Все тело болело, я валилась с ног от усталости. Около часа я отмокала в огромной ванне Жана. Точь-в-точь как предсказывал Доминик, я ругала себя на чем свет стоит за то, что влезла в пиратские игры с ружьями и шпагами. За последние несколько дней я пресытилась насилием и едва ли захочу повторить это «приключение».
Жан вернулся на остров спустя неделю после захвата «Мэри Роуз». Дозорный заметил его лодку, и, когда он подплыл к острову, четыре сотни пиратов высыпали на берег, чтобы приветствовать своего предводителя радостным ревом.
Я стояла в последнем ряду встречавших и смотрела на Жана. Что-то вдруг повернулось во мне. Нам стоило расстаться на время, чтобы я наконец по достоинству оценила его несомненную мужскую привлекательность. Любуясь Жаном, я неожиданно подумала: только человек, поставивший себя вне закона, может чувствовать себя по-настоящему свободным. Да, он может потерять не только свободу, но и жизнь в любую минуту, но риск стоит того. Жан Лафит - сам себе господин, делает что хочет и плюет на условности. И я любила его за это. Те страшные месяцы, что я провела на борту «Красавицы Чарлстона», по горькой иронии судьбы оказались дорогой к свободе.
- Друзья, - сказал Лафит, приветствуя своих собратьев, - я рад, что вы в прекрасном расположении духа. Может быть, в мое отсутствие произошло некое приятное событие, о котором я не знаю?
Толпа заревела.
- В Новом Орлеане до меня дошли слухи о загадочной истории, произошедшей в Баратарии. Там болтают, будто английское торговое судно умыкнули прямо из-под носа двух хорошо вооруженных фрегатов.
Дружный смех.
- Говорят, команда корабля получила возможность познакомиться с луизианской болотной фауной. Никто не осмелится упрекнуть баратарианцев в отсутствии гостеприимства. - И, окруженный возбужденно-радостной толпой, Жан отправился к столам, накрытым для праздника.
Посреди всеобщего веселья Жан попросил слова:
- Минутку, друзья мои. Самое интересное, что в городе говорят, будто капитан был взят в плен неким свирепым юношей с блестящими черными глазами, даже не юношей, а мальчишкой, у которого еще даже не ломался голос.
Пираты загоготали. Я спряталась за чьи-то спины. Я, конечно, знала, что Жан рассердится, но не ожидала, что он выставит меня на всеобщее осмеяние.
Между тем Жан продолжал:
- Капитан оказался не единственной жертвой юного геркулеса. Говорят, он наделал лапши из по меньшей мере восемнадцати британских матросов, и капитан собственноручно назначил цену за голову мальчишки. Двадцать фунтов - ни много ни мало - тому, кто доставит его живым.
Раздался одобрительный свист.
Я отошла в сторонку. Затеянное Лафитом представление показалось мне унизительным. Если он хотел отчитать меня, он мог бы сделать это наедине. Бог свидетель, опыт оказался достаточно горьким, хвала Всевышнему, что мне удалось выйти из переделки живой. Так зачем поднимать меня на смех? Неужели он не мог пощадить мою гордость?
Лафит заговорил уже другим, более серьезным тоном:
- Должен заметить, что вознаграждение в двадцать фунтов не из тех, что можно пропустить мимо ушей. Те несколько суток, которые я провел в новоорлеанской тюрьме в связи с возникшим непониманием со стороны губернатора, я посвятил размышлениям над тем, кем бы мог быть этот кровожадный подросток. Я вынужден был согласиться с капитаном, что такому разбойнику не место среди цивилизованных людей, но ей-богу, не знаю, кто он такой. Я могу сделать лишь один вывод: его нам прислали ангелы в помощь, после чего он вернулся к своим собратьям, и на этом поставим точку.
