О сущности вегетативных импульсов мне еще
ничего не было известно.
Несокрушимая убежденность в правильности высказываний
о сексуальной обусловленности неврозов и психозов сделали
для меня очевидным наличие сексуального нарушения при ши-
зофрении или сходных расстройствах личности. Душевноболь-
ной без обиняков высказывал все то, что приходилось <из-
влекать> из больного на протяжении многих месяцев кропот-
ливой работы и истолковывать. Тем более странным было по-
ведение психиатров, которые ничего и знать об этом не хотели,
состязаясь друг с другом в издевках над Фрейдом. Нет ни
одного случая шизофрении, в котором после установления пусть
даже слабого контакта недвусмысленно не предлагался бы ис-
следователю свой сексуальный конфликт. Содержание конфлик-
тов может быть различным, но на первом месте всегда стоит
грубая сексуальность. Официальная психиатрия занимается
только классификацией, и в этом ей мешает знакомство с
содержанием конфликтов. Для нее важно, испытывает ли боль-
ной дезориентацию только в пространстве или также и во
времени. Ее представителю все равно, что привело больного
к тому или другому виду дезориентации. Душевнобольные точно
получают удар обухом по голове, когда на них обрушиваются
тщательно скрываемые, неосознанные или лишь наполовину при-
знаваемые сексуальные представления. Половой акт, извращения,
половое сношение с матерью или отцом, размазывание кала
по гениталиям, представление о соблазнении жены друга или
о соблазнении ею, грубо-чувственные фантазии о сосании и
т. п. затопляли осознанное мышление. Не приходится удив-
ляться, что человек реагирует на это внутренней дезориентацией.
Необычная внутренняя ситуация вызывает страх.
Тот, кто допустил осуждаемую сексуальность при сохранении
отпора, должен начать ощущать внешний мир как нечто стран-
ное. Ведь и мир ставит такого человека как чудака вне своих
границ. Мир сексуальных ощущений настолько непосредственно
приближается к душевнобольному, что тот должен выпасть из
обычной системы мышления и жизни. При этом он часто
блестяще различает сексуальное лицемерие окружающего мира,
приписывая в результате врачу или родственнику то, что сам
59
непосредственно чувствует. Чувствует же он действительность,
а не ее фантастическое восприятие.
Люди <полиморфно извращены>, и вместе с ними проник-
нуть! извращенностью их мораль и институты. На пути этого
потока нечистот и асоциальных стремлений установлены се-
рьезные преграды. Внутри каждого человека таковыми являются
моральные воззрения и тормоза, а извне, в масштабах всего
общества, - полиция нравов и общественное мнение. Следо-
вательно, чтобы быть в состоянии существовать, люди должны
изменять самим себе, принимать искусственные формы жизни
и взгляды, которые они сами и создали. То, что им чуждо,
что в длительной перспективе является тягостным, они вос-
принимают теперь как нечто исконное, как <вечную моральную
сущность человека>, как <собственно человеческое> в проти-
воположность <звериному>.
Этой раздвоенностью объясняются многие фантазии на тему
изменения существующего порядка, в соответствии с которыми
пациенты запирают в палатах своих надсмотрщиков и врачей в
качестве больных. Правы именно они, а не другие. Это пред-
ставление не так уж далеко от истины. Его рассматривали люди
великого ума, в том числе Ибсен в своей драме <Пер Гюнт>.
Каждый в чем-то прав. В каком-то определенном пункте должны
быть правы и душевнобольные, только в каком? Конечно, не в \
том, о чем они говорят. Но если установить контакт с душев-
нобольными, то они оказываются в состоянии очень разумно и
серьезно беседовать о многих странных явлениях жизни.
Тот, кто до сих пор внимательно следил за моими рас-
суждениями, почувствует диссонанс. Ему надо было бы задаться
вопросом о том, действительно ли причудливые, извращенные
сексуальные ощущения душевнобольных представляют собой
прорыв <естественного> начала в их душах. Являются ли ес-
тественными ощущениями жизни копрофагия, гомосексуальные
фантазии, садизм и т. д.? В этом стоит усомниться. У ши-
зофреника сначала прорываются противоестественные влечения,
но на <заднем плане> шизофренического переживания распо-
лагается нечто другое, скрытое извращениями. Шизофреник
переживает свое органическое ощущение, вегетативный поток,
в понятиях и представлениях, которые он отчасти позаимствовал
у бессознательного, отчасти приобрел в процессе отпора своей
естественной сексуальности.
