купить компакт унитаз
У меня и так полно работы, не хватает, чтобы ты мне мешал. Постарайся заснуть.
С этими словами я стала подниматься по лестнице.
- Куда ты идешь? - спросил Гарт.
Я даже не потрудилась обернуться, бросив на ходу через плечо:
- Сделать шалаш.
Во время отлива я вынесла из шхуны все необходимое. Я пробиралась по мелководью с тюками на голове. Прибой был несильным, но коварное поперечное течение один раз все-таки сбило меня с ног, и поклажа упала в воду. К счастью, в тот раз я несла не еду, а всего лишь одежду и парусину. В течение нескольких следующих дней море выбрасывало на берег дамское белье.
Я подыскала, на мой взгляд, удачное место для лагеря и принялась строить шалаш. Место действительно было удобным: шхуна хорошо видна с поляны, поросшей густой зеленой травой, которую окружали высокие сосны; в сотне ярдов был ручей. На берегу оказалось полно плавника для костра; я видела, как возле самого берега плескалась рыба. Единственное, что от меня требовалось, - построить укрытие, и безбедное существование на несколько недель, которые потребуются для выздоровления Гарта, нам обеспечено.
Я решила построить нечто вроде вигвама. О конструкции этих индейских жилищ я узнала во время плавания по Миссисипи и Огайо от тех, кто бывал на западе. Этот шалаш должен был иметь форму конуса с отверстием для дыма у вершины, чтобы мы могли разводить небольшой костер внутри. Я обстругала пять длинных и прочных жердей, связала их у вершины веревками, принесенными со шхуны. Самое трудное заключалось в том, чтобы натянуть на раму парусину и закрепить дно полотнища так, чтобы ветер не унес нашу крышу.
Я закончила работу только к закату. Ночь предстояло провести на шхуне, и я поплыла к «Морскому демону». Я испытывала законную гордость: жилище получилось высотой около десяти футов в центре и диаметром основания порядка двенадцати футов. Места вполне хватит для двух спальных мест, и еще останется вдоволь пространства и для очага, и для припасов. Я решила устроить очаг на каменном основании. Таким образом у меня получится нечто вроде плиты. Завтра, после того как я перевезу Гарта, я поищу в лесу съедобные коренья и травы, решила я. Джозеф показал мне съедобные растения, и хотелось надеяться, что они растут и в этих южных местах.
С трудом я вскарабкалась на борт нашей маленькой шхуны. Руки ныли, я замерзла. Солнце уже село, а с ним ушло и тепло. Я спустилась в каюту. Снизу сочился свет: Гарт зажег фонарь.
- Зачем ты вставал с постели? - сердито спросила я. - Тебе велено было лежать.
- Успокойся, - слабо ухмыльнулся Гарт. - Как дела?
- Прекрасно, если не считать того, что я разбила для нас лагерь на индейской земле.
Стащив с себя мокрую одежду, я растерлась куском муслина. Гарт не спускал с меня глаз, но мне было безразлично. Он был слишком слаб для того, чтобы его опасаться.
- Завтра утром мы сойдем на берег, - сказала я. - Я помогу тебе. Утром вода уйдет, и мы переправимся без особых хлопот.
Я оделась и собрала еще один узел, чтобы наутро вынести его на берег. Потом я принесла воды, мыло, ножницы и бритвенные принадлежности.
- Это еще зачем? - буркнул Гарт.
- Для стрижки и бритья, - пояснила я. - Мыть тебя здесь я не буду, согрею воду на берегу и помою там, но побриться можно и сейчас.
Я взбила мыло с водой в крепкую пену.
- Тебе незачем мыть и брить меня. Мне не нужна ванна, я не…
- Ты смердишь, Гарт, - перебила я. - Кроме того, ты себя не видишь, а я смотрю на тебя каждый день. И я бы хотела видеть твое лицо чисто выбритым. Ты ведь не хочешь завшиветь?
Гарт прищурился.
