Я же знаю, что ты не станешь заниматься любовью с Гартом. Он вовсе не в твоем вкусе… Представить себе не могу кого-либо столь непохожего на бразильского миллионера, как Гарт. А впрочем, и проблем не возникнет.
— После твоего двухнедельного отсутствия?
— По-моему, для него разницы никакой. А если что, скажешь, что у тебя месячные.
— Руки прочь?
— А как же. Впрочем, в нашем доме давно уже «руки прочь». Я же тебе говорю, Гарт, как правило, ночует в кабинете.
— Но, Стефания, «как правило» не значит всегда.
— Ну, тогда просто повернешься к нему спиной — и все.
— А ты так и делаешь? Возникла пауза. Стефания обошла, резные кровати XIX века и встала у окна, глядя на поверхность реки.
— Я в ярость прихожу, когда Гарт ко мне не подходит по две-три недели, и когда он, наконец, входит в спальню, у меня единственная мысль — что он не имеет права в нее входить. Но он меня обвинил в холодности, когда… — Стефания осеклась.
— Когда — что?
— Мы поссорились пару недель назад, после его возвращения из Калифорнии. Но все быстро сгладилось. Ничего особенного, обычная семейная сцена. У вас с Дентоном наверняка бывали подобные.
— Редко, — сухо сказала Сабрина. Стефания сжимала и разжимала руки, и Сабрина знала, что ее сестра нервничает потому, что недоговаривает всего. Боится. Вдруг Сабрина откажется с ней поменяться местами, чтобы не нарваться на… на что? На скандал? На нежелание Гарта переезжать в Стэмфорд и менять работу? Но это же несерьезно с точки зрения постороннего наблюдателя. А за эти несколько дней Сабрина только и будет заниматься наблюдением. А потом уедет.
— Ну да ладно, — резко сказала Стефания. — Нет, у меня права просить тебя оставлять твою прекрасную жизнь. Слишком по-разному мы живем. Не знаю уж, что меня дернуло так загореться этим… Забудем — и все. Это безумие. Сабрина подошла к сестре и обняла ее за талию.
— Не говори так. Не грусти. Естественно, это безумие, но мы и раньше вытворяли подобное. Будем считать это шуткой.
— Но, Сабрина, не можешь же ты и в самом деле такого хотеть! У тебя жизнь — сказка, у меня — сплошная обыденность. И я тебе еще не все рассказала.
— И не рассказывай, если только это совершенно необходимо, чтобы мне прожить в твоем доме неделю и невыдать себя. Я ведь не врала, когда говорила, что мне хотелось бы испробовать твоей жизни. Со стороны моя жизнь, может быть, и кажется сказкой, но в ней — свои драконы.
— Огнедышащие?
— Огнедышащие.
— В таком случае знать о них ничего не хочу. Если без этого можно обойтись.
— Думаю, можно. Я закрыла «Амбассадор» и дала Брайану дополнительную неделю к отпуску, продлим еще на неделю. Антонио на месяц уехал в Бразилию, чтобы у меня появилась возможность по нему соскучиться, поскольку я не позволяю ему вмешиваться в свою жизнь и не отвечаю ни «да», ни «нет» на его предложение о свадьбе. Он сказал, что даже звонить не будет. Что, зная Антонио, вообще можно считать чудом. В календаре у меня чисто; я специально оставила неделю незанятой, чтобы отойти от китайских впечатлений. Миссис Тиркелл дома, но она, кроме плиты, ни на что не смотрит. Неделя будет тихая можешь целиком посвятить ее себе и Лондону.
— И полному шкафу одежды. Ты не возражаешь?
— Конечно нет. Я ведь буду носить твою.
— Джинсы и рубашки.
— Вот это новость. Я джинсы уже много лет не носила. Стефания, ну прекрати же ты стесняться своей жизни. И за меня не беспокойся. Мы же говорим об одной неделе, а не о всей жизни.
— Если ты и в самом деле хочешь… Только не надо мне лгать.
— Я не лгу, Стефания. Неужели ты думаешь, что мне не хочется того же, что и тебе? Перестать на какое-то время быть собой. Пожить другой жизнью. Я хочу испытать, что такое семья, дом, городок, где все друг друга знают. Мне нужен шанс остановиться, побыть одной, поразмышлять — всего этого мне не хватает. А мы с тобой так близки, что все это я смогу испытать в твоей семье, и нигде больше.
Фантастическая идея. Это же фактически тайное желание любого человека. На одну великолепную неделю мы оставим позади прошлое и откроем для себя чудесные и странные вещи, пожив совершенно по-другому. А в конце недели мы поднимем повыше воротники пальто и отправимся на таинственное свидание, шепнем тайный пароль и снова поменяемся местами. Ты вернешься домой, а я полечу к себе в Лондон. И никто, кроме нас двоих, ничего не узнает. Что может быть проще? И веселее?
— О, Сабрина! — Стефания обхватила сестру руками и крепко прижала ее к себе. — Спасибо. Как я тебя люблю!
