Днем Джек заставлял меня работать, а ночью использовал на полную катушку. Остальные двое меня не трогали. Я ненавидела Речных Крыс, как они сами себя называли, но была жива, а значит, могла мечтать о спасении и мести.
Когда мы добрались до Мемфиса, Джек неожиданно решил меня продать.
- Мне нужны деньги, Француженка, - объяснил он. На пристани он устроил импровизированный аукцион.
На мне была мужская рубаха без пуговиц, завязанная под грудью узлом, и юбка, сшитая из мешка. Щека моя опухла, не успев зажить с того последнего раза, как Джек побил меня, а волосы свалялись. Я была отвратительна самой себе, но мужчины, владельцы барж, баркасов и паромов, находили меня красивой.
- Я купил отличную, почти белую рабыню с Гаити, - хвастал Джек. - Она хорошенькая, как персик, и выносливая, как скала.
В чем-то мой хозяин был прав: жизнь на пароходе так закалила меня, что из меня теперь, наверное, можно было гвозди ковать.
- Эй, парни, - продолжал Джек, - подойдите поближе. Улыбнись мальчикам, Француженка. Что скисла, как промокший мокасин?
- Сколько ты просишь за нее? - спросил кто-то.
- Триста наличными, - объявил Джек. - Подойдите и посмотрите получше. Скажи что-нибудь, Француженка. Пусть ребята послушают, как красиво ты говоришь.
- Пятьсот долларов тому, кто привезет меня в Новый Орлеан к Жану Лафиту, - сказала я. - Я не рабыня….
Слова мои потонули в дружном смехе. Джек хлопнул меня по заду.
- Видите, парни? Ну разве не классная маленькая чертовка? Говорит как настоящая новоорлеанская шлюха.
Мужчины сгрудились вокруг нас. Кто-то, пользуясь тем, что Джек отвернулся, ущипнул меня за грудь. Я выругалась и двинула его ногой, а Джек с удовольствием добавил моему обидчику, так что бедняга упал.
- Я - француженка! - закричала я. - Я была замужем за богатым плантатором! Мои враги устроили заговор! Прошу вас, выслушайте меня!
Но никто меня не слушал. Они находили меня забавной: то, что я была немного не в себе, только добавляло мне пикантности. Торг пошел веселее. Наконец меня за двести восемьдесят долларов купили два неуклюжих брата, владельцы кильбота. Они собирались перепродать меня в Иллинойсе, где цены на рабов были повыше. Братья по очереди били и насиловали меня, так что следующему своему владельцу я досталась едва живой. Из Кейро вверх по реке я плыла с крючконосым хозяином, который днем любил порассуждать о том, что надо умерщвлять плоть во имя Спасения, а ночью начисто забывал обо всем, насилуя меня каждый раз, перед тем как уснуть.
Ни один из моих хозяев не отважился снять с меня кандалы, справедливо полагая, что при первой же возможности я попытаюсь убежать. Меня называли мулаткой и считали шлюхой из новоорлеанского публичного дома и даже рабыней, сбежавшей из дома высокопоставленного лица. Последнее предположение мне казалось наиболее забавным. Каждому своему новому хозяину, вернее, каждому, кто готов был слушать меня хотя бы две минуты, я рассказывала историю о богатом муже и заговоре против меня. Я обещала своим слушателям богатое вознаграждение за возвращение в Новый Орлеан и вскоре стала известна как сумасшедшая рабыня из Нового Орлеана. Я выглядела так, будто всегда носила цепи, поэтому ничего удивительного не было в том, что мне никто не верил.
Мой крючконосый хозяин Старкер повез меня вверх по Огайо, намереваясь обменять на меха в Уилинге, в Западной Виргинии. Уилинга мы достигли к июню 1813 года.
Старкер погнал меня к причалу, где проходил меховой аукцион, ругая за то, что я не могла идти быстрее. Я в ответ лишь указала на железные браслеты на ногах, от которых на щиколотках образовались незаживающие раны. Он в ярости избил меня, но я продолжала спокойно улыбаться, следуя за ним черепашьим шагом.
