Их называли Мэдибен и Бенни-Мэй.
Это был только один из неразрешимых вопросов. Только один.
Всю свою жизнь он знал, для чего он работает. Он всегда знал, что призван уч
ить свой народ. Целый день он ходил со своим саквояжем из дома в дом и расс
казывал обо всем на свете.
После долгого дня его одолевала мучительная усталость. Но вечерами, когд
а он открывал свою калитку, усталость проходила. Потому что тут его ждали
Гамильтон, Карл Маркс, Порция и маленький Вильям. И Дэзи.
Порция сняла с кастрюльки крышку и вилкой помешала капусту.
Ц Отец… Ц начала она после долгого молчания.
Доктор Копленд откашлялся и сплюнул в платок. Голос его прозвучал хрипло
и сердито:
Ц Что?
Ц Давай больше не будем ссориться.
Ц Мы и не ссорились, Ц сказал доктор Копленд.
Ц Можно ссориться и без слов, Ц сказала Порция. Ц Мне всегда кажется, чт
о мы только и делаем, что грыземся, даже когда оба молчим. У меня все время т
акое чувство. Честное слово. Каждый раз, когда я к тебе прихожу, меня это пр
осто мучает. Давай уж больше ни из-за чего не ссориться.
Ц Я-то никак не хочу с тобой ссориться. Мне очень обидно, что у тебя такое
неприятное чувство, дочка.
Она налила кофе без сахара и дала отцу. В свою чашку она положила нескольк
о ложек сахара.
Ц Я уже проголодалась, так что, наверное, поем с удовольствием. Пей свой к
офе, а я тебе расскажу, что с нами недавно было. Теперь, когда уже все прошло
, меня даже смех берет, но тогда, честное слово, нам было не до смеха.
Ц Рассказывай, Ц сказал доктор Копленд.
Ц Ну вот… Не так давно в город к нам приехал один очень представительный
мужчина. Одет шикарно. Цветной. Назвался мистером Б.Ф.Мейсоном и сказал, чт
о он из Вашингтона, округ Колумбия. Каждый день прогуливался в красивой я
ркой рубашке, с тросточкой. А вечерами ходил в кафе «Сосаети». И брал самую
шикарную еду. Каждый божий раз бутылку джина и две свиных отбивных. Для вс
ех у него улыбочка, девушкам низкий поклон, и даже дверь придерживал, когд
а они входят или выходят. Целую неделю старался всех обворожить. Люди даж
е удивляться стали и все спрашивали, откуда он взялся, такой богач. Но пото
м он осмотрелся немного и принялся за дело. Ц Порция вытянула губы и поду
ла на блюдце с кофе. Ц Ты небось тоже читал в газетах про эти пензии для ст
ариков от государства?
Доктор кивнул.
Ц Пенсии, Ц поправил он.
Ц Ага, так вот он по этому делу и приехал. Будто бы от правительства из Ваш
ингтона. От самого президента. Чтобы все записались на эти государственн
ые пензии. По домам ходил, говорил, что надо внести доллар вступительных, а
потом платить двадцать пять центов в неделю, и, когда тебе стукнет сорок п
ять, правительство будет выдавать тебе каждый месяц, всю твою жизнь, по пя
тьдесят долларов. Ну, конечно, все были до смерти рады. А кто вступал, тем он
бесплатно давал фотографию президента с его собственноручной подписью
. И рассказывал, что через полгода каждый член получит задаром костюм по ф
орме этого клуба, который называется «Великая лига цветных пензионеров
», и через два месяца каждый член получит оранжевую ленту с надписью ВЛЦП.
Ну, знаешь, они ведь там любят эти буквы вместо названий. Ходил по домам со
своей книжкой, и все вступали в члены. А он записывал в этой книжечке фамил
ии и собирал деньги. Каждую субботу принимал взносы. За три недели этот ми
стер Мейсон записал в члены столько людей, что в субботу уже не мог их всех
обойти. Пришлось нанять помощников, чтобы они собирали взносы, Ц по чело
веку на каждые три или четыре квартала. Я по субботам тоже собирала деньг
и по соседству от нас и за каждый сбор получала по двадцать пять центов. Ну
, Вилли, конечно, сразу вступил и записал нас с Длинным…
Ц Действительно, я сам видел много фотографий президента в домах вашег
о района и теперь вспоминаю, что слышал фамилию Мейсон, Ц сказал доктор К
опленд. Ц Он жулик?