- Ты находишь в этом особое удовольствие, да? Ты думаешь, раз я беспомощен, ты можно делать со мной что угодно? Прочь от меня!
Я уже намылила поросшую неопрятной щетиной щеку, но он отбросил мою руку. Однако, не обращая на его ярость внимания, я заткнула ему рот мыльной щеткой, и пока он отплевывался, с ледяным спокойствием сообщила:
- Я не вижу во всем этом ничего забавного, Гарт. Если бы я хотела отомстить, я оставила бы тебя умирать от ран, а потом скормила бы твое тело рыбам. Но я хочу, чтобы ты отвез меня в Новый Орлеан. Что будет с тобой дальше - меня не касается. Нам предстоит долгий совместный путь, и в моих интересах сделать его как можно более легким. Я не хочу с тобой драться и надеюсь, что у тебя хватит здравого смысла оценить свое состояние. Ты очень, очень болен. Ты был на волосок от смерти и еще нескоро окончательно придешь в себя. Попробуй перебороть свое упрямство и понять это. Не стоит тратить силы на войну со мной, каждый новый спор отодвигает день твоего выздоровления. Я не требую от тебя ничего невозможного, и, когда тебе станет лучше, ты сам будешь заботиться о себе. Но покуда я вынуждена жить с тобой, нравится тебе это или нет, ты по крайней мере не мешай мне.
Я дала ему воды прополоскать рот.
- Будь ты неладна, Элиза, - пробормотал он.
- Я и так проклята, Гарт. Бог оставил меня в тот день, когда послал тебя в леса Лесконфлеров четыре года назад. А сейчас закрой свой рот и….
Утром я помогла ему одеться. Мы говорили только по необходимости, ограничиваясь короткими репликами. Гарт все еще сердился на меня за вчерашнее бритье. Он не привык, чтобы им распоряжалась женщина. До двери каюты Гарт дошел без моей помощи, но у лестницы, ведущей на палубу, задохнулся и сел.
Минутой позже он поднял голову и сказал: - Все в порядке, мадам Надсмотрщица.
- Ты можешь еще отдохнуть, - сказала я. - Нам некуда спешить.
- Нет, - решительно просипел он. - Пора покончить с этой ерундой. Как я полагаю, у меня будет еще много времени для отдыха.
Гарт шел по палубе, тяжело опираясь на меня. Я помогла спуститься ему за борт и удержаться на ногах в море. Мы шли по пояс в воде, медленно, как во сне, и, наконец оказавшись на берегу, оба упали без сил. Я завернула Гарта в теплое одеяло. Он был смертельно бледен и тяжело дышал; на лбу выступили капельки пота. Подождав, пока он отдохнет, я помогла ему подняться и повела к бухточке, у которой стоял наш вигвам. При виде сооружения брови его поползли вверх. Он удивленно посмотрел на меня, но не сказал ни слова.
В нашем жилище и вправду оказалось вполне уютно: тепло и сухо. Вход я устроила с подветренной стороны. Мы слышали, как тихонько шелестел песком прибой. Дом. Пока не поправится Гарт. Я надеялась, что он восстановится быстро.
Помогая ему переодеться в сухое, я заметила, что рана на плече открылась и кровоточит. Пока я меняла повязку, Гарт раздраженно спросил:
- Что ты со мной делала, Элиза? Ковырялась в моем теле одним из своих любимых ножей?
Гарт лег на набитый травой тюфяк, и я укрыла его одеялом.
- Ты ведь не знал, что я еще и хирург, да, Гарт? Я сохранила пулю как сувенир. Буду иногда смотреть на нее и вспоминать тебя. Я очень горда собой.
- Не сомневаюсь. Как, должно быть, ты радовалась, вонзая в меня кончик своего кинжала. Я так и вижу тебя: кончик языка прикусила от удовольствия, губы скривились в коварную усмешку, глаза сверкают. Как же, должно быть, приятно причинять мне боль и не встречать никакого сопротивления! Тебе нравится видеть меня вот таким, беспомощным и слабым. Ну что же, не ждите от меня благодарности за уход, мадам. Веди вы себя не так истерично, решив отчего-то, что посягают на вашу честь, ничего подобного не случилось бы.
