Этта за пять долларов продавала билеты в кино. Все они отдав
али половину заработка в семью на свое содержание. В доме было шестеро жи
льцов с пансионом по пять долларов с брата. И мистер Сингер, аккуратно пла
тивший за комнату без пансиона. Вместе с тем, что удавалось подработать п
апе, семейные доходы составляли около двухсот долларов в месяц, а на эти д
еньги им надо было прилично кормить шестерых пансионеров, хоть как-то ко
рмить семью, вносить плату за аренду дома и выплачивать взносы за мебель.
Ни она, ни Джордж больше не получали денег на завтраки. Ей пришлось прекра
тить уроки музыки. Порция кормила их после школы остатками от обеда. Ели о
ни теперь всегда на кухне. Билл, Хейзел и Этта либо тоже ели на кухне, либо с
адились за стол с жильцами Ц это зависело от того, сколько в доме бывало
еды. На кухне за завтраком давали овсянку, жир, грудинку и кофе. За ужином т
о же самое Ц с добавкой того, что оставалось от постояльцев. Взрослые дет
и ворчали, когда им приходилось есть на кухне. А они с Джорджем иногда прос
то ходили голодные по два и по три дня.
Но все это затрагивало только ее внешнюю жизнь. И не имело отношения ни к м
узыке, ни к путешествиям по чужим странам, ни к планам на будущее. Зима выд
алась холодная. На стеклах лежала изморозь. По вечерам в гостиной жарко п
отрескивал огонь. Вся семья сидела у камина вместе с жильцами, и Мик могла
побыть в средней спальне одна. Она надевала два свитера и вельветовые шт
аны Билла, из которых он вырос. Однако она была так поглощена своим делом,
что забывала о холоде. Вытаскивала из-под кровати свою коробку и, сидя на
полу, принималась за работу.
В большой коробке хранились картины, которые она рисовала на бесплатных
курсах живописи. Она унесла их из комнаты Билла. Кроме них, там лежали три
детективных романа, подаренные папой, прессованная пудра, коробочка с ко
лесиками от часов, ожерелье из фальшивых бриллиантов, молоток и тетради.
Одна из тетрадок была сверху надписана красным карандашом: «Личное. Не т
рогать. Личное» Ц и перевязана веревочкой.
В этой тетрадке она всю зиму занималась музыкой. Она перестала готовить
по вечерам уроки, чтобы больше времени оставалось на музыку. Записывала
она большей частью мелодии Ц песни без всяких слов и даже без басовых но
т к ним. Мелодии были очень короткие. Но даже если они занимали всего полст
раницы, она давала всем им название и выводила внизу свои инициалы. В этой
тетради не было ни одной целой вещи или законченного сочинения. Это были
просто песни, которые рождались у нее в голове и которые ей хотелось запо
мнить. Она давала им названия по тому, что, они ей напоминали: «Африка», «Бо
льшая драка», «Снежная буря».
Она не умела записывать мотив так, как он звучал у нее в голове. Ей приходи
лось сводить все к нескольким нотам: иначе она совсем запутывалась. Ведь
она так мало знает о том, как пишут музыку. Но, может, когда она научится быс
тро записывать эти простенькие напевы, она постепенно сумеет занести на
бумагу и всю ту музыку, которую слышит.
В январе она начала сочинять замечательную вещь под названием «Чего хоч
у, сама не знаю». Это была потрясающая песня Ц очень медленная и нежная. С
начала она вздумала сама написать к ней стихи, но не смогла сочинить к так
ой музыке ничего подходящего. И очень трудно было найти слово для третье
й строки, которое рифмовалось бы с «знаю». От этой новой песни ей было и гр
устно, и как-то, тревожно, и в то же время весело. Но над такой музыкой вовсе
не легко работать. Всякий мотив надо уметь записать. У нее уходила чуть не
целая неделя, чтобы записать в тетрадку то, что она могла напеть себе под н
ос за какие-нибудь две минуты. Ведь надо было найти тональность, размер, а
потом подходящие ноты.
Ей приходилось отчаянно напрягать внимание и чуть не сто раз напевать ме
лодию. Голос у нее всегда был хриплый. Папа говорил, что это потому, что она
здорово орала в детстве. Папе приходилось каждую ночь вставать и носить
ее на руках, когда она была такая, как Ральф. Унималась она, по его словам, то
лько когда он пел «Дикси», отбивая такт кочергой по угольному ведерку.
Она лежала плашмя на холодном полу и думала. Скоро, когда ей будет двадцат
ь, она станет самым знаменитым в мире композитором. У нее будет целый симф
онический оркестр, и всей своей музыкой она будет дирижировать сама, сто
ять на подмостках перед огромной толпой людей. И когда она будет дирижир
овать, на ней будет либо самый настоящий мужской фрак, либо красное плать
е, расшитое искусственными бриллиантами. Занавес на сцене будет из красн
ого бархата, а на нем золотом вышиты буквы «М.К.». В зале будет сидеть мисте
р Сингер, а потом они пойдут в ресторан есть жареного цыпленка. Он придет о
т нее в полный восторг, и она станет его лучшим другом. Джордж вынесет на с
цену громадные венки цветов. Все это будет либо в Нью-Йорке, либо даже где-
нибудь за границей. На нее будут показывать пальцами всякие знаменитост
и: Кэрол Ломбард,
американская кинозвезда (1909Ц 1942)
и Артуро Тосканини,
итальянский дирижер (1867Ц 1957)
и адмирал Бэрд.