Ц Еще какой, Ц ответила Порция. Ц Кто-то решил разузнать про этого мист
ера Б.Ф.Мейсона, и его арестовали. Оказалось, что сам он всего-навсего из Ат
ланты и отродясь не видел Вашингтона, округ Колумбия, а тем более Ц прези
дента. Деньги он то ли спрятал куда-то, то ли прожил. И Вилли целых семь с по
ловиной долларов, можно считать, выбросил на помойку.
Доктор Копленд живо заинтересовался рассказом:
Ц Вот что я и говорю, когда…
Ц На том свете этого типа насадят на раскаленный вертел, Ц пообещала По
рция. Ц Теперь это дело прошлое и нам, конечно, смешно. Хотя, в общем, смеят
ься тут особенно нечему.
Ц Негритянский народ сам набивается, чтобы его распинали каждую пятниц
у, Ц сказал доктор Копленд.
Руки у Порции задрожали, и она пролила кофе из блюдца.
Ц Это ты о чем? Ц слизнув капли с руки, спросила она.
Ц О том, что я все время вижу. Если бы я нашел хоть десяток негров, десять м
оих соплеменников с умом, характером и отвагой, которые согласились бы о
тдать все, что у них есть…
Порция поставила блюдце на стол.
Ц Да мы же говорили совсем про другое!
Ц Ну, хотя бы четырех негров, Ц не унимался доктор Копленд. Ц Хотя бы во
т вас: Гамильтона, Карла Маркса, Вильяма и тебя. Хотя бы четырех негров со с
пособностями, характером…
Ц У нас с Вилли и Длинным есть характер, Ц сердито перебила его Порция.
Ц Жизнь у нас не такая уж сладкая, а мы, по-моему, неплохо втроем управляем
ся.
Минуту они помолчали. Доктор Копленд положил очки на стол и прижал сморщ
енные пальцы к векам.
Ц Ты все время говоришь «негр», Ц сказала Порция. Ц А это обидно. Раньше
просто говорили «черномазый», и это было лучше. А вежливые люди Ц не важн
о, какая у них кожа, Ц всегда говорят «цветной».
Доктор Копленд ничего не ответил.
Ц Взять хотя бы нас с Вилли. Мы ведь не совсем цветные. Наша мать была очен
ь светлая, и у нас обоих в жилах течет много крови белых людей. А Длинный Ц
индеец. У него много индейской крови. Нельзя сказать, что мы настоящие цве
тные, и нам особенно обидно слово, которое ты говоришь.
Ц Я не сторонник удобной лжи и обходных путей, Ц сказал доктор Копленд.
Ц Меня интересует только правда.
Ц Да? Так вот тебе правда: все тебя боятся. Ей-богу, надо поставить не одну
бутылку джина, чтобы Гамильтон, или Бадди, или Вилли, или мой Длинный согла
сились сюда прийти и с тобой посидеть, вот как я. Вилли говорит, что, скольк
о он себя помнит, он всегда боялся тебя, своего родного отца!
Доктор Копленд хрипло откашлялся.
Ц У каждого свое самолюбие, кто бы он ни был, и никто не пойдет туда, где ег
о унижают. Ты ведь и сам такой. Я-то знаю! Сколько раз видела, как белые тебя
унижали.
Ц Нет, Ц сказал доктор Копленд. Ц Ты никогда не видела, чтобы меня унижа
ли.
Ц Конечно, я понимаю, что и Вилли, и Длинный, и я Ц мы неученые. Но и Длинный
, и Вилли Ц золото, а не люди. В этом вся разница между ними и тобой.
Ц Да, Ц сказал доктор Копленд.