- Я не разделяю ваших взглядов, уважаемый сенатор, на изнасилование как на жест благосклонности и не жалею, что пыталась вас убить.
- Убирайся, - буркнул он. - Видеть тебя не могу.
Я взяла ружье и вышла из шалаша. Я понимала: он злился не на меня, а на себя за то, что так болен и слаб. Раздраженно я смахнула непрошеную слезу. Как он ненавидит эту свою вынужденную зависимость! Он ненавидит и презирает меня. Теперь я знала его достаточно хорошо, чтобы если не понять, то простить его жестокость.
В тот вечер я приготовила рыбную похлебку и открыла бутылку бургундского.
- Бургундское? - пробормотал больной. - У меня должно быть…
- Тебе понадобится хорошее вино, чтобы похлебка показалась съедобной, - сообщила я, выковыривая ножом пробку.
- Господи, ты собираешься разливать его с крошками пробки? Позволь мне.
- Судя по всему, ты идешь на поправку. - Я протянула Гарту бутылку.
Гарт попробовал суп.
- Твоя стряпня так же никуда не годится, как раньше. Похоже, ты способна научиться чему угодно: управлять судном, карабкаться по реям, лечить больных, даже строить жилища и выживать в джунглях. Неужели ты не можешь научиться готовить?
Я очень хотела сдержаться, но не выдержала. Взяла кастрюлю с похлебкой и выбросила ее вон вместе с бургундским, его чашкой, миской и ложкой.
- Можешь жрать грязь, мне все равно!
Пусть голодает. Пусть сдохнет от голода. Я взяла несколько одеял и ружье и вышла в ночь. Этой ночью я спала на траве возле шалаша, сжимая ружье. Во сне меня мучили кошмары: индейцы, выстрелы, смерть, - и я встала с больной головой.
Когда я зашла в наш вигвам, Гарт спал. Одеяло сбилось, по пояс обнажив его торс. Во сне он был таким обезоруживающе невинным, таким беззащитным. Я укрыла его, подоткнув одеяло. Он открыл глаза и схватил меня за руку.
- Доброе утро.
- Я думала, ты спишь, - сказала я, стараясь разжать его пальцы. - Для больного ты силен.
- Ты даже не хочешь спросить, как я себя сегодня чувствую?
- Нет. Мне наплевать, как ты себя чувствуешь, - ответила я, потянувшись к ножу на поясе. - А сейчас отпусти, пока я не отрезала тебе руку.
Гарт вздохнул и отпустил меня.
- Жизнь ожесточила тебя, Элиза.
- Что в этом странного? Жизнь не была ко мне слишком благосклонна. Но я выжила.
- Тебе будет трудно найти корабль до Франции. Сейчас война.
- Ничего. Я найду способ избавиться от этой проклятой страны.
Я прислушалась. В лесу завыл какой-то зверь.
- Ненавижу я эту вашу землю. Если мне когда-нибудь удастся добраться до Франции, клянусь, я больше никогда ее не покину.
- Париж тебе покажется скучным, Элиза, - улыбнулся Гарт. - Мужчины там бледны и слабы, как женщины. Все, что их занимает, это последние сплетни театра или двора, кто кому наставлял рога и с кем. Неужели ты по этому соскучилась?
- И по этому тоже. Я хочу спать в нормальной постели и есть нормальную пищу. Я хочу жить в тепле и сухости и не бояться дикарей. На нас могут напасть в любую минуту. Но тебя это, кажется, не волнует.
- О, я просто уверен в тебе, Элиза, - беззаботно ответил он. - Ты же тигрица. Семиолы, которые живут в этих краях, - довольно мирное племя. Кроме того, я, пожалуй, смогу уговорить их не нападать на нас.
- Ты говоришь на их языке?