С пылающими от стыда щеками я ушла в дом. Конечно, у Жана были все основания отчитать меня. Я вела себя непозволительно. Какое имела я право вмешиваться в его дела, даже не сказав ему об этом? Я могла навлечь беду на всех. Меня, например, могли захватить в плен и заставить сознаться во всем, что знаю. А знала я немало и о занятиях, и о связях Жана. Он, должно быть, возненавидел меня и теперь выгонит с Гранд-Терры. Наверное, мне самой нужно исчезнуть, не дожидаясь, пока меня прогонят, но мысль об этом разрывала мое сердце.
Я прошла в библиотеку и свернулась калачиком в кресле. Кажется, я уснула. Разбудили меня голоса в коридоре: Жан разговаривал с Домиником и Пьером. У меня отлегло от сердца. Он не посмеет выгнать меня в присутствии братьев, они защитят меня. Но надежды оказались тщетны: я услышала удаляющиеся шаги Дома и Пьера, и Жан вошел в библиотеку один. Я собрала все свое мужество.
- Привет, Элиза, - сказал Жан, усаживаясь в кресло. - Я потерял тебя на берегу. Ты, наверное, ужасно скучала без меня? Кстати, ты напрасно не поехала со мной: бал был великолепный. Должен тебе сказать, что ни одна из местных красавиц, даже прекрасные креолки, не может сравниться с тобой. У нас с губернатором особые отношения, своего рода соперничество, и он был весьма удивлен…
- Перестань, Жан, - резко сказала я.
Он пожал плечами и как ни в чем не бывало продолжил:
- Нет, в самом деле ты обещала поехать со мной в Орлеан, и я решил рассказать тебе о местных «достопримечательностях». Чем ты занималась, пока я был в тюрьме?
- Как в тюрьме?! - воскликнула я - Почему?
- Почему? Потому что губернатор решил, что я кое-что знаю о команде, захватившей «Мэри Роуз». Не волнуйся, мне было не так уж плохо. Я ничем не мог ему помочь, и через два дня он вынужден был меня отпустить. Еда была сносной, но постель! Я рад, что наконец дома. Вы с Пьером уже оприходовали груз?
- Да. Все документы на столе.
Жан взял в руки список.
- Очень, очень неплохо. Особенно эта шкатулка с золотыми соверенами. Думаю, предназначалась для подкупа должностного лица. Неужели в наши дни ничего не может делаться честно? Вижу, в мое отсутствие ты вполне справляешься самостоятельно. Чудно, Элиза. Но как мне кажется, тебе здесь скучно. Даже не знаю, чем тебя развлечь. Прости.
Даже тени улыбки не было на его лице. Во мне закипал гнев. Вот, значит, как он решил со мной поквитаться! Хочет, чтобы я сама во всем призналась! Конечно, так ему легче будет выставить меня вон. Он ждет, что я буду растерянно и смущенно переминаться с ноги на ногу, словно школьница, подложившая подружке в кровать лягушку и застигнутая в момент преступления. Если сейчас я повинуюсь, то отныне не смогу вести себя так, как сочту нужным. В конце концов, мне нечего стыдиться! Я делала то, что хотела, и ни о чем не сожалею.
- Мне некогда было скучать, - холодно заявила я. - Я прекрасно провела время, воюя с английскими матросами и пленяя капитана «Мэри Роуз», и все для того, чтобы удовлетворить свою жажду крови и добыть для тебя золото.
Жан Лафит улыбнулся.
- Спасибо тебе, Элиза.
- Я ждала другого выражения благодарности, - ответила я. - И еще, знаешь что? Я ни о чем не жалею. Нет, ни о чем. - Слезы уже подступили к глазам. - Там было великолепно, изумительно! Мне нравится быть пираткой, и я буду ей, покуда у меня есть желание. А если ты вздумаешь остановить меня, я… Я уведу у тебя несколько человек и организую собственную шайку. Мы будем грабить корабли, а тебе не оставим ни одного. И… Господи, как я устала от всего! Зачем я только оказалась здесь?