Сабрина еще раз ощутила, что не все так гладко в жизни Стефании, но сестра держит это в тайне. Раз не хочет говорить, значит, не надо обращать на это внимания. Идея так захватила сознание Сабрины, что она уже мысленно представляла себя в ее мире.
— А мебель ты поменяла? — спросила Сабрина. — Давай начнем прямо сейчас. У нас ведь всего неделя… На следующее утро их группа совершила перелет из Шанхая в Сиань, где им довелось постоять на краю гробницы первого китайского императора, умершего две тысячи лет назад. Невероятных размеров захоронение было совсем недавно открыто, и раскопки все еще продолжались. Археологи продвигались дюйм за дюймом, открывая взору армию, состоящую из более чем семи тысяч терракотовых всадников больше их натуральной величины. Это воинство было под командованием императора в его загробной жизни.
В сианьском музее они смогли рассмотреть некоторые из гигантских фигур, извлеченных из гробницы. Воины были идеально сложенные, вид у них был благородный и спокойный.
— Величие облика, — прошептала Стефания. — Не знаю, у кого можно обнаружить подобное сегодня. Разве что у Гарта. — Она, похоже, сама удивилась своим словам. Сабрина быстро взглянула на нее.
— Но это же чудесно.
— Полагаю, да. Только жить с ним тяжело.
На следующий день они проезжали величественные окрестности Гуйяна. Прямо с зеленых равнин уходили вертикально вверх горы, состоящие из известняка, зазубренные вершины были окутаны туманом, а склоны источены водой, пробурившей глубокие пещеры и оставившие игольчатые пики. Вездеход пробирался между плантациями сахарного тростника и грейпфрутовых садов, а по зелено-голубой реке Ли плыли сотни лодок, от крошечных скорлупок с единственным рыбаком, использующим рис в качестве наживки, до переполненных плавучих домов, накреняющихся под огромными прямоугольными парусами.
Сабрине казалось, будто она попала на лист книжной иллюстрации или на страницу старинного свитка. Но нереальная, подобная сну красота окружающего зачаровывала ее — столь спокойны были туманные сцены из жизни рыбаков и крестьян, живущих в этих крошечных, аккуратных домиках.
— Как вы думаете, люди становятся более счастливыми от окружающей их красоты? — спросила она.
— Если у них есть пища, — с улыбкой ответил гид и повел группу на фарфоровую фабрику. Сабрина со Стефанией не пошли.
— Это уже не то четырнадцатая фабрика, не то пятнадцатая за время поездки, — сказала Сабрина. — Какая бы ни была, можно и пропустить. Они решили прогуляться вдоль реки.
— Что у нас остается? — спросила Стефания. — Друзья, распорядок дня, магазины, канцелярия — вроде все. Ты ведь скажешься больной на работе?
— Куда деваться. Я ведь не умею печатать.
— Тебе так и так не следовало бы работать. Работа в офисе декана университета на Среднем Западе не подпадает ни под одно определение, объясняющее грандиозную авантюру. Попросишь Тэда Морроу — это декан — и наплетешь ему все, что вздумается. Он будет недоволен, но ты его не слушай; он гораздо лучше, чем кажется. Если Пенни будет спрашивать про занятия искусством, скажи ей, что мы еще не решили. У Клиффа на той неделе будет, по-моему, футбольный матч, но если ты не пойдешь, он будет только рад.
— А почему бы мне не сходить? Я ведь ни разу не видела, как Клифф играет в футбол. Мне бы хотелось.
— Ему-то на самом деле тоже хотелось бы. Один из нас всегда старается выкроить для этого время. Дом, вполне вероятно, окажется грязным, поскольку мне трудно представить, чтобы Гарт или дети занимались уборкой, но если будет для тебя терпимо, то плюнь на чистоту. Приберусь, когда вернусь.
— Я и сама могу прибраться.
— А когда ты в последний раз делала уборку дома?
— На первом году замужества. Но это как езда на велосипеде — раз научиться, и все. Стефания рассмеялась:
— Я вовсе не хотела, чтобы мои слова прозвучали так, будто ты не сможешь управиться с домом. Просто хочу сказать, что это совсем не обязательно.
— Стефания, мне бы хотелось делать все, что я сочту нужным. Иначе как я сумею почувствовать, что значит жить твоей жизнью?
— Извини. Конечно, делай все, что захочешь. Так и надо. Даже не знаю, почему я несу такую чушь. Наверное, это от нервов. Еще два дня…
— Понятно. Я тоже вся на взводе.
Тем же вечером они уже были в перенаселенном промышленном городе Сянтань, а наутро отправились в расположенный там знаменитый зоопарк. В этом тропическом раю, благодатном оазисе, расположенном среди шумного города, у Сабрины возникло головокружительное ощущение отрезанности от всего и вся. Она отстала от группы и села на скамейку среди орхидей, окруженная буйством экзотических красок. Вот уже две недели, как она поймана землей и обществом, столь не похожим на ее привычное окружение. И вот теперь, вместо того чтобы вернуться домой, она отправится еще в одно место, незнакомое и чужое. Ее ждет другая страна, другое общество, другой дом. Она будет жить с чужими людьми — ибо, неужели она имеет право сказать, что понимает Гарта или детей? Ей не за что будет там ухватиться. «Какая глупость, — подумала она. — Меня же не будет всего на неделю дольше, чем я планировала, а потом я вернусь к привычному образу жизни. Случалось, я гораздо дольше не появлялась дома».
