Я разыщу Оноре, и мы решим, что делать. Все будет хорошо, Элиза, обещаю тебе. А сейчас иди.
Закрыв за собой дверь библиотеки, я прислонилась к косяку и закрыла глаза. Сердце мое, казалось, было готово выпрыгнуть из груди, мне не хватало воздуха. С трудом я добралась до стеклянной двери, выходящей на балкон, и распахнула ее. Ночная прохлада ворвалась в комнату, прояснила мысли. Внезапно я успокоилась, и тогда ко мне пришла злость.
Как он посмел! Как смел он явиться в этот дом накануне моей свадьбы?! Ничего, он поплатится за дерзость. Уж в этом я была уверена! Филипп и Оноре не дадут ему уйти: в том, что касается защиты моей чести, я могла положиться на братьев. Да, они подчинились приказу дядюшки и не разыскивали моего обидчика, но если он сам явился в наш дом… что ж, тогда они уничтожат его как опасного, злого зверя, каковым он, по сути, и является.
Нет, они не станут выяснять отношения прилюдно, не сделают ничего такого, что может бросить тень на мое имя. Разговор произойдет с глазу на глаз: «Добро пожаловать в замок Лесконфлеров, сударь. Мы рады видеть вас на свадьбе сестры. Как мы понимаем, вы уже имели счастье с ней видеться. Как, вы так не считаете? Припомните, сударь. Припомните то, что случилось шесть недель назад…»
И вот тогда они, укрывшись от любопытных глаз, обсудят все условия дуэли. Филипп, прекрасный фехтовальщик, маэстро шпаги, предложит оружие. Оноре будет секундантом. Филипп Лесконфлер и Арманд Валадон со шпагами в руках встанут друг перед другом. Я уже почти слышала веселый звон скрестившихся клинков, тяжелое дыхание мужчин, видела ловкие выпады. Филипп немного учил меня фехтованию, и мне нетрудно было представить каждый жест дуэлянтов.
«Убей его за меня, Филипп, - повторяла я про себя. - Проткни его насквозь и принеси мне его сердце на кончике шпаги!»
Дверь открылась. На пороге стоял маркиз Пеллиссьер, а сзади, вплотную, - Филипп и Оноре. На губах маркиза играла циничная усмешка, та самая, что преследовала меня во сне и наяву вот уже шесть недель. Он переступил через порог. Оноре и Филипп вошли следом и закрыли дверь.
- Прошу вас, господа, не так напористо, - сказал маркиз. - Мне чертовски жаль испортить бархат.
- Напрасные опасения, милорд, - ласково ответил Филипп. - В гробу прореха на спине будет незаметна. Напротив, все будут восхищаться тем, как хорошо вы смотритесь в состоянии вечного покоя.
Нож Оноре упирался в спину маркиза.
- Это наша сестра, милорд, - представил меня Оноре, - но, боюсь, представления излишни. Вы уже знакомы.
- Разве? Я не припомню, когда имел счастье.
Я вышла из тени на середину комнаты, где было светлее. Лицо маркиза расплылось в насмешливой улыбке.
- Ну конечно, теперь вспомнил. Тогда, мадемуазель, вы были одеты по-другому. Если бы не ваш наряд тогда…
Оноре ткнул его под ребра.
- Похоже, вы забыли приличия в том же лесу, в котором моя сестра оставила честь, - резко сказал Оноре. - Но быть может, вы оба восстановите утраченное, если месье поведет себя как джентльмен. Вы не припомните, о чем мы с вами толковали несколько минут назад?
- Разумеется, помню. Острие вашего ножа хорошо освежает память, мой друг, - ответил маркиз. - Но, уверяю, у вас нет необходимости в таких грубых приемах. Мы ведь не в Сицилии.
- Мы - корсиканцы, сударь, - мрачно поправил гостя Оноре. - В наших жилах течет горячая корсиканская кровь, такая же, что и у императора. И, как и он, мы не прощаем оскорблений, но, как и он, мы умеем быть благоразумными.
- Предмет переговоров - ваша жизнь, - заговорил Филипп.