Даже человек, в среднем нормальный, осмысливает сексу-
альность, используя неестественные или извращенные понятия,
например <трахаться>, будь то немецкое или английское
. С упадком естественного сексуального ощущения ор-
гана человек утратил также понятие, обозначающее это ощу-
щение. Если бы в сознании шизофреника прорывалось только
60
представление о половом извращении, то он был бы лишен
фантазий о гибели мира и космических процессах, а их место
занимали бы лишь извращения. Специфика шизофрении заклю-
чается в телесном переживании живого, вегетативного, но пере-
живание это не подготовлено, оно происходит в запутанной
форме и изображается в повседневных представлениях об из-
вращенной сексуальности. Если говорить о переживании жизни,
то невротик и извращенец ведут себя в проявлениях этой сферы
психики по отношению к шизофренику так же, как скупой
мелкий торговец по отношению к щедрому взломщику сейфов.
Так к названным впечатлениям от наблюдения над летар-
гическим постэнцефалитом прибавились новые - от знакомства
с шизофренией. Важными источниками моей последующей ра-
боты стали мысли о постепенном или быстром <вегетативном
огрублении> и представление о <расщеплении единого и упоря-
доченного функционирования>. Шизофреническая растерянность
и беспомощность, смятенность и дезориентация, кататоническое
блокирование и гебефреническое огрубление были для меня
только различными видами одного и того же процесса, то
есть прогрессирующего расщепления функционирования жизненного
аппарата, единого в нормальных условиях. Единство жизненных
функций стало постижимым на клиническом уровне лишь две-
надцать лет спустя с разработкой теории рефлекса оргазма.
Если же усомниться в абсолютной разумности и правильности
образа мышления, свойственного этому миру, пребывающему в
благосостоянии, то можно легче найти доступ к сути душевной
жизни больных психозами. Я наблюдал девушку, которая много
лет пролежала в постели и только двигала тазом и терла пальцем
гениталии. Ее сознание было полностью блокировано, лишь иног-
да пациентка улыбалась, а контакт с ней удавалось установить
очень редко. Она не отвечала ни на один вопрос, но подчас на
лице появлялось выражение, которое можно было понять. Тот,
кто действительно знает сложные проблемы маленьких детей,
порождаемые запретом онанизма, понимает и такую позицию
душевнобольных. Они отворачиваются от мира и с помраченным
сознанием делают то, в чем когда-то им отказал этот ирраци-
онально управляемый мир. Они не мстят, они не наказывают,
они не обижают. Они просто ложатся в постель и ловят остатки
судорожно разлагающегося удовольствия.
Психиатрия в такой ситуации ничего не понимала. Она
и не могла понять этого. Ей самой надо было бы перестроиться
радикальным образом. Фрейд открыл подход к проблеме, но
над его <толкованиями> смеялись. Я, благодаря знанию теории
детской сексуальности и учению о вытеснении влечений, лучше
понимал душевнобольных и полностью разделял взгляды Фрей-
да. Было ясно, что единственная функция психиатрической
61
науки - отвлекать от подлинного понимания душевного стра-
дания и разъяснения сексуального бытия. Психиатрическая нау-
ка всеми средствами доказывала, что душевнобольные - уже в
зародышевой плазме наследственно отягощенные, разложившие-
ся люди. Психиатрия должна была любой ценой доказывать,
что душевные заболевания вызываются нарушениями функции
мозга или внутренней секреции. У психиатров вызывало тор-
жество то обстоятельство, что при постсифилитическом пара-
личе некоторые симптомы схожи с проявлениями настоящей
шизофрении или меланхолии. Их позицию как раньше, так
и теперь можно было во многих случаях сформулировать сле-
дующим образом: <Да посмотрите, все дело в аморальности>.
Никому даже в голову не приходило, что какие бы то ни
было расстройства телесной функции точно так же могут быть
следствиями и общего нарушения вегетативной жизни.
Существовало три основных взгляда на отношения между
телесным и душевным:
1. Каждое душевное заболевание или явление обусловлено фи-
зическими причинами. Это формула механистического материа-
лизма.
2. Каждое душевное заболевание или явление обусловлено ис-
ключительно причинами душевного свойства; с точки зрения ре-
лигиозного мышления все телесные заболевания также имеют
душевные причины. Это формула метафизического идеализма.
Она совпадает с представлением о том, что <дух создал ма-
терию>, а не наоборот.