Стефания отыскала ее, и они отправились дальше осматривать зоопарк, восхищаясь редкими огромными пандами. А на следующий день они сели на поезд, идущий до Гонконга. Путешествие по Китаю подошло к концу.
Позже Сабрина жалела, что была настолько напряжена в предвкушении незнакомого будущего, что не сумела по достоинству оценить викторианское великолепие поезда. Это был старомодный паровоз с огромными красными колесами, тихо и аккуратно бежавшими по рельсам. Сестры сидели на сиденьях с мягкими подушками, с вышитыми салфетками на подголовниках, под ногами был постелен ковер, бархатные занавески красовались на окнах, за которыми проносились пышные тропические пейзажи с кряжистыми деревьями и густой зеленью. Но Сабрина и Стефания на все это не смотрели. Они были поглощены своей игрой — повторяли, заучивали, вспоминали людей и места, оставшиеся в памяти по прошлым визитам. Стефания без конца складывала и разнимала ладони, а Сабрина поймала себя на том, что невольно делает то же самое.
— Да, деньги, — сказала Сабрина. — Вот моя чековая книжка, по ней можешь где угодно расплатиться. На неделю более чем достаточно. Если случится что-то непредвиденное, позвонишь в банк мистеру Эклзу — он переведет, сколько потребуется. Подписывайся моей фамилией.
— Что?
— Подписывайся моей фамилией. Попробуй подписать чек.
— Сабрина, я не собираюсь тратить твои деньги.
— А что ты собираешься тратить? У меня наличных всего пятьдесят фунтов. Тебе до конца недели больше потребуется. И что ты будешь делать? Ведь твои доллары будут у меня.
— Не так уж их много.
— Итоги позже подобьем. Стефания, ты насчет денег не волнуйся. Развлекайся, как сумеешь. А я тебе обещаю, что после того, как мы разъедемся по домам, потребую от тебя возмещения всего, до последнего пенни. А теперь попробуй, распишись за меня. Стефания, прикусив кончик языка, старательно вывела фамилию сестры.
— Ну, что скажешь?
— Прекрасно. Букву "Л" пиши немного повыше, а в конце росчерк делай чуть подлиннее — и все будет отлично. А мне как быть? Чеки обналичивать?
— Да, в бакалее. Я всегда так делаю, когда хожу по магазинам. У меня с собой тридцать долларов. Когда понадобится, обналичишь еще. — Она порылась в сумочке. — Вот кредитка «Доминике», вот «Джюел». Я держу их в чековой книжке. Сабрина уверенно расписалась за Стефанию, и пока поезд вез их через живописную равнину, они разговаривали об эванстонской почте, аптеке, хозяйственном магазине, химчистке самообслуживания и о доме Стефании. У скороварки клапан неисправен, дополнительные свитера в полотняных мешочках, болоньевые накидки в шкафу, у стиральной машины петля поломана, две библиотечные книги просрочены…
Подъезжая ближе к Гонконгу, они разговаривали о Лондоне: о ресторанах и пабах Белгрейва и Найтсбриджа, о магазинах и лавочках Челси, о Тейт-гэллери, Вестминстерском аббатстве, Портобелло-роуд, выходных миссис Тиркелл, о номерах скорой, полиции и пожарной охраны. Сабрина записала имя и телефон и подала бумажку Стефании.
— А если произойдет что-то действительно чрезвычайное, когда не поможет даже звонок мне в Эванстон, позвони по этому номеру.
— Александра Мартова, — прочитала Стефания.
— Когда ты была в Лондоне, она уезжала, но я тебе про нее рассказывала. Если ничего другого не останется, можешь рассказать ей о том, что мы сделали. Ей можно доверять во всем.
— Спасибо. Я думала, мне там будет совершенно одиноко.
— Только не с Александрой. Едва они сошли с поезда, как тихое течение их жизни было нарушено хаосом и гвалтом Гонконга. После обеда Сабрина со Стефанией отправились из ресторана «Джейд Ден» к себе в отель. Они пробирались сквозь толпу, мимо предсказателей судьбы, сапожников, мангалов, торговцев с расстегнутыми ширинками и ремесленников, сидящих за столиками, уставленными резными украшениями из камня.
— А Гарт? — сказала Сабрина.
— Что? — спросила Стефания.
— Ты ему ничего не купила?
— Ой, нет.
— Так ради мира в семье… — Сабрина стала рассматривать содержимое одного из ювелирных лотков.
— Сикарно! — с жаром заявил продавец на ломаном английском.
Она покачала головой.
— Осень сикарный вещь! — настаивал он. Она пожала плечами и отвернулась.
— Стойте, — сказал продавец. И, склонившись куда-то под прилавок, Достал маленький подносик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78