.
— Ты что, ограбил музей? — спросила она шутливо, чтобы как-то выйти из оцепенения. В его глазах сверкнули веселые искорки, когда он оторвался от списка, чтобы взглянуть на нее.
— Десять музеев. Так как ты думаешь, пригодится ли нам что-нибудь из всей этой груды? Ну, это уже было слишком.
— Не говори чепухи, Макс! Не надо мне упорно показывать свое равнодушие. Это чудо, и тебе об этом прекрасно известно. «Пригодится ли нам?» Как ты можешь так говорить? Издеваешься?
— Ну, ладно, ладно, понял. Да, чуть не забыл, Сабрина. Мне надо идти, ты уж меня прости. У меня сегодня важная встреча, и я не могу ее отложить. Я оставляю тебя здесь. Делай свой выбор. Мой шофер подождет тебя снаружи, хорошо? Сейчас он отвезет меня, а потом приедет обратно и будет ждать столько, сколько потребуется. Стефания отвернулась в сторону, чтобы скрыть разочарование оттого, что он уезжает. Она достала из упаковочной коробки маленькую фарфоровую канарейку, сидевшую на большом распустившемся цветке.
— Копенгаген, — задумчиво проговорила она, вспоминая тот день, когда мать с сияющим лицом принесла домой точно такую же птичку и сообщила, что приобрела ее в Париже на одном из блошиных рынков.
— Да, ну так я пошел…
— Хорошо, конечно, — сказала она, выходя из своей задумчивости. — Но я здесь буду находиться не один час. Шофер устанет томиться на улице…
— Ему хорошо заплачено за это. Ты поужинаешь со мной в четверг?
— Да.
Он поцеловал кончики ее пальцев:
— Тогда пока.
Огромная коллекция не на шутку взволновала Стефанию. Она чувствовала, как разгорается ее воображение. Дом Макса занял все ее мысли, и она потеряла счет времени, рассматривая мебель и время, от времени отдавая распоряжения подрядчику, находившемуся тут же, которому Макс заплатил огромные деньги только для того, чтобы тот неукоснительно слушался Стефанию.
«Я просто обязана доделать свою работу, — думала Стефания. — Я не могу уехать, не закончив ее». Макс, как, оказалось, позаботился и о строительных материалах, арматуре, досках и обоях.
В пятницу Стефания заскочила на часок в «Амбассадор», чтобы просмотреть корреспонденцию и подумать несколько минут в тиши кабинета об ужине, который накануне состоялся у нее с Максом. Все было так спокойно, мило, непосредственно. Макс источал дружелюбие, был ненавязчив я много шутил. Уже не первый раз она отдыхала от «высшего света», беседуя с Максом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78