Уилинг ничем не отличался от других городков, расположенных вдоль Миссисипи и Огайо. Дома едва ли были лучше бараков для рабов в «Ля Рев», а улицы в дождь превращались в грязные канавы. Леса и горы подступали вплотную к городам - этим жалким островкам цивилизации. Все увиденное мной укрепило меня в мысли, что американцы недалеко ушли от дикарей. Мужчины были грубы, а женщины выглядели изможденными и усталыми. Большую часть населения этих мест, похоже, составляли бродяги, которые пришли в эту огромную, неосвоенную и пустынную страну в поисках лучшей доли.
Мы прошли мимо кузни, на которую я посмотрела с надеждой, увы, пока неосуществимой, нескольких магазинов, салуна. Люди смотрели мне вслед, но в их глазах не было жалости - одно лишь любопытство. Наконец мы дошли до пристани, и Старкер толкнул меня под навес. Меха были собраны в тюки и рассортированы по качеству и сортам. Несколько мужчин прохаживались вдоль меховых гор, выбирая шкурки, изучали их, спорили друг с другом относительно их достоинств и стоимости.
- Проклятие, - пробормотал Старкер, - мы опоздали. - Конец сезона, остатки! Лучшие меха распроданы, и ты, ты во всем виновата. Ты, проклятая стерва. Надо было оставить тебя тем двум ублюдкам в Кейро. Это ты еле плелась…
- Не я виновата, что вы проводили столько времени на мне, вместо того чтобы налегать на весла, - сказала я с улыбкой.
Крючконосый ударил меня по лицу, и остальные торговцы на мгновение стихли, с любопытством посмотрев в нашу сторону. Как только они увидели, что перед ними всего лишь мужчина, бьющий рабыню, они разом утратили интерес, вернувшись к своим делам. Снова возобновился обычный для рынка гул.
Старкер водил меня от торговца к торговцу, предлагая за тюк меха рабыню, но всякий раз получал однозначный ответ: только наличность. С каждой минутой он становился все мрачнее. Наконец он посадил меня на мешок с кроличьими шкурками, а сам отправился в салун.
В зал вошел здоровяк с густой черной бородой. За спиной он нес связку шкурок - выхухолевых, бобровых и норковых. Он был ростом почти с Гарта, но весу в нем было раза в полтора больше. В лице его, красном и обезображенном шрамами и оспой, самым отталкивающим были глаза - бесцветные льдистые буравчики, сидящие глубоко под черными нависшими бровями. Одет он был обычно для тех мест: в меховую шапку, куртку из шкур с бахромой и поясом, из-за которого торчал охотничий нож, грубо сделанные штаны из кожи и черные сапоги.
Вошедший огляделся. Заметив меня, он подошел. Бледно-серые глаза буравили меня насквозь. Я испугалась сквозившей в них жестокости, но заставила себя прямо встретить его взгляд.
- Может, хотите посмотреть мне в зубы? - спросила я.
Его молчание придало мне храбрости, и я добавила:
- Что, никогда не видели женщины?
Глаза его холодно блеснули.
- Кто твой хозяин? - раздался резкий скрипучий голос. Казалось, звук многократно отразился от стен огромного резонаторного ящика - его груди, - прежде чем вылететь наружу в виде почти звериного рыка.
Я не ответила. Он глухо хохотнул.
- Ты смердишь, девчонка, - сказал он и отошел.
Тут же прибежал Старкер и накинулся на меня с расспросами, с кем я разговаривала и что ему надо.
- С очередным скотом, который сказал, что не даст за меня и трех паршивых кроликов.
- Ты лжешь, - прошипел Старкер. - Я пойду сам у него спрошу.
Я пожала плечами и отвернулась.
Через несколько минут Старкер вернулся.
- Слезай, - приказал мой хозяин. - Он хочет на тебя посмотреть.
