Но ничего подобного. Вот сегод
ня, например, все они пришли ко мне вместе. И вели себя так, будто приехали и
з разных городов. Даже грубо. Ты же знаешь, я всегда говорил, что вести себя
грубо и не считаться с другими людьми очень дурно. А у них было именно так.
Я их совсем не понимаю, поэтому и пишу тебе, ты ведь, наверное, все поймешь. У
меня от них какое-то странное ощущение. Но хватит об этом писать, небось я
тебе наскучил. Да и себе тоже.
Уже прошло пять месяцев и двадцать один день. Все это время я жил без
тебя. И думать я могу только о том, когда же я снова с тобой увижусь. Если в б
лижайшее время я не смогу к тебе поехать, просто не знаю, что со мной будет
».

Сингер опустил голову на стол, чтобы передохнуть. Запах и прикосновение
шелковистого дерева к щеке напомнили ему школу. Глаза его закрылись, и ем
у стало дурно. Перед глазами стояло лицо Антонапулоса, и тоска по другу бы
ла такой пронзительной, что он боялся перевести дух. Немного погодя Синг
ер поднял голову и потянулся за пером.

«Подарок, который я для тебя заказал, еще не получен, и я не поспел от
править его с другими рождественскими подарками. Рассчитываю скоро его
получить. Надеюсь, он тебе понравится и тебя повеселит. Я все время думаю о
нас с тобой и все помню. Я скучаю по блюдам, которые ты готовил. В „Кафе „Нью
-Йорк““ стало гораздо хуже, чем раньше. Недавно я нашел у себя в супе муху. О
на плавала среди овощей и вермишели в виде буковок. Но это неважно. Мне так
тебя недостает, что я не могу вынести этого одиночества. Скоро я опять к т
ебе поеду. Отпуск мне полагается еще только через полгода, но я надеюсь по
лучить его раньше. Думаю, что мне просто необходимо это сделать. Я не созда
н, чтобы жить один, без тебя Ц без того, кто все понимает.
Твой как всегда Ц Джон Сингер».

Было уже два часа ночи, когда он наконец вернулся домой. Большой населенн
ый дом погрузился в темноту, но Сингер ощупью поднялся по лестнице, ни раз
у даже не споткнувшись. Вынув из карманов карточки, которые всегда носил
с собой, часы и вечное перо, он аккуратно повесил костюм на спинку стула. Е
го пижама из серой фланели была теплой и мягкой. Едва успев натянуть до по
дбородка одеяло, он заснул.
Из черноты забытья проступили контуры сна. Тусклые желтые фонари освеща
ли темные каменные ступени. На верху лестницы на коленях стоял Антонапул
ос. Он был голый и теребил какой-то предмет, который держал над головой, во
здев кверху глаза, словно в молитве. Сам Сингер тоже стоял на коленях, но н
а полпути вниз. И он был голый, ему было холодно, но он не мог отвести глаз от
Антонапулоса и от того, что тот держит над головой. За своей спиной, внизу,
он ощущал присутствие усача, девушки, черного доктора и четвертого гостя
. Они тоже стояли голые на коленях, и он чувствовал на себе их взгляды. А еще
дальше за ними стояли в темноте на коленях бессчетные толпы людей. Его со
бственные руки превратились в огромные мельничные крылья, и он глядел ка
к завороженный на незнакомый предмет, который Антонапулос держал над го
ловой. Желтые фонари раскачивались в темноте, но, кроме них, все было непод
вижно. И вдруг началось какое-то брожение. Все вздыбилось, лестница рухну
ла, и он почувствовал, что летит вниз. Сингер вздрогнул и проснулся. Ранний
рассвет выбелил окно. Ему было страшно.
Прошло так много времени, что с другом могла случиться какая-то беда. Так
как Антонапулос ему не писал, узнать об этом он не мог. А вдруг он упал и рас
шибся? Сингер почувствовал такую потребность с ним еще раз увидеться, чт
о решил сделать это во что бы то ни стало, и притом немедленно.
По дороге на работу он нашел в своем почтовом ящике извещение: на его имя п
ришла посылка. Это был подарок Антонапулосу на рождество, полученный с з
апозданием. Подарок был прекрасный. Сингер купил его в рассрочку с погаш
ением в течение двух лет. Комнатный кинопроекционный аппарат с полудюжи
ной комических мультипликаций, которые так любил Антонапулос.
В то утро Сингер пришел в магазин последним. Он передал ювелиру, у которог
о служил, письменное заявление об отпуске на пятницу и субботу. И хотя на э
той неделе предполагались четыре свадьбы, ювелир кивком головы показал,
что его отпускает.
Он никому не сказал о своем отъезде, но на двери приколол записку, что уезж
ает по делу на несколько дней. Ехал он ночью: поезд подошел к месту назначе
ния, когда занимался зимний рассвет.