полярный исследователь (род. в 1888 г.)

И тогда она сможет играть симфонию Бетховена, когда только ей захочется.
Странная вещь случилась с той музыкой, которую она слышала прошлой осень
ю! Симфония, как видно, жила у нее где-то внутри и потихоньку все росла и рос
ла. Дело, наверное, в том, что вся эта симфония отпечаталась у нее в голове. И
наче быть не могло. Недаром она слышала каждую ноту; внутри у нее вся эта м
узыка так и ожила, точно такая, как ее тогда играли. Но вызвать ее наружу он
а не могла. Оставалось только ждать и готовиться. Ждать, чтобы в ней вдруг
возникла новая часть, проросла, как медленно прорастают весной почки на
ветках дуба.
Во внутренней комнате, рядом с музыкой, жил мистер Сингер. Каждый день, как
только она кончала играть на пианино в гимнастическом зале, она шла на Гл
авную улицу, к магазину, где он работал. Сквозь витрину она не могла увидет
ь мистера Сингера. Он сидел в самой глубине, за занавеской. Но она смотрела
на магазин, где он каждый день проводил столько времени, и видела людей, с
которыми он был знаком. А по вечерам она ждала на крыльце его возвращения.
Иногда она провожала его наверх, садилась на кровать и смотрела, как он уб
ирает шляпу, расстегивает пуговицу на воротничке и приглаживает щеткой
волосы. Почему-то от этого ей казалось, что у них есть общая тайна. Или они в
от-вот расскажут друг другу что-то такое, чего никто никогда не рассказыв
ал.
Мистер Сингер был единственным обитателем ее внутренней комнаты. Когда-
то там были и другие. Она мысленно возвращалась назад, вспоминая, кто же та
м был до того, как он появился. Девочка, еще в шестом классе, которую звали С
елестой. У этой девочки были прямые светлые волосы, вздернутый нос и весн
ушки. Она носила красный шерстяной джемпер поверх белой кофточки. И ходи
ла, загребая носками внутрь. Каждый день на маленькой перемене она съеда
ла апельсин, а на большой Ц завтрак из голубой жестяной коробки. Другие у
ченики быстро проглатывали всю свою еду на маленькой перемене, а потом б
егали голодные. Но Селеста вела себя иначе. Она отдирала корочку со своих
бутербродов и съедала только мякиш. Ей давали с собой фаршированное крут
ое яйцо, и она держала его в руке, придавив желток большим пальцем так, что
на нем оставался отпечаток этого пальца.
Селеста никогда с ней не разговаривала, и она никогда не разговаривала с
Селестой. Несмотря на то, что ей хотелось этого больше всего на свете. По н
очам она не спала и думала о Селесте. Она мечтала, что Селеста придет к ней
ужинать и останется ночевать. Но этого так и не произошло. Чувство, которо
е она испытывала к Селесте, не позволяло подойти к ней и подружиться, как с
другими детьми. Через год Селеста переехала в другую часть города и стал
а ходить в другую школу.
Потом появился мальчик, которого все звали Козел. Высокий и прыщавый. Ког
да она стояла за ним в строю во время утренней гимнастики, от него дурно па
хло. Козел как-то боднул директора, и его исключили. Когда он смеялся, он вз
дергивал верхнюю губу и трясся всем телом. Она думала о нем так же часто, к
ак раньше думала о Селесте. Потом появилась дама, продававшая билеты на л
отерею, где перед рождеством разыгрывалась индейка. Потом мисс Энглин, у
чительница в седьмом классе. И Кэрол Ломбард из кино. Словом, их было много
.
Но с мистером Сингером все было по-другому. То, что она к нему чувствовала,
возникало постепенно, и она теперь даже не могла вспомнить, как это произ
ошло. Все другие люди были обыкновенные, а мистер Сингер нет. В первый же д
ень, когда он позвонил и спросил насчет комнаты, она долго приглядывалас
ь к его лицу. Эта она открыла ему дверь и прочла карточку, которую он ей под
ал. Потом она позвала маму и побежала на кухню, чтобы рассказать о нем Порц
ии и Братишке. Она пошла с мамой за ним наверх и видела, как он пробует, не пр
одавлен ли матрац и поднимаются ли жалюзи. В тот день, когда он к ним перее
хал, она уселась на перила и стала наблюдать, как он выгружает из такси сво
й чемодан и шахматную доску. А потом прислушивалась, как он топает наверх
у в комнате, и пыталась представить, что там делается. Все остальное произ
ошло постепенно. А вот теперь между ними возникли эти тайные отношения. О
на рассказывает ему то, чего никогда не могла рассказать другим. И если бы
он умел говорить, он рассказал бы ей многое про себя. Ей казалось, будто он
какой-то великий учитель, но только не может учить, потому что он немой. Но
чью, в постели, она воображала, будто она сирота и живет с мистером Сингеро
м Ц только они вдвоем Ц в каком-то доме за границей, где зимой идет снег.