- Он уже смотрел, - ответила я угрюмо. Старкер рванул за цепь на моих кандалах, и я упала, чуть не закричав от боли.
- Ладно, - сквозь зубы ответила я, поднимаясь. - От меня дурно пахнет, ближе лучше не подходить, - обратилась я к бородачу. - Можете полюбоваться мной издали.
Торговец мехом осклабился, а Старкер засуетился, прыгая вокруг него.
- Попридержи язык, - прошипел он мне на ухо, - а не то изобью тебя до смерти. Мистер Хеннесси собирается отдать за тебя меха, и я прикончу тебя, если ты сорвешь сделку!
Я плюнула Старкеру в лицо. Тот отпрянул, вне себя от гнева, затем пошел на меня, но бородач перехватил его руку.
- Не надо, - заявил великан. - Я не стану платить за испорченный товар. Мои шкуры и так выглядят лучше, чем она сейчас. Забирай их и убирайся. Пошли, - обратился он ко мне.
Я вышла следом за новым владельцем, звеня цепями. Он поморщился, глядя на них, и сказал:
- Лучше снимем с тебя эти штуки. Звук больно противный.
Он привел меня в кузню. Хеннесси вместе с кузнецом пришлось колдовать над моими оковами не меньше часа. При каждом ударе молота душа моя уходила в пятки, но скоро, говорила я себе, я обрету свободу, избавлюсь от постыдного свидетельства рабства. Железо растерло кожу до мяса, и, когда наконец упал второй браслет, я была едва жива от боли. Кузнец, чернокожий рабочий, положил мне на раны какую-то пахучую смесь. Хеннесси заплатил ему несколько монет и вывел меня на улицу.
- Подожди здесь, - приказал он, а сам исчез за дверью большого магазина рядом с кузней.
Я в недоумении замерла. Он в самом деле ушел, оставив меня одну. Я затравленно огляделась, а затем со всех ног пустилась к реке. После первой же сотни ярдов лодыжки мои нестерпимо заныли, я почувствовала, что больше не могу бежать. Я готова была плакать от отчаяния, обвиняя в предательстве мое ослабевшее тело, но вынуждена была пойти тише. Я знала, что делать - украсть лодку Старкера, проплыть немного вверх по реке, а потом убежать в лес. Я чувствовала на себе любопытные взгляды, но старалась не замечать их. Я шла навстречу своей свободе. К тому времени, как окружающие поймут, что я - беглая рабыня, я буду уже далеко.
Я так сосредоточилась на этой мысли, что даже не услышала стука копыт за собой. Голос Хеннесси прозвучал надо мной, словно гром среди ясного неба.
- Так тебе далеко не уйти, - сказал он. - Может быть, поедешь верхом?
Я закрыла лицо руками. Мной овладело такое отчаяние, что я завыла в голос и упала на землю.
Хеннесси спешился, сгреб меня в охапку и перекинул через седло. Вцепившись в гриву коня, я села, он устроился сзади, и мы тронулись в путь.
Когда стемнело, мы стали лагерем на небольшой поляне вблизи ручья. Хеннесси кинул тушку кролика, которого подстрелил по дороге, к моим ногам и приказал приготовить его.
- Если вы не хотите есть его с мехом и кишками, дайте мне нож, - сказала я.
Он усмехнулся, потянувшись за ножом. Мгновенный жест - и нож воткнулся в тушку. Хеннесси от души рассмеялся и навел на меня пистолет. Так, под прицелом, я и разделывала кролика.
Как только я закончила, он, все так же поигрывая пистолетом, велел мне отдать нож. Мне страшно хотелось проткнуть его толстое брюхо, пусть бы это стоило мне жизни, но я взяла себя в руки. От меня требуется одно, говорила я себе, - терпение. И я воткнула нож в землю у его ног.