- Какие переговоры? - возмутилась я. - Что еще за переговоры? Почему он еще жив?
- Минутку, Элиза, - перебил меня Оноре. - Ну так как, милорд, вы приняли решение?
- Слово «решение» подразумевает выбор, - холодно заметил маркиз. - А у меня, насколько я понимаю, выбора нет.
Арманд Валадон шагнул ко мне, и я не отстранилась, не отступила. Я встретила его взгляд спокойно и холодно, хотя сердце мое разрывала ненависть. В этом человеке было нечто грозное и неотвратимое, словно он был вестником грозного рока или самой смерти. Маркиз склонил голову.
- Мадемуазель Лесконфлер, не окажете ли вы мне честь, приняв мою руку и сердце?
- Что?!
Возмущенная, я обернулась к братьям.
- Так вот, значит, как в вашем представлении выглядит защита чести сестры? Трусы! Да я лучше умру, чем выйду за злодея! Дай мне свой нож, Оноре, - потребовала я, протянув руку, - я убью его своими руками, как и обещала. Вот так братья! Лучше бы я попросила помощи у малолетних детей!
- Элиза, - вспыхнул Оноре, - успокойся. Это была идея Филиппа. Я всегда был за то…
- Брак - наилучшее решение, - с холодной улыбкой объявил Филипп, - для всех присутствующих.
- Вы испугались! Вы струсили перед императором! Стыдитесь! Франции не нужны трусы! Выйти за него замуж? Одна мысль об этом для меня оскорбительна!
- Я с вами совершенно согласен, мадемуазель, - заявил с улыбкой маркиз. - Может быть, мы сможем достичь понимания, и тогда…
- Мне не нужно никакого понимания, - отрезала я, - мне нужна твоя кровь!
Маркиз зевнул и опустился в кресло.
- Разберитесь пока между собой, господа, а я подремлю. Дадите мне знать, когда придете к общему мнению.
- Ты выйдешь за него замуж, - твердо заявил Филипп. - Элиза, побудь с господином маркизом, пока мы с Оноре займемся приготовлениями. У вас есть час на то, чтобы поближе познакомиться, прежде чем вас объявят мужем и женой.
- Познакомиться?! Обвенчаться?! - кричала я. - Вы, должно быть, шутите!
- Поверь мне, Элиза, - устало объяснил Филипп, - это единственный выход, наилучший. - Он повернулся к моему новоявленному жениху: - Не пытайтесь улизнуть, милорд. У окон и дверей я выставил вооруженную охрану. Им приказано убить вас, если вы появитесь без сопровождения одного из нас.
Маркиз кивнул и, зевнув, закрыл глаза. Оноре и Филипп вышли, оставив нас наедине.
Я нервно мерила шагами комнату. В те минуты я ненавидела братьев сильнее, чем своего обидчика. Они меня предали. Мне не у кого искать помощи. Я остановилась и украдкой взглянула на дремлющего маркиза. Сложив на груди руки, он тихонько посапывал.
Я топнула ногой.
- Как вы смеете спать? Немедленно проснитесь и убирайтесь отсюда!
Он приоткрыл один глаз.
- Простите меня, мадемуазель, но у меня сегодня был трудный день, а вечер, кажется, предстоит еще более утомительный.
- Убирайтесь! - Я указала ему на дверь. - Вы меня слышите? Убирайтесь немедленно! Сейчас же!
Маркиз поднял брови.
- Чтобы угодить в объятия стражников? Вам ведь этого хочется, не так ли? Нет уж, спасибо, мадемуазель, я лучше останусь здесь.
- Вы… Вы - ничтожество! - сказала я - Вы самый ничтожный червь, вы - хам, меня от вас тошнит!
- Прошу прощения, мадемуазель, за то, что мой вид вызывает в вас такие неприятные чувства. Большинство женщин реагируют на меня по-другому.
- Большинство женщин, - фыркнула я, - безмозглые создания. Я знаю, что вы из себя представляете. Жестокий, самодовольный, бесчувственный хам. Скот. Животное. В вас нет ни на грош порядочности!