Может быть, в маленьком швейцарском городке с высокими-высокими ледника
ми и горами вокруг. И прямо над всеми домами Ц скалы, а крыши крутые и остр
оконечные. Или во Франции, где люди носят хлеб из булочной без обертки. Или
в заграничной стране Норвегии, у серого зимнего океана.
Утром, проснувшись, она прежде всего думала о мистере Сингере. Так же, как
и о музыке. Когда она надевала платье, она думала о том, где его сегодня уви
дит. Она выпрашивала у Этты немножко духов или капельку ванильной эссенц
ии, чтобы хорошо пахнуть, когда встретит его в прихожей. И даже опаздывала
в школу, чтобы увидеть, как он спускается по лестнице, уходя на работу. А по
сле обеда и вечером никуда не ходила, если он бывал дома.
Все, что она о нем узнавала, было необычайно важно. Он держал свою пасту и з
убную щетку на столе в стакане. Поэтому и она перестала класть свою зубну
ю щетку на полочку в ванной, а ставила ее в стакан. Он не любил капусту. Ей об
этом сказал Гарри, он работал у мистера Бреннона. Теперь и она не могла за
ставить себя есть капусту. Когда она узнавала о нем что-то новое или когда
она что-нибудь говорила ему, а он писал ей в ответ несколько слов своим се
ребряным карандашиком, ей хотелось побыть одной, чтобы все это хорошеньк
о обдумать. Но когда она бывала с ним, главная ее забота была получше все з
апомнить, чтобы потом заново это пережить и вспоминать.
Но в ее жизни была не только внутренняя комната с музыкой и мистером Синг
ером. Много всякой всячины случалось и в наружной комнате. Например, она с
катилась с лестницы и выбила передний зуб. Мисс Миннер поставила ей две п
лохие отметки по английскому. Она потеряла двадцать пять центов на пусты
ре, и, хотя они с Джорджем лазали там целых три дня, монета так и не нашлась.

А потом произошло вот что.
Как-то раз после обеда она готовилась на заднем крыльце к контрольной по
английскому. Гарри колол дрова по ту сторону забора на своем дворе, и она е
го окликнула. Он пришел и разобрал для нее несколько предложений. Глаза е
го живо поглядывали на Мик из-за роговых очков. После того как он объяснил
ей грамматику, он так и остался стоять, то смущенно запихивая руки в карма
ны брезентовой куртки, то вытаскивая их обратно. Гарри всегда был очень д
еятельный и нервный Ц он все время либо разговаривал, либо что-нибудь ве
ртел в руках.
Ц Видишь ли, в наши дни человек должен выбирать одно из двух.
Он любил, ошеломить собеседника, и она иногда просто не находила, что ему о
тветить.
Ц Да, одно из двух.
Ц Что?
Ц Боевую демократию или фашизм.
Ц А республиканцы тебе не нравятся?
Ц Чушь, Ц бросил Гарри. Ц Я совсем не про то говорю.
Как-то раз он уже объяснял ей насчет фашизма. Он ей рассказал, как немецки
е фашисты заставляют еврейских детей становиться на четвереньки и есть
траву. И сказал, что мечтает убить Гитлера. Он все очень подробно обдумал.
Говорил, что у фашистов нет никакого правосудия и никакой свободы. А газе
ты нарочно врут, и люди понятия не имеют, что творится на белом свете. Неме
цкие фашисты Ц это просто кошмар, все это знают. Она решила вместе с Гарр
и убить Гитлера. Лучше, если в заговоре будут участвовать четверо или пят
еро, тогда, если ты в него не попадешь, его прикончат другие. И даже если они
умрут, все равно они будут героями. А быть героем почти то же, что быть вели
ким музыкантом.
Ц Либо то, либо это. И хотя я против войны, я готов драться за свои убеждени
я.
Ц И я, Ц сказала она. Ц Я бы хотела драться с фашистами. Могу даже переод
еться мальчишкой, так что никто меня не узнает. Остричь волосы, и все такое
.
Стоял ясный зимний день. Небо было зеленовато-синим, и ветки дубов на задн
ем дворе выделялись на его фоне своей голой чернотой. Но солнце грело. В та
кую погоду она чувствовала, что ей некуда девать свои силы. В голове звуча
ла музыка. От нечего делать она взяла большой гвоздь и несколькими здоро
венными ударами всадила его в ступеньку. Папа, услышав стук молотка, выше
л на крыльцо в купальном халате. Под деревом стояло двое козел, и маленьки
й Ральф деловито клал на одни козлы камушек, а потом переносил его на друг
ие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46