Ц Ни Гамильтон, ни Бадди, ни Вилли и ни я Ц никто из нас не любит говорить,
как ты, по-ученому. Мы говорим, как наша мама, как ее родители и как родители
ее родителей в прежние времена. У тебя все умственное. У нас слова идут от
души, от того, что в нас испокон веку заложено. И в этом тоже между нами разн
ица.
Ц Да, Ц сказал доктор Копленд.
Ц Никто не может выбирать своих детей и гнуть их, куда ему хочется. Даже е
сли им от этого не больно. Даже если он прав Ц это некрасиво. А ты только эт
им и занимался. И вот теперь никто, кроме меня, не приходит к тебе посидеть.

Свет слишком сильно бил в глаза доктору Копленду, а голос дочери был чере
счур громким и безжалостным. Он закашлялся, и лицо его задергалось. Он про
тянул руку, чтобы взять чашку с остывшим кофе, но не смог ее удержать. На гл
аза его навернулись слезы, и он надел очки, чтобы их скрыть.
Порция это заметила и кинулась к нему. Она обняла его голову и прижалась щ
екой к его лбу.
Ц Ну вот, я обидела своего папу, Ц сказала она нежно.
Ц Нет, Ц сказал он. Голос его звучал резко. Ц Глупо и неинтересно все вр
емя говорить о взаимных обидах.
По щекам его медленно текли слезы, и в отсвете огня они отливали голубым, з
еленым, красным.
Ц Я очень, очень перед тобой виновата, прости, пожалуйста! Ц сказала Пор
ция.
Доктор Копленд вытер лицо ситцевым платком.
Ц Ничего.
Ц Давай больше никогда не будем ссориться. Мне так, тяжело, когда мы с тоб
ой не ладим, просто мочи моей нет. Мне почему-то кажется, что всякий раз, ког
да мы видимся, в сердце у нас поднимается что-то злое, нехорошее. Давай бол
ьше не ссориться!
Ц Давай, Ц сказал доктор Копленд. Ц Давай больше не ссориться.
Порция шмыгнула носом и вытерла его тыльной стороной руки. Она несколько
минут постояла, обхватив голову отца руками. Потом окончательно вытерла
следы слез и подошла к кастрюльке с овощами на плите.
Ц Капуста, наверно, дошла, Ц весело сообщила она. Ц А теперь я, пожалуй, и
спеку к ней кукурузных лепешек.
Порция не спеша бродила по кухне в одних чулках; отец не спускал с нее глаз
. Они опять замолчали.
Когда в его глазах стояли слезы и очертания предметов были смазаны. Порц
ия казалась ему похожей на мать. Много лет назад Дэзи вот так же молча и де
ловито двигалась по кухне. Дэзи не была такой черной, как он: кожа у нее был
а дивного цвета густого меда. Она всегда была ласковой и молчаливой. Но за
этой тихой ласковостью таилось какое-то упрямство, и, как бы прилежно он н
и старался в ней разобраться, мягкое упорство жены было ему непонятно.
Он наседал на нее, открывал ей свою душу, а она была все так же тиха и ласков
а. Но слушаться его не желала и поступала по-своему.
А потом появились Гамильтон, Карл Маркс, Вильям и Порция. И его высокая, не
уклонная цель диктовала ему, какими должны стать его дети. Гамильтон буд
ет великим ученым. Карл Маркс Ц вождем негритянского народа, а Вильям Ц
адвокатом, который будет бороться с несправедливостью, Порция же должна
лечить женщин и детей.
Когда они еще были маленькими, он уже говорил им о том бремени, которое они
должны скинуть с плеч: бремени угнетения и нерадивости. А когда они стали
чуть постарше, он начал внушать им, что бога нет, но что жизнь их священна и
что перед каждым из них Ц истинная, непреложная цель. Он твердил им это с
нова и снова, а они забивались куда-нибудь в угол и глядели своими большим
и, как блюдца, глазами на мать. Дэзи же, как всегда ласковая и упорная, не слу
шала его.