Я бросилась к двери, но Жан поймал меня и усадил к себе на колени.
- Да уж, пиратка. Ну что ты за глупышка, Элиза? Ну почему ты плачешь? Ты что, решила, что я побью тебя? Да ты еще совсем ребенок. Ты… что это с тобой?
Я уткнулась в его плечо и заплакала.
- Так ты на меня не злишься? - спросила я тоненьким голоском.
- Конечно, злюсь. - И он вытер мне лицо платком.
- Ты меня накажешь?
- Накажешь?
Голос его был на удивление мягок. Я посмотрела ему в глаза, и сквозь радужную пелену слез мне показалось, что он окружен ореолом, словно святой.
- Накажешь? - недоуменно повторил он. - Если я не ошибаюсь, ты и так была крепко наказана. Не думаю, что тебе и вправду понравилось воевать. С недавних пор я потерял вкус к крови и не могу поверить, что ты не испытываешь отвращения к убийству. Неужели убийство двух людей не было для тебя достаточным наказанием?
- О, Жан, - прошептала я. - Так ты знаешь, как это было на самом деле. Совсем не так, как мне представлялось. Ужасно, ужасно!
- Я знаю, что такое схватка, Элиза, и, может быть, на этот раз ты поверишь мне, что это не самое подходящее занятие для женщины.
Я вздохнула и опустила голову ему на плечо.
- Лишь одно обстоятельство заставляет меня грустить, Элиза, - сказал Жан. - То, что ты боялась моего возвращения. Ты боялась меня, Жана Лафита, человека, который был тебе и отцом, и братом, и другом одновременно. Мне стыдно и больно, Элиза.
Я повесила голову. Жан был прав. Я не видела от него ничего, кроме добра. Другие мужчины, много других мужчин заставляли меня трепетать от страха. Но Лафит был им не чета. Его оружием была любовь, он старался понять другого, а не подчинить себе. Для Жана Лафита женщина была личностью, другом, а не просто средством для удовлетворения физиологических потребностей.
Сердце мое переполнилось благодарностью и любовью, и я теснее прижалась к нему. Он был моим другом, моим единственным другом.
- Прости, Жан, - прошептала я.
- За что?
- За то, за то.. Ты знаешь, за что.
Он заглянул мне в глаза.
- Да, - сказал он, слегка улыбнувшись, - я знаю, за что.
Что-то в его взгляде заставило беспокойно забиться мое сердце. По телу побежало тепло, вспыхнул пока еще маленький костер желания, который, как я думала, потух во мне навеки. Ничего подобного не было со мной с тех пор, как я… С тех пор, как Гарта Мак-Клелланда забрали с «Красавицы Чарлстона». Как давно это было? В прошлой жизни, нет, в позапрошлой, позапозапрошлой.
Я смотрела на Жана Лафита и впервые видела в нем не учителя, не покровителя, а только мужчину. Во рту у меня пересохло, и сердце стучало гулко и часто. Затаив дыхание, я ждала.
Жан нежно убрал прядь с моей щеки. Я вздрогнула и накрыла его руку своей. Я ждала. Глаза мои закрылись в сладостном предвкушении…
Неожиданно послышались топот ног и хлопанье дверей. Я слышала голос Доминика, выкрикивающего мое имя. «Элиза, Элиза», - повторяли остальные.
Жан удрученно рассмеялся и отпустил меня.
- Надеюсь, они не забыли вытереть ноги, - сказал он. - Пойдем, они хотят, чтобы ты разделила с ними радость победы. Сейчас ты увидишь настоящий пир пиратов. Ты боишься?
- Конечно, нет, - засмеялась я. - Они мои друзья, как и ты. - И я быстро поцеловала его в щеку.
- Могу поспорить, год назад ты вряд ли с такой готовностью назвала бы изрядно поддавших разбойников своими друзьями.