- Чуть-чуть. Семиолы - это отделившаяся от криков группа, и говорят они на крикском диалекте.
- А я считала, что ты знаешь только язык коасати, - брякнула я, не подумав.
- Это правда, - сказал Гарт, удивленно моргнув. - Откуда ты узнала про это племя?
Я решила не рассказывать ему о том, что я много чего узнала за время его беспамятства. Это было бы нечестно.
- Не помню, - беспечно сказала я, - может, Жак говорил. Ты жил у них, когда был ребенком, да?
Я взяла ведра для воды и вышла из шалаша, не дожидаясь его ответа.
Я подошла к ручью. Наклонившись, чтобы набрать воды, я внезапно почувствовала тошноту и слабость. Мне пришлось опуститься на колени и подождать, пока не станет лучше. Что со мной? Теперь уже ясно, что не морская болезнь. Но не может быть, чтобы я была… беременна.
Нет, только не это. Это не могло случиться. Это было бы так… так нечестно! Немыслимо! Я не думала, что вновь смогу забеременеть. Скорее всего это от усталости и слишком тяжелой работы; к тому же я могла подхватить какую-нибудь из местных болячек, говорила я себе, но в глубине души знала, что со мной. Упав на землю, я заплакала и плакала долго и горько, пока не иссякли слезы.
- Будь он проклят, - приговаривала я. - Будь он проклят!
Мне хотелось убить того, кто поселился во мне, убить себя. Ну почему это должно было случиться именно сейчас? После того, как мы доберемся до Нового Орлеана, мы расстанемся с Гартом навек, а когда я вернусь во Францию, мой живот распухнет от его ребенка. Господи, как это несправедливо, как жестоко.
Я вытерла глаза. Он не должен узнать, никогда. Он только посмеется над этой очередной насмешкой судьбы, как всегда смеялся над моими бедами. Мать его ребенка! Теперь в руках его новый козырь. Он может не пустить меня домой! Боже, как я его ненавидела, как ненавидела!
Я с трудом заставляла себя общаться с Гартом - так зла была я на него и так мне было стыдно. На его вопросы я отвечала односложно, подавала ему еду молча, колкости не замечала.
- Не чаешь, как от меня избавиться, да? - спросил он за обедом; я ответила коротким горьким смехом. - Тебе будет меня не хватать, Элиза. Я был для тебя загадкой, тебя тянуло ко мне, признайся. Я не хочу возвращаться к Жоржетте. Что-то нужно с ней решать. Не могу же я допустить, чтобы она продолжала продавать в рабство моих любовниц.
- Почему бы тебе с ней не развестись? - тихо спросила я. - Ты ее не любишь.
- Нет, - признался Гарт, - не люблю.
Я опустила глаза в тарелку. Кусок не лез мне в горло.
- Нет, Гарт, ты никогда ее не оставишь. Быть женатым так удобно! Зачем создавать себе лишние проблемы? Ведь та, кто рядом с тобой, должна понимать, что ты - человек женатый. Креольские мамушки в Новом Орлеане не станут тебе докучать, твои любовницы не станут портить тебе настроение требованиями жениться, и ты, будучи богатым, сможешь иметь столько женщин, сколько захочешь, стоит только попросить. А можно и не просить - сами предложат.
- Все верно, только ты - исключение, - сказал он. - Ты принесла мне куда больше неприятностей, чем все остальные женщины, вместе взятые.
- Твои Марии, Луизы и Антуанетты? - со злостью выпалила я, не успев остановиться.
Гарт открыл рот от удивления. Я прикусила губу и выскочила из шалаша.
Дождь шел всю ночь и весь следующий день, заточив нас в шалаш на целые сутки. Я все время находила себе дела, лишь бы с ним не разговаривать. Штопала, готовила, прибиралась. Гарт не спускал с меня глаз и тоже не произносил ни слова. Мне казалось, что я чувствую кожей тепло его взгляда даже тогда, когда нахожусь к нему спиной. Движения мои становились неуверенными, неловкими, руки дрожали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
С этими словами я стала подниматься по лестнице.
