И в определенном смысле так и было. На роль мессии претендовали четверо: Рене, Отрезанный Нос, Винсент и Жан. Пьер и я были вне игры, поскольку оба мы признавали, что Жан смышленее нас, да и работать для Гэмби или Чигизолы никто из нас не стал бы. Ладно, не важно. Рене Белуш всех бы устроил, беда лишь, что ему нравилось моряцкое дело да женщины куда больше, чем деловые расчеты и управление. Винсент стремился быть первым из-за жадности, а Отрезанный Нос мнил себя настоящим королем Баратарии. Мы знали, что и тот, и другой станут нас обдирать и водить за нос, но понимали и то, что эти люди, чтобы достигнуть своей цели, не остановятся перед убийством. К счастью, они ненавидели друг друга, потому что, если бы они смогли сыграть командой, у нас не осталось бы ни шанса.
Началась канитель. Жан сидел посреди всей этой канители спокойный-преспокойный. Как сейчас помню его улыбочку. Сидит себе, весь в кружевах, разряженный, будто только что с бала. Кое-кто его почти не знал, кое-кто смотрел на него как на слабака. Но Жан не старался никого привлечь, только наблюдал за дракой. Часть парней встали за Чигизолу, кто-то за Гэмби, да только Жану не было до них дела.
Двое суток спорили и ругались. Мы все устали до предела, и тут, когда сил уже ни у кого не было, Жан поднялся с места и спокойным, тихим голосом, прозвучавшим в наступившей тишине внушительнее пушечной канонады, сказал: «Джентльмены - он всегда называл их джентльменами, - джентльмены, вы напрасно тратите время, простите за резкость». Тут, конечно, прокатился ропот, мол, с чего вдруг юнец вздумал их учить. «Вы собрались, чтобы выбрать главу нашей организации, - продолжал Жан, - а вместо этого вы мечетесь между вором в законе, который будет обирать вас до нитки - я имею в виду Гэмби, - и отъявленным подлецом и мошенником, который использует вас, а потом выбросит на съедение волкам, - это я об Отрезанном Носе».
А потом он сказал им, что если они решили учредить Конвенцию ради прибылей, то искать следует человека с мозгами. Он рассказал ребятам, что бы сделал, будь он главным: как устроил бы склады для товаров, как организовал бы торговлю, какую бы ввел систему распределения и какую долю с прибыли имел бы каждый. А самое главное, как он собирается сделать, чтобы никому из нас не грозила тюрьма. Надо сказать, ребятам понравилась его речь. Впервые за двое суток оратор был выслушан до конца в тишине. Чувствовалось, как стрелка склоняется в пользу Жана, но оставались двое, которым это было совсем не по нраву.
Ребята радовались, как дети, особенно услышав, что их сделают вдвое богаче. И тогда Гэмби подошел к Жану и, ударив по плечу, заявил, что все, что Жан говорил, здорово и что он, Гэмби, готов ему помогать чем может. Отличный жест, не так ли? Но в другой руке Винсент прятал нож, который никто не заметил, Винсент всегда носил нож в рукаве, на всякий случай, и затем, в мгновение ока, никто даже ничего не понял, Жан отбросил его, приставив к груди Гэмби его же собственное оружие.
Доминик видел, как увлек меня его рассказ и, довольно посмеиваясь, продолжал:
«Месье Гэмби, - сказал тогда Жан, - я всегда восхищался вами как пиратом, но вы не оставили мне выбора». Жан чуть надавил на лезвие, и Винсент заскулил как дитя, и стал оправдываться, будто вовсе не хотел убивать Жана, а всего лишь решил его проверить.
«И каков ваш вердикт, сударь?» - спросил Жан с нажимом в голосе. Тишина стояла мертвая. Винсент Гэмби сказал, что да, Жан прошел испытание. Тогда Жан отдал ему нож и повернулся к нему спиной, чтобы показать, что доверяет ему. Вот этим он на самом деле всех и взял. Жан вытащил шпагу и, обращаясь к ребятам, спросил: «Может, еще кто-нибудь из вас хочет проверить меня на прочность?»
В ответ - ни звука.