Мы услышали пистолетные выстрелы и звон стекла.
- Они бьют канделябры, - угрюмо заметил Лафит. - Проклятие, так каждый раз.
Увидев меня, Доминик, Пьер и матросы, что пришли вместе с ними, потребовали, чтобы я присоединилась к празднеству. Я со смехом отказывалась, но, похоже, они все решили за меня. Не слушая моих протестов, они подняли меня на руки и понесли на берег. Там горели громадные костры, играла музыка, мелькали танцующие пары. Мое появление было встречено радостным ревом, со всех сторон ко мне потянулись кружки с вином. Так возникла легенда о пиратке Элизе. Подлинная история испуганной девчонки забылась за волшебной сказкой о карибской красотке, способной загнать две пули подряд в десятку. Только позже я узнала, как мне повезло, когда я выбила клинок из руки капитана метким выстрелом. Наши пистолеты были оружием грубым и не отличались точностью стрельбы даже на небольшом расстоянии. Едва ли мне бы удалось когда-нибудь в жизни повторить тот легендарный выстрел.
Пираты щедро льстили мне, уверяя, что без меня им никогда бы не справиться, говорили, что я принесла им удачу.
Вдруг вспыхнул спор: в чьей команде я буду в следующем бою? Ребята передрались бы в кровь, если бы не вмешался Жан, заявив, что мое устное благословение будет столь же эффективно, как и личное участие. Поскольку все пираты свято верили в магическое действие слова (кстати, колдуны у берегового братства пользовались особым почетом), предложение Жана было принято со всеобщим одобрением.
Маленький оркестр состоял из скрипки и флейты. Разгоряченные хмелем пираты не слишком-то вслушивались в музыку. Отблески пламени костра плясали на лицах танцоров, и буйство огня было сродни веселому буйству вольных разбойников.
Я перетанцевала со всеми, кроме Жана. Пьер был неплохим танцором, но он недвусмысленно дал мне понять, что танцы - занятие скучное, а вот если провести время по-другому… Я щелкнула его по носу и напомнила, что любой из присутствующих здесь мужчин не дал бы и цента за его жизнь, если бы узнал, что он себе позволяет. В ответ Пьер подхватил меня на руки и закружил, торжественно заявив, что на здешнюю землю еще не ступала нога такой чудной девчонки и что он с ума сходит от любви ко мне.
Следующим был Доминик. Он танцевал ужасно, даже хуже, чем Винсент Гэмби, плясавший, как взбесившийся буйвол. А мне хотелось оказаться в объятиях Жана, хотелось, чтобы мы поплыли вдвоем, словно птицы над морем, подхваченные воздушным течением. Но он ни разу не подошел ко мне, хотя с другими женщинами танцевал.
Самый торжественный момент праздника наступил после полуночи. Доминик встал и потребовал тишины.
- Леди и джентльмены! И прочие пьяные скоты, слушайте и молчите. Этим праздником мы обязаны Жану, потому что он самый умный из тех, чья нога ступала на палубу корабля.
Крики и смех.
- А эта девчонка, мадемуазель Элиза, самая храбрая леди на болотах. Сегодня мы присваиваем ей имя королевы Гранд-Терры, нет, королевы всех островов! Мадамы и мон-сеньоры, я нарекаю Элизу королевой Баратарии!
Засим мне преподнесли шпагу с эфесом, инкрустированным золотом и украшенным рубинами, и два легких пистолета. Ко всеобщему восторгу, я сделала несколько рубящих движений шпагой, затем зарядила пистолеты и выстрелила в луну. Я промахнулась, но мужчины заревели от восторга, и я вновь оказалась на чьих-то бравых плечах. Смеясь, я храбро размахивала пистолетами.
Жан улыбался и аплодировал вместе со всеми. Он был здесь королем, никто не сомневался в этом, а сейчас меня провозгласили королевой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65