- Куда ты идешь? - спросил Гарт.
Я даже не потрудилась обернуться, бросив на ходу через плечо:
- Сделать шалаш.
Во время отлива я вынесла из шхуны все необходимое. Я пробиралась по мелководью с тюками на голове. Прибой был несильным, но коварное поперечное течение один раз все-таки сбило меня с ног, и поклажа упала в воду. К счастью, в тот раз я несла не еду, а всего лишь одежду и парусину. В течение нескольких следующих дней море выбрасывало на берег дамское белье.
Я подыскала, на мой взгляд, удачное место для лагеря и принялась строить шалаш. Место действительно было удобным: шхуна хорошо видна с поляны, поросшей густой зеленой травой, которую окружали высокие сосны; в сотне ярдов был ручей. На берегу оказалось полно плавника для костра; я видела, как возле самого берега плескалась рыба. Единственное, что от меня требовалось, - построить укрытие, и безбедное существование на несколько недель, которые потребуются для выздоровления Гарта, нам обеспечено.
Я решила построить нечто вроде вигвама. О конструкции этих индейских жилищ я узнала во время плавания по Миссисипи и Огайо от тех, кто бывал на западе. Этот шалаш должен был иметь форму конуса с отверстием для дыма у вершины, чтобы мы могли разводить небольшой костер внутри. Я обстругала пять длинных и прочных жердей, связала их у вершины веревками, принесенными со шхуны. Самое трудное заключалось в том, чтобы натянуть на раму парусину и закрепить дно полотнища так, чтобы ветер не унес нашу крышу.
Я закончила работу только к закату. Ночь предстояло провести на шхуне, и я поплыла к «Морскому демону». Я испытывала законную гордость: жилище получилось высотой около десяти футов в центре и диаметром основания порядка двенадцати футов. Места вполне хватит для двух спальных мест, и еще останется вдоволь пространства и для очага, и для припасов. Я решила устроить очаг на каменном основании. Таким образом у меня получится нечто вроде плиты. Завтра, после того как я перевезу Гарта, я поищу в лесу съедобные коренья и травы, решила я. Джозеф показал мне съедобные растения, и хотелось надеяться, что они растут и в этих южных местах.
С трудом я вскарабкалась на борт нашей маленькой шхуны. Руки ныли, я замерзла. Солнце уже село, а с ним ушло и тепло. Я спустилась в каюту. Снизу сочился свет: Гарт зажег фонарь.
- Зачем ты вставал с постели? - сердито спросила я. - Тебе велено было лежать.
- Успокойся, - слабо ухмыльнулся Гарт. - Как дела?
- Прекрасно, если не считать того, что я разбила для нас лагерь на индейской земле.
Стащив с себя мокрую одежду, я растерлась куском муслина. Гарт не спускал с меня глаз, но мне было безразлично. Он был слишком слаб для того, чтобы его опасаться.
- Завтра утром мы сойдем на берег, - сказала я. - Я помогу тебе. Утром вода уйдет, и мы переправимся без особых хлопот.
Я оделась и собрала еще один узел, чтобы наутро вынести его на берег. Потом я принесла воды, мыло, ножницы и бритвенные принадлежности.
- Это еще зачем? - буркнул Гарт.
- Для стрижки и бритья, - пояснила я. - Мыть тебя здесь я не буду, согрею воду на берегу и помою там, но побриться можно и сейчас.
Я взбила мыло с водой в крепкую пену.
- Тебе незачем мыть и брить меня. Мне не нужна ванна, я не…
- Ты смердишь, Гарт, - перебила я. - Кроме того, ты себя не видишь, а я смотрю на тебя каждый день. И я бы хотела видеть твое лицо чисто выбритым. Ты ведь не хочешь завшиветь?
Гарт прищурился.
- Ты находишь в этом особое удовольствие, да? Ты думаешь, раз я беспомощен, ты можно делать со мной что угодно? Прочь от меня!