Я развела костер, завернула кролика в листья и отправилась к ручью набрать воды. Потягивая виски, он не спускал с меня глаз. Я заметила, что дыхание его изменилось, превратившись в глубокие и низкие всхлипы, и приготовила себя к худшему.
Он напал на меня с внезапной яростной стремительностью. Меня затошнило от запаха его дыхания, я изворачивалась под ним, и вдруг пальцы мои нащупали рукоять ножа. Я надеялась, что успею проткнуть его еще до того, как он поймет, что случилось, но Хеннесси ударил меня по руке, чуть не сломав ее.
- Так ты хочешь подраться, стерва? - заревел он. - Ну что же, посмотрим кто кого.
Я вжалась в землю, едва живая от боли и ненависти. Передо мной был капитан Фоулер в ином обличье, но сейчас плен мой был еще более невыносим, чем тогда, на «Красавице Чарлстона». На корабле мне некуда было бежать, а сейчас, среди диких лесов, свобода казалась такой близкой, такой желанной.
Он больше не упускал меня из виду, и я пожалела, что из-за своих поспешных действий лишилась его доверия. Возможно, если бы я была покорна, он бы поверил, что я слаба и беспомощна. Но сейчас он следовал за мной повсюду, не сводя с меня своих водянистых, злых глаз.
- Старкер сказал, что ты из Нового Орлеана, - сказал он как-то дождливым вечером у костра. - Готов спорить, ты не была шлюхой в том публичном доме. Я был там. Отличное место и славные девочки.
Я промолчала.
- Ты француженка? Скажи что-нибудь по-французски.
Я продолжала молчать. Внезапно он ударил меня в висок. Я упала навзничь.
- Ты грязный змеиный выродок, - заговорила я по-французски. - Чтобы ты сгнил и рассыпался в прах еще до смерти. Чтобы у тебя руки-ноги отвалились. Чтобы ты превратился в кастрата…
Хеннесси откинулся и захохотал.
- Не знаю, что ты там говорила, - сказал он, - но готов поклясться, что ты костерила меня вдоль и поперек. Давай, вали дальше, Француженка, если тебе это помогает.
- Хочешь тысячу долларов? - сказала я по-английски.
- Да? Где же их раздают?
Он оторвал зубами кусок мяса, и я отвернулась. Я не могла смотреть, как он ест, без тошноты.
- В Новом Орлеане. Вы слышали о пирате Жане Лафите? Он мой хороший друг. Он заплатит тысячу долларов за то, что вы привезете меня к нему. Я не лгу вам, мистер Хеннесси. Подумайте, тысячу долларов!
- Никогда не слышал, чтобы за девку-рабыню давали столько, - с сомнением покачал головой мой хозяин.
- Но я не рабыня, - настаивала я. - Клянусь, я свободная женщина.
Я в который раз принялась рассказывать свою историю. Он слушал, не перебивая.
- Прошу вас мне поверить. Я говорю правду, - закончила я.
- Нет, Француженка. Я заплатил за тебя хорошие деньги, и ты теперь моя. Ты будешь работать на меня, пока не сдохнешь.
- Сколько стоил ваш мех? - спросила я.
- Около пяти сотен долларов, - сказал он, задумчиво жуя.
- Так вы продешевили, - рассмеялась я. - Мой прежний хозяин надул вас. В лучшем случае за меня дали бы двести пятьдесят, а может, и меньше. Никто не хотел покупать меня за цену Старкера. Да он сейчас смеется над вами!
На лице Хеннесси промелькнуло какое-то странное выражение.
- Для тебя это ничего не меняет. С тем же успехом я мог заплатить за тебя пять долларов вместо пятисот, - медленно проговорил он. - Ты моя, пока не умрешь или пока я не решу продать тебя или убить.
«Или пока я не убегу», - добавила я про себя.
- Лучше и не пробуй бежать. - Он словно прочитал мои мысли. - Я очень быстро тебя найду и так изуродую, что больше ты не убежишь никуда.
Слова его были ужасны, но голос оставался спокойным и ровным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65