И потому, что он знал жизненное предназначение Гамильтона, Карла Маркса,
Вильяма и Порции, он понимал, каким должен быть каждый их шаг. Осенью он во
зил их в город и покупал им добротные черные ботинки и черные чулки. Для По
рции он выбирал черную шерсть на платье и белое полотно для воротничков
и манжет. Мальчикам покупалась черная шерсть на штанишки и тонкое белое
полотно на рубашки. Он не хотел, чтобы дети носили пестрые, непрочные ткан
и. Но когда они пошли в школу, им захотелось одеваться по-другому, и Дэзи ск
азала, что дети стесняются и что он чересчур суровый отец. Он знал, каким д
олжен быть его дом. В нем не место всяким украшениям Ц разноцветным кале
ндарям, кружевным накидкам и безделушкам, все должно быть простым, скром
ным и свидетельствовать о труде и о высокой, непреложной цели.
Однажды вечером он обнаружил, что Дэзи проколола уши маленькой Порции дл
я серег. В другой раз, придя домой, он нашел на камине тряпичную куклу в юбк
е из перьев, а Дэзи была ласкова, но тверда и не пожелала ее убрать. Он знал и
то, что Дэзи учит детей смирению и покорности. Она рассказывала им о рае и
аде. Внушала веру в призраков и заколдованные места. Дэзи каждое воскрес
енье ходила в церковь и горестно жаловалась священнику на мужа. Из упрям
ства водила в церковь и детей, а они слушали ее жалобы.
Весь негритянский народ был болен, поэтому доктор был занят целый день, а
часто и половину ночи. К концу долгого дня он смертельно уставал, но, войдя
к себе в калитку, сразу ощущал, как эта усталость проходит. Однако дома Ви
льям играл на гребенке, обернутой в папиросную бумагу, Гамильтон и Карл М
аркс Ц в карты на деньги, выданные на завтрак, а Порция дурачилась с мате
рью.
Он снова принимался их перевоспитывать, но уже подходил с другого конца.
Он начинал готовить с ними уроки и вел серьезные беседы. Дети сидели, сбив
шись кучкой, и смотрели на мать. Он говорил, говорил, но они не желали его по
нимать.
Тогда его охватывало мрачное, чисто негритянское бешенство. Он уходил к
себе в приемную, старался читать или размышлять, желая успокоиться, а пот
ом начать свои внушения снова. Он опускал шторы, чтобы яркий свет лампы и к
ниги вернули его в атмосферу раздумья. Но иногда покой так и не возвращал
ся. Он был молод, и наука не могла заглушить в нем гнев.
Гамильтон, Карл Маркс, Вильям и Порция боялись его и с мольбой смотрели на
мать. Когда он замечал это, его охватывала черная ярость, и тут он уж не зна
л, что творит.
Он не мог побороть свои приступы бешенства, а потом корил себя за распуще
нность.
Ц Как вкусно пахнет, Ц сказала Порция. Ц Давай-ка скорее есть, а то сейч
ас заявятся Длинный и Вильям.
Доктор Копленд поправил на носу очки и пододвинул свой стул к столу.
Ц А где твой муж и Вильям провели сегодняшний вечер?
Ц Кидали подковы. Тут один человек, его зовут Реймонд Джонс, устроил у се
бя на заднем дворе площадку для кидания подков. Сам Реймонд и его сестра Л
ав играют каждый вечер. Эта Лав такая уродина, что я даже не возражаю, чтоб
ы Длинный и Вилли ходили к ним сколько влезет. Они пообещались зайти за мн
ой без четверти десять, и я с минуты на минуту их жду.
Ц Пока не забыл, Ц сказал доктор Копленд. Ц Ты, наверно, часто получаешь
вести от Гамильтона и Карла Маркса?
Ц От Гамильтона Ц да. Он, можно сказать, тащит на себе всю дедушкину ферм
у. А Бадди Ц он в Мобиле… да ты знаешь, он никогда не был мастером писать пи
сьма. Но Бадди умеет ладить с людьми, так что я за него не беспокоюсь. Он с ке
м хочешь может ужиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46