3. Душевное и физическое - два параллельно происходящих
процесса, взаимно воздействующие друг на друга. Это <пси-
хофизический параллелизм>.
Единого функционального представления о взаимоотноше-
ниях тела и души не существовало. В моей клинической работе
философские вопросы не играли никакой роли. Я шел не от
философии к клинической практике, а через клиническую прак-
тику - к развитию метода, который до тех пор применял не-
осознанно. Этот метод требовал ясности относительно связи
между телесным и душевным.
Многие проводили правильные наблюдения, но в научной
работе враждебно противостояли друг другу, как, например,
Адлер со своим учением о нервном характере - учению Фрейда
о сексуальной этиологии неврозов. В это можно было бы и
не верить, но тем не менее <характер> и <сексуальность> об-
разовывали два несовместимых полюса аналитического мыш-
ления. В психоаналитическом объединении не любили слишком
много разговаривать о характере. Я понимал это, ведь мало
о чем обычно говорят так пространно, как о <характере>. Очень
немногие четко отделяли оценку характера (<хорошего> или
62
<плохого>) от его научно-естественного исследования. Характе-
рология и этика были и остаются еще и сегодня почти иден-
тичными.
Понятие характера не было свободно от оценки и в пси-
хоанализе. Оказывалось просто мучением иметь <анальный> ха-
рактер, <оральный> - не в такой степени, но его обладателя
рассматривали как младенца. Фрейд показал происхождение не-
которых типичных черт характера из влечений, проявившихся
в раннем детстве. Абрахам провел блестящие исследования о
свойствах характера при меланхолии и маниакально-
депрессивных состояниях. Тем более сбивала с толку нераз-
бериха оценок и описаний фактов. Хотя и говорили, что науке
надо быть <объективной> и <свободной от оценок>, но каждая
фраза, определявшая поведение в соответствии с характером,
звучала как приговор, причем не о здоровье или болезни, а
о том, что соответствует <добру> или <злу>. Встречалось пред-
ставление о том, что существуют определенные <плохие ха-
рактеры>, непригодные для аналитического лечения, которое-де
требует известного уровня душевной организации больного. Ле-
чение многих якобы не стоило затрачивавшихся усилий. Мно-
гие, кроме того, были настолько <нарциссистски> настроены,
что в результате лечения не удалось проломить этот барьер.
За препятствие психоаналитическому лечению выдавался и низ-
кий интеллектуальный уровень. Таким образом, работа огра-
ничивалась описанными невротическими симптомами, выяв-
лявшимися у интеллигентных и способных к ассоциативному
мышлению людей с <правильно развитым> характером.
Этот крайне индивидуалистический, по сути своей феодаль-
ный, взгляд, свойственный психотерапевтам, конечно, сразу же
пришел в противоречие с потребностями врачебной работы,
когда 22 мая 1922 г. была открыта Венская психоаналитическая
амбулатория для бедных. На Будапештском конгрессе 1918 г.
Фрейд отстаивал необходимость существования таких государ-
ственных медицинских учреждений для неимущих. Правда, по
его мнению, чистое золото психоанализа следовало смешать
<с медью - лечением, основанным на внушении>. Этого тре-
бовало массовое лечение.
В Берлине уже с 1920 г. работала поликлиника для бедных,
которой руководил Карл Абрахам. Главные врачи соответст-
вующих венских больниц, которым надлежало одобрить от-
крытие клиники, создали вместе с министерством здравоохра-
нения максимально возможные затруднения. Психиатры были
против, используя всякого рода уловки для защиты своей по-
зиции, а организация, представлявшая экономические интересы
врачей, боялась, что будет нанесен ущерб возможности зара-
ботка. Короче говоря, намерение создать клинику для лечения
63
неврозов у малоимущих считали в высшей степени излишним,
но в конце концов оно было осуществлено. Мы получили
несколько комнат в кардиологической больнице Кауфмана и
Мейера, но через шесть месяцев работа амбулатории была пре-
кращена. Так и продолжались эти колебания, потому что пред-
ставители официальной медицины не знали, как подойти к
делу, не укладывавшемуся в рамки их мышления. Директор
амбулатории Хичман рассказал о трудностях в маленькой бро-
шюре, посвященной 10-летию поликлиники. Я же хоте.> бы
вернуться к главной теме.
Психоаналитическая амбулатория стала кладезем знаний о
механизме неврозов, которыми страдала беднота. Я работал в
ней со дня основания на протяжении восьми лет, начав первым
ассистентом, а закончив заместителем директора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53