После обеда, чуточку раньше, чем был разрешен прием посетителей, Сингер о
тправился в приют для душевнобольных. Руки его были нагружены разобранн
ым киноаппаратом и корзиной с фруктами, которые он нес своему другу. Он от
правился прямо в палату, где в прошлый раз навещал Антонапулоса.
Коридор, дверь и ряды кроватей были такими же, какими он их помнил. Останов
ившись на пороге, он стал жадно искать глазами своего друга. И сразу же уви
дел, что, хотя все стулья заняты, Антонапулоса тут нет.
Сингер положил на пол свертки и написал на одной из своих карточек: «Где С
пирос Антонапулос?»
В палату вошла сиделка, он подал ей карточку. Она его не поняла, помотала г
оловой и пожала плечами. Он вышел в коридор и стал совать карточку всем вс
тречным. Никто не мог ему ответить. Его охватила такая паника, что он стал
размахивать руками. Наконец ему попался врач-практикант в белом халате.
Сингер вцепился ему в рукав и сунул свою карточку. Практикант внимательн
о ее прочел и повел Сингера по коридорам. Они вошли в маленькую комнату, гд
е за письменным столом сидела молодая женщина и просматривала какие-то
бумаги. Она прочла то, что было написано на карточке, и стала рыться в папк
ах, лежавших у нее в ящике.
От беспокойства и страха глаза Сингера застилали слезы. Молодая женщина
принялась аккуратно писать на листке из блокнота. Сингер не удержался и
заглянул ей через плечо Ц ему не терпелось узнать, что пишут о его друге.

«Мистера Антонапулоса перевели в больницу. Он болен нефритом. Я распоряж
усь вас туда проводить».
По дороге он задержался в коридоре, чтобы захватить свертки, оставленные
за дверью палаты. Корзину с фруктами украли, но остальные пакеты были в це
лости. Он вышел вслед за практикантом из здания и пересек газон между бол
ьничными корпусами.
Антонапулос! Когда они добрались до его палаты, Сингер мгновенно увидел
своего друга. Его койка помещалась посредине комнаты, он восседал, опира
ясь на подушки. На нем был алый халат, зеленая шелковая пижама, а на пальце
кольцо с бирюзой. Кожа у него стала бледно-желтой, а глаза Ц совсем темны
ми и мечтательными. Черные волосы заметно посеребрились у висков. Он вяз
ал. Толстые пальцы медленно шевелили длинные костяные спицы. Грек не сра
зу заметил друга. Потом, когда Сингер встал прямо против него, он благодуш
но улыбнулся, не выказав ни малейшего удивления, и протянул свою руку с ко
льцом.
Сингер почувствовал такую робость и смущение, каких еще никогда не испыт
ывал. Он сел возле кровати и сложил руки на краешке покрывала. Глаза его не
отрываясь смотрели в лицо другу: он был смертельно бледен. Роскошное оде
яние Антонапулоса его поразило. Он сам посылал ему эти вещи в разное врем
я, но не представлял себе, как они будут выглядеть вместе. Грек стал еще гр
омадное, чем он его помнил. Под шелковой пижамой были видны огромные дряб
лые складки живота. Голова на белой подушке выглядела гигантской. Лицо е
го дышало безмятежным покоем, и казалось, он едва замечает присутствие С
ингера.
Сингер несмело поднял руки и заговорил. Его сильные, умелые пальцы склад
ывали знаки с заботливой точностью. Он говорил о холодной зиме и о долгих
месяцах разлуки. Он вспоминал далекое прошлое, кошку, которая умерла, юве
лирную лавку, место, где он теперь жил. При каждой паузе Антонапулос милос
тиво кивал головой. Сингер рассказывал о четырех своих знакомых и об их д
олгих бдениях у него в комнате. Глаза друга были влажными, темными, и Синге
р видел в них свои маленькие квадратные отражения, которые он замечал та
м и раньше множество раз. Горячая кровь снова прилила к его щекам, и руки з
адвигались быстрее. Он долго рассказывал о черном докторе, о том, другом, с
дергающимися усами, и о девушке. Его руки все торопливее и торопливее скл
адывали слова. Антонапулос важно кивал. Сингер жадно наклонялся к нему: о
н глубоко вздыхал, и в глазах его стояли светлые слезы.
Вдруг Антонапулос медленно прочертил в воздухе круг своим пухлым указа
тельным пальцем. Палец сделал круг в сторону Сингера и потом ткнул его в ж
ивот. По лицу толстого грека расплылась улыбка, и он высунул большой розо
вый язык. Сингер засмеялся, и руки его заплясали с бешеной скоростью. Плеч
и у него дрожали от смеха, а голова беспомощно откинулась назад. Он сам не
знал, чему смеется. Антонапулос завращал глазами. Сингер продолжал закат
исто хохотать, пока у него не сперло дыхание и не задрожали пальцы. Он ухва
тился за руку друга, чтобы почувствовать опору и успокоиться. Хохот у нег
о теперь вырывался отрывисто, спазмами, как икота.
Антонапулос первый принял серьезный вид. Его маленькие пухлые ступни вы
лезли из-под покрывала. Улыбка сошла с лица, и он стал капризно лягать оде
яло. Сингер поспешно поправил постель, но Антонапулос нахмурился и царст
венным жестом подозвал проходившую по палате сиделку. Когда она расправ
ила одеяло по его вкусу, толстый грек так величественно наклонил голову,
что его кивок скорее напоминал благословение, чем благодарность за услу
гу. Потом он снова важно повернулся к своему другу.
Разговаривая, Сингер не чувствовал, как бежит время. Но когда сиделка при
несла Антонапулосу на подносе ужин, он сообразил, что уже поздно. В палате
зажгли электричество, и за окнами потемнело. Перед другими больными тоже
поставили подносы с ужином. Все отложили свою работу (кое-кто плел корзин
ы, другие мастерили что-то из кожи или вязали) и вяло принялись жевать. Ряд
ом с Антонапулосом все они казались очень больными и бесцветными. Многим
не мешало бы постричься, да и одеты они были в ветхие серые ночные рубахи
с разрезом на спине. Они с удивлением глазели на двух глухонемых.
Антонапулос поднял крышку на своей тарелке и внимательно обследовал ед
у. Это была рыба с овощным гарниром. Он взял руками рыбу и поднес поближе к
свету, чтобы получше ее разглядеть. Потом с аппетитом принялся есть. Во вр
емя ужина он показывал Сингеру своих соседей по палате. Ткнув рукой в сто
рону какого-то человека в углу, он скорчил гримасу отвращения. Тот в ответ
зарычал на него. Грек рукой показал Сингеру одного юношу, заулыбался ему,
закивал и замахал пухлой рукой. Сингер был слишком счастлив, чтобы чувст
вовать неловкость. Но все же, чтобы отвлечь приятеля, он взял свои свертки
и положил на кровать. Антонапулос развернул пакеты, но киноаппарат его н
исколько не заинтересовал. Он снова принялся за ужин.
Сингер написал сиделке записку, объяснив насчет киноаппарата. Она вызва
ла врача-практиканта, а тот в свою очередь Ц доктора. Все трое посовещал
ись, с любопытством поглядывая на Сингера. Новость дошла до больных, и они
стали возбужденно приподниматься со своих подушек. Один Антонапулос бы
л невозмутим.
Сингер заранее научился крутить кинокартины. Он поставил экран так, чтоб
ы его было видно всем больным. Потом запустил в ход проекционный аппарат
и стал крутить пленку. Сиделка собрала подносы с посудой, и свет в палате в
ыключили. На экране замелькала комическая мультипликация с Мики-Маусом.