Я уже намылила поросшую неопрятной щетиной щеку, но он отбросил мою руку. Однако, не обращая на его ярость внимания, я заткнула ему рот мыльной щеткой, и пока он отплевывался, с ледяным спокойствием сообщила:
- Я не вижу во всем этом ничего забавного, Гарт. Если бы я хотела отомстить, я оставила бы тебя умирать от ран, а потом скормила бы твое тело рыбам. Но я хочу, чтобы ты отвез меня в Новый Орлеан. Что будет с тобой дальше - меня не касается. Нам предстоит долгий совместный путь, и в моих интересах сделать его как можно более легким. Я не хочу с тобой драться и надеюсь, что у тебя хватит здравого смысла оценить свое состояние. Ты очень, очень болен. Ты был на волосок от смерти и еще нескоро окончательно придешь в себя. Попробуй перебороть свое упрямство и понять это. Не стоит тратить силы на войну со мной, каждый новый спор отодвигает день твоего выздоровления. Я не требую от тебя ничего невозможного, и, когда тебе станет лучше, ты сам будешь заботиться о себе. Но покуда я вынуждена жить с тобой, нравится тебе это или нет, ты по крайней мере не мешай мне.
Я дала ему воды прополоскать рот.
- Будь ты неладна, Элиза, - пробормотал он.
- Я и так проклята, Гарт. Бог оставил меня в тот день, когда послал тебя в леса Лесконфлеров четыре года назад. А сейчас закрой свой рот и….
Утром я помогла ему одеться. Мы говорили только по необходимости, ограничиваясь короткими репликами. Гарт все еще сердился на меня за вчерашнее бритье. Он не привык, чтобы им распоряжалась женщина. До двери каюты Гарт дошел без моей помощи, но у лестницы, ведущей на палубу, задохнулся и сел.
Минутой позже он поднял голову и сказал: - Все в порядке, мадам Надсмотрщица.
- Ты можешь еще отдохнуть, - сказала я. - Нам некуда спешить.
- Нет, - решительно просипел он. - Пора покончить с этой ерундой. Как я полагаю, у меня будет еще много времени для отдыха.
Гарт шел по палубе, тяжело опираясь на меня. Я помогла спуститься ему за борт и удержаться на ногах в море. Мы шли по пояс в воде, медленно, как во сне, и, наконец оказавшись на берегу, оба упали без сил. Я завернула Гарта в теплое одеяло. Он был смертельно бледен и тяжело дышал; на лбу выступили капельки пота. Подождав, пока он отдохнет, я помогла ему подняться и повела к бухточке, у которой стоял наш вигвам. При виде сооружения брови его поползли вверх. Он удивленно посмотрел на меня, но не сказал ни слова.
В нашем жилище и вправду оказалось вполне уютно: тепло и сухо. Вход я устроила с подветренной стороны. Мы слышали, как тихонько шелестел песком прибой. Дом. Пока не поправится Гарт. Я надеялась, что он восстановится быстро.
Помогая ему переодеться в сухое, я заметила, что рана на плече открылась и кровоточит. Пока я меняла повязку, Гарт раздраженно спросил:
- Что ты со мной делала, Элиза? Ковырялась в моем теле одним из своих любимых ножей?
Гарт лег на набитый травой тюфяк, и я укрыла его одеялом.
- Ты ведь не знал, что я еще и хирург, да, Гарт? Я сохранила пулю как сувенир. Буду иногда смотреть на нее и вспоминать тебя. Я очень горда собой.
- Не сомневаюсь. Как, должно быть, ты радовалась, вонзая в меня кончик своего кинжала. Я так и вижу тебя: кончик языка прикусила от удовольствия, губы скривились в коварную усмешку, глаза сверкают. Как же, должно быть, приятно причинять мне боль и не встречать никакого сопротивления! Тебе нравится видеть меня вот таким, беспомощным и слабым. Ну что же, не ждите от меня благодарности за уход, мадам. Веди вы себя не так истерично, решив отчего-то, что посягают на вашу честь, ничего подобного не случилось бы.