- Порядочность, воспитание, хорошие манеры… До сих пор меня никто не обвинял в отсутствии оных. Другое дело, что я веду себя в соответствии с обстоятельствами, а в вашем конкретном случае обстоятельства меня подвели. Как мне, по-вашему, следует обращаться с дамой, знакомство с которой было достаточно кратким и которая, кажется, очень скоро станет моей женой? Наша первая встреча состоялась при весьма пикантных обстоятельствах, и я смело могу сказать то же, что и вы: я видел вас, мадемуазель, такой, какова вы есть на самом деле - блудливой, капризной и бешеной, - закончил свою сентенцию маркиз и со вздохом заключил: - Да, моя маленькая леди, вы - дикарка, и перспектива заполучить вас в жены меня пугает.
- Как вы смеете так со мной разговаривать? - Я сжала кулаки. - Вы… Вы подло на меня напали. Вы - самодовольная свинья! Ублюдок! Скотина!
- У вас весьма обширный лексикон, - заметил Валадон. - Должно быть, вы владеете полным набором площадной брани.
- Вы - отвратительный, ужасный человек!
Валадон надо мной смеялся.
- С трудом верится, что в наш просвещенный век супружество должно быть неизбежным следствием краткого альянса. Провинция… Отсталые нравы…. И я, похоже, попался в лапы грубых, дурно воспитанных людей…
Я пошла на него с кулаками.
- Если уж кого называть грубияном, так это вас!
- … пытающихся взвалить вину за незначительное происшествие…
- Ничего себе незначительное!
- … на плечи жертвы.
Я онемела от такой наглости. Он встал с кресла и прошелся по комнате.
- Очень мило, - заметил маркиз, взглянув на мой портрет работы Давида, где я была изображена в образе Дианы-охотницы. Портрет был написан по заказу Наполеона к моему шестнадцатилетию. - Но не вполне точно. Чтобы передать эти искры в глазах, этот румянец и эту поразительную особенность - набухание груди, когда вы сердитесь, нужна кисть посильнее. Эта картинка слишком слащава, слишком невинна. А вы не невинны, Элиза, вы никогда не были невинной овечкой.
Я схватила со стола дяди Тео тяжелую серебряную чернильницу и швырнула ему в голову. Однако маркиз увернулся, и чернильница врезалась в одну из любимых статуэток дяди Тео, приказав фигурке долго жить. В мгновение ока этот несносный человек оказался рядом и схватил меня за руки. Я попыталась его лягнуть, но на мне были парчовые бальные туфельки, и как оружие они не годились.
- Вы - испорченный, невоспитанный ребенок, мадемуазель, - заключил Валадон. - Клянусь, если бы вы были моей, я бы бил вас до бесчувствия. Мне не слишком нравятся избалованные дети…
- Кроме тех случаев, когда вам хочется их насиловать!
Маркиз широко улыбнулся, и пальцы его больно впились в мою руку.
- Вы знаете, что потеряли невинность только потому, что чуть не выцарапали мне глаза. Вас следовало проучить, и я преподал урок, всего один.
- Лжец! - выплюнула я ему в лицо. - Вы бы все равно это сделали!
- Разве? Может, вы и правы, только правды нам никогда не узнать. Вы были так соблазнительны - как спелое яблочко, которое только и ждет, что его сорвут. Редкие девушки купаются нагими в глуши, а потом, даже не удосужившись одеться, лежат на травке и мечтают о любви. В конце концов меня можно простить: ведь я всего лишь мужчина, а не святой. - И он отпустил меня.
Дрожа от гнева, не в силах от ярости вымолвить ни слова, я растирала запястье, сердито глядя на покрасневшие места. Валадон между тем снова уселся в кресло, закинув ногу на ногу.
- Мы должны отнестись к тому, что произошло, как цивилизованные люди, а не как варвары. Наш брак будет роковой ошибкой, ведь между нами ничего не было, кроме мимолетного желания, подогретого жарким и душным полуднем.