Сингер следил за лицом своего друга. Сначала Антонапулос был поражен. Он
приподнялся, чтобы лучше видеть, и совсем встал бы с кровати, если бы его н
е удержала сиделка. Потом, сияя, он впился глазами в экран. Сингер видел, чт
о другие больные переговариваются и тоже смеются. Из коридора появились
санитары и сиделки, вся палата пришла в движение. Когда Мики-Маус кончилс
я, Сингер пустил мультипликацию о приключениях бывалого моряка. Когда ко
нчилась и она, он решил, что на первый раз развлечений достаточно, и включи
л свет. В палате воцарился покой. Когда врач-практикант спрятал аппарат п
од кровать Антонапулоса, Сингер заметил, что его друг исподтишка обводит
глазами больных, проверяя, все ли сознают, что эта вещь принадлежит ему.
Сингер снова заговорил. Он знал: скоро его попросят уйти, но мыслей накопи
лось много, и он боялся, что не успеет их высказать в такое короткое время.
Он, лихорадочно спеша, старался выговориться. В палате лежал старик, голо
ва у него тряслась после паралича, и он беспомощно дергал себя за седые бр
овки. Сингер позавидовал этому старику Ц ведь он каждый день проводит р
ядом с Антонапулосом. Сингер с радостью поменялся бы с ним местами.
Грек стал шарить у себя на груди. Он достал медный крестик, который раньше
носил на грязной веревочке. Теперь крест висел на шелковой красной ленте
. Сингер вспомнил свой сон и рассказал его другу. Он так торопился, что ино
гда даже путался в знаках, и ему приходилось, встряхнув руками, начинать в
се сначала. Антонапулос следил за ним своими темными сонными глазами. Не
подвижная фигура в дорогих ярких одеждах напоминала мудрого короля из л
егенды.
Дежурный врач продлил Сингеру время свидания на целый час… Но в конце ко
нцов он, протянув худую волосатую кисть, показал на часы. Больные укладыв
ались на ночь. Рука Сингера замерла в воздухе. Он схватил друга за плечо и
пристально заглянул ему в глаза, как делал дома каждое утро, когда они рас
ставались перед работой. Наконец он, пятясь, вышел из палаты. В дверях его
руки судорожно простились с другом, а потом сжались в кулаки.

В лунные январские вечера Сингер, если только он не был чем-нибудь занят,
по-прежнему бродил по улицам города. Судачили теперь о нем напропалую. Ст
арая негритянка рассказывала кому ни попадя, что немой знает все повадки
духов с того света.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46