- Я не разделяю ваших взглядов, уважаемый сенатор, на изнасилование как на жест благосклонности и не жалею, что пыталась вас убить.
- Убирайся, - буркнул он. - Видеть тебя не могу.
Я взяла ружье и вышла из шалаша. Я понимала: он злился не на меня, а на себя за то, что так болен и слаб. Раздраженно я смахнула непрошеную слезу. Как он ненавидит эту свою вынужденную зависимость! Он ненавидит и презирает меня. Теперь я знала его достаточно хорошо, чтобы если не понять, то простить его жестокость.
В тот вечер я приготовила рыбную похлебку и открыла бутылку бургундского.
- Бургундское? - пробормотал больной. - У меня должно быть…
- Тебе понадобится хорошее вино, чтобы похлебка показалась съедобной, - сообщила я, выковыривая ножом пробку.
- Господи, ты собираешься разливать его с крошками пробки? Позволь мне.
- Судя по всему, ты идешь на поправку. - Я протянула Гарту бутылку.
Гарт попробовал суп.
- Твоя стряпня так же никуда не годится, как раньше. Похоже, ты способна научиться чему угодно: управлять судном, карабкаться по реям, лечить больных, даже строить жилища и выживать в джунглях. Неужели ты не можешь научиться готовить?
Я очень хотела сдержаться, но не выдержала. Взяла кастрюлю с похлебкой и выбросила ее вон вместе с бургундским, его чашкой, миской и ложкой.
- Можешь жрать грязь, мне все равно!
Пусть голодает. Пусть сдохнет от голода. Я взяла несколько одеял и ружье и вышла в ночь. Этой ночью я спала на траве возле шалаша, сжимая ружье. Во сне меня мучили кошмары: индейцы, выстрелы, смерть, - и я встала с больной головой.
Когда я зашла в наш вигвам, Гарт спал. Одеяло сбилось, по пояс обнажив его торс. Во сне он был таким обезоруживающе невинным, таким беззащитным. Я укрыла его, подоткнув одеяло. Он открыл глаза и схватил меня за руку.
- Доброе утро.
- Я думала, ты спишь, - сказала я, стараясь разжать его пальцы. - Для больного ты силен.
- Ты даже не хочешь спросить, как я себя сегодня чувствую?
- Нет. Мне наплевать, как ты себя чувствуешь, - ответила я, потянувшись к ножу на поясе. - А сейчас отпусти, пока я не отрезала тебе руку.
Гарт вздохнул и отпустил меня.
- Жизнь ожесточила тебя, Элиза.
- Что в этом странного? Жизнь не была ко мне слишком благосклонна. Но я выжила.
- Тебе будет трудно найти корабль до Франции. Сейчас война.
- Ничего. Я найду способ избавиться от этой проклятой страны.
Я прислушалась. В лесу завыл какой-то зверь.
- Ненавижу я эту вашу землю. Если мне когда-нибудь удастся добраться до Франции, клянусь, я больше никогда ее не покину.
- Париж тебе покажется скучным, Элиза, - улыбнулся Гарт. - Мужчины там бледны и слабы, как женщины. Все, что их занимает, это последние сплетни театра или двора, кто кому наставлял рога и с кем. Неужели ты по этому соскучилась?
- И по этому тоже. Я хочу спать в нормальной постели и есть нормальную пищу. Я хочу жить в тепле и сухости и не бояться дикарей. На нас могут напасть в любую минуту. Но тебя это, кажется, не волнует.
- О, я просто уверен в тебе, Элиза, - беззаботно ответил он. - Ты же тигрица. Семиолы, которые живут в этих краях, - довольно мирное племя. Кроме того, я, пожалуй, смогу уговорить их не нападать на нас.
- Ты говоришь на их языке?
- Чуть-чуть. Семиолы - это отделившаяся от криков группа, и говорят они на крикском диалекте.