- Но…
- Вы ведь выходите за барона фон Мейера, как я слышал? - невозмутимо продолжал маркиз. - Вот и прекрасно! Нарожайте ему с десяток чудных сыновей, и давайте забудем эти глупости. Уговорите братьев довольствоваться иной формой компенсации.
- Если я и стану их о чем-нибудь просить, - процедила я сквозь зубы, - так только о том, чтобы они проткнули вас насквозь. Вы думаете, я хочу стать вашей женой? Лучше умереть!
Дверь распахнулась, и в комнату вошли Оноре и Филипп в сопровождении престарелого прелата, с трудом передвигавшего ноги.
- Нам повезло, Элиза, - возбужденно воскликнул Оноре. - Среди гостей оказался кардинал Франческо Паоло де Куера. Мы все объяснили кардиналу, и он любезно согласился пойти нам навстречу.
- Нет! - отрезала я. - Нет, нет и еще раз нет.
Братья замерли.
- Вы что, не понимаете? Я не хочу выходить замуж за это чудовище! Никогда! Я лучше пойду за самого дьявола, чем…
- Ради Бога, Элиза, - нетерпеливо перебил Филипп. - То ты рыдаешь дни напролет, потому что приходится выходить за барона, а теперь, когда сам маркиз Пеллиссьер просит твоей руки, упираешься как ослица.
- А кто оплатит долги Оноре?
- Не думай об этом, Элиза. Мы сами найдем выход.
Ничего себе! Сначала любимые родственники собирались разбить мою жизнь, только чтобы не допустить скандала, который мог разразиться по вине Оноре, а теперь они заявляют, что его долги - пустяк, с которым можно легко управиться! Я сжала ладонями пылающие щеки.
- Ужас! Безумие!
- Не могу с вами не согласиться, мадемуазель, - нарушил тишину голос маркиза.
Престарелый кардинал нетвердым голосом осведомился:
- Мы можем начинать? Благословляю вас, дети мои.
- Да, святой отец, да, - сказал Оноре, подводя кардинала к нам с маркизом.
- Какое чудное утро, - проворковал старичок. - Да?
- Святой отец в маразме, - заявил маркиз. - Он невменяем!
Нас обвенчал в библиотеке замка безумный итальянский прелат при двух свидетелях: Оноре и Филиппа, как того и требует закон. В конце церемонии прелат извлек откуда-то из глубин своего облачения соответствующий документ.
- Да благословит Господь барона и баронессу, - сказал священник, протягивая для поцелуя руку.
Глядя на нас слезящимися глазами, он предложил нам поцеловаться в знак скрепления союза. Арманд Валадон громко захохотал:
- Он думает, что я - барон. Наш брак недействителен!
- Обряд имеет законную силу, - холодно возразил Филипп. - Можете быть уверены.
И в этот момент в комнату ворвались дядя Тео и настоящий барон.
- Элиза, где ты была? - набросился на меня дядя. - Все спрашивают…
Тео посмотрел на кардинала, потом на маркиза, потом взгляд его упал на документ на столе. Дядя все понял.
- Милосердный Боже, - выдохнул он и тяжело опустился на стул. Барон начал что-то щебетать по-немецки.
- Маркиз де Пеллиссьер - тот самый человек, которого мы искали, - заявил Оноре. - Он предпочел женитьбу на Элизе неминуемой смерти. Церемония состоялась несколько минут назад.
- Вы с ума сошли? - спросил дядя Тео, сжимая побелевшими пальцами подлокотник кресла. - Вы понимаете, что вы сделали?
- Не беспокойся, дядя, барону все будет возмещено, обещаю.
- О браке не может быть и речи, слышите вы? Я добьюсь аннулирования документа! Я запрещаю!
- Свадьба? Похороны? Церемония? - вмешался барон. - Я ничего не понимаю. Что сделала моя золотая девочка?
И тут началось. Дядя сыпал словами, пытаясь что-то внушить барону, барон безутешно рыдал, Филипп и Оноре отстаивали законность обряда, а кардинал кротко улыбался всем присутствующим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65