- А я считала, что ты знаешь только язык коасати, - брякнула я, не подумав.
- Это правда, - сказал Гарт, удивленно моргнув. - Откуда ты узнала про это племя?
Я решила не рассказывать ему о том, что я много чего узнала за время его беспамятства. Это было бы нечестно.
- Не помню, - беспечно сказала я, - может, Жак говорил. Ты жил у них, когда был ребенком, да?
Я взяла ведра для воды и вышла из шалаша, не дожидаясь его ответа.
Я подошла к ручью. Наклонившись, чтобы набрать воды, я внезапно почувствовала тошноту и слабость. Мне пришлось опуститься на колени и подождать, пока не станет лучше. Что со мной? Теперь уже ясно, что не морская болезнь. Но не может быть, чтобы я была… беременна.
Нет, только не это. Это не могло случиться. Это было бы так… так нечестно! Немыслимо! Я не думала, что вновь смогу забеременеть. Скорее всего это от усталости и слишком тяжелой работы; к тому же я могла подхватить какую-нибудь из местных болячек, говорила я себе, но в глубине души знала, что со мной. Упав на землю, я заплакала и плакала долго и горько, пока не иссякли слезы.
- Будь он проклят, - приговаривала я. - Будь он проклят!
Мне хотелось убить того, кто поселился во мне, убить себя. Ну почему это должно было случиться именно сейчас? После того, как мы доберемся до Нового Орлеана, мы расстанемся с Гартом навек, а когда я вернусь во Францию, мой живот распухнет от его ребенка. Господи, как это несправедливо, как жестоко.
Я вытерла глаза. Он не должен узнать, никогда. Он только посмеется над этой очередной насмешкой судьбы, как всегда смеялся над моими бедами. Мать его ребенка! Теперь в руках его новый козырь. Он может не пустить меня домой! Боже, как я его ненавидела, как ненавидела!
Я с трудом заставляла себя общаться с Гартом - так зла была я на него и так мне было стыдно. На его вопросы я отвечала односложно, подавала ему еду молча, колкости не замечала.
- Не чаешь, как от меня избавиться, да? - спросил он за обедом; я ответила коротким горьким смехом. - Тебе будет меня не хватать, Элиза. Я был для тебя загадкой, тебя тянуло ко мне, признайся. Я не хочу возвращаться к Жоржетте. Что-то нужно с ней решать. Не могу же я допустить, чтобы она продолжала продавать в рабство моих любовниц.
- Почему бы тебе с ней не развестись? - тихо спросила я. - Ты ее не любишь.
- Нет, - признался Гарт, - не люблю.
Я опустила глаза в тарелку. Кусок не лез мне в горло.
- Нет, Гарт, ты никогда ее не оставишь. Быть женатым так удобно! Зачем создавать себе лишние проблемы? Ведь та, кто рядом с тобой, должна понимать, что ты - человек женатый. Креольские мамушки в Новом Орлеане не станут тебе докучать, твои любовницы не станут портить тебе настроение требованиями жениться, и ты, будучи богатым, сможешь иметь столько женщин, сколько захочешь, стоит только попросить. А можно и не просить - сами предложат.
- Все верно, только ты - исключение, - сказал он. - Ты принесла мне куда больше неприятностей, чем все остальные женщины, вместе взятые.
- Твои Марии, Луизы и Антуанетты? - со злостью выпалила я, не успев остановиться.
Гарт открыл рот от удивления. Я прикусила губу и выскочила из шалаша.
Дождь шел всю ночь и весь следующий день, заточив нас в шалаш на целые сутки. Я все время находила себе дела, лишь бы с ним не разговаривать. Штопала, готовила, прибиралась. Гарт не спускал с меня глаз и тоже не произносил ни слова. Мне казалось, что я чувствую кожей тепло его взгляда даже тогда, когда нахожусь к нему спиной. Движения мои становились неуверенными, неловкими, руки дрожали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65