«Очень хорошо, - сказал Жан. - Я согласен вести для вас дело. Я один из вас, джентльмены. Тот, кто обманет меня, введет в заблуждение нас всех. Тот, кто стоит у меня поперек дороги, предает и вас тоже. Тот, кто убьет меня, разрушит организацию, вернет вас к тому, с чего вы начинали - снова превратит вас в крикливых и бестолковых чаек. Это ясно».
Всем было все ясно.
«Тогда чего вы ждете? Давайте отпразднуем событие!» - И он закатил им такой праздник, что слышно было в Новом Орлеане.
- Вот, - вздохнул Доминик, - и вся история Лафитов.
- Чудесная история, - прошептала я. Пьер кивнул.
- Точно. А теперь смотри, - продолжил Доминик. - Лет через шесть на Гранд-Терре будет сорок складов с товарами, сорок! Не считая тех, что уже есть в Новом Орлеане и вверх и вниз по реке до самого Дональдсонвилля.
Для тех ребят, что захотят, мы построим здесь дома, и бордель, и таверну, и больницу…
- И ни одной церкви?
Мой вопрос был встречен взрывом смеха.
- Нет, церкви не будет. Эй, Пьер, надо нам рассказать об этом Жану. Ему понравится. И загон для рабов…
- Загон для рабов? - спросила я, нахмурившись. - Вы хотите сказать…
- Конечно. Зачем бы, вы думали, нам понадобилось брать на абордаж этот ваш корабль, если не из-за его груза? Я не знаю, прилично ли нам, как американским патриотам, наживаться на американском работорговце, но ведь и капитан действовал незаконно. Вы знаете, что они делают, эти американские работорговцы: они поднимают испанский флаг, когда входят в американскую акваторию, чтобы их не трогали. Ну что же, мы рискнули. Вы знаете, что хороший раб мужского пола может принести пять сотен долларов на рынке? А женщина - триста?
Вошедшая Лили заметила, что я устала.
- Вы, ребята, до смерти заболтаете бедняжку. Стыдитесь, господин Доминик, и вы, Пьер, тоже. Выходите-ка подобру-поздорову, пока я метлу не взяла!
- Лили, мы только рассказывали мадемуазель…
- Знаю, что вы могли ей наболтать! Кыш отсюда!
Несколько смущенные, они встали, неловко поклонились и вышли.
История братьев Лафитов была красива, полна романтики и приключений, но мысль о том, что братья, по сути дела, оказались такими же работорговцами, как мертвый капитан, не давала мне покоя.
- Чем это вы расстроены, мисси? - спросила Лили.
- Оказалось, что наш благородный флибустьер такой же торговец живым товаром, как капитан «Красавицы Чарлстона», - с горечью ответила я.
Лили нахмурилась и покачала головой.
- Мистер Лафит? Ну что же, он рабовладелец, это верно, как и большинство тех, кто живет здесь. Но не он придумал рабство, не ему и менять местные порядки. А разве в тех местах, откуда вы родом, у господ нет рабов?
- Нет, Лили, мы, то есть они, имеют слуг, которым платят жалованье или дают им жилье и еду.
- Но ведь то же самое здесь получают рабы, по крайней мере те, которым повезет. Конечно же, некоторым везет меньше, и им приходится работать до изнеможения, но не всем.
- А вы тоже рабыня, Лили?
Лили гордо покачала головой.
- Я? Одна из несчастных забитых созданий? Нет уж. Я замужем, у меня четверо детей. Мой муж вот уже пять лет служит матросом на корабле мистера Лафита. Отдыхайте. Не надо было этим дуракам морочить вам голову!
Что за странная страна, думала я, оставшись одна. Лафит - одновременно пират, деловой человек, да еще в придачу работорговец. Интересно, зачем он забрал меня в дом и выходил? Надеется и меня продать? Ну почему судьба женщины так зависит от того, какой выбор сделает мужчина?
На следующий день Лили принесла мне красивое муслиновое платье.
- От мистера Лафита, - сообщила она. - Перед тем как уехать, он сделал заказ нескольким белошвейкам. На подходе еще многое другое: платья, ночные сорочки и красивое белье.
Я потрогала тонкую ткань. Белый муслин украшала вышивка: зеленые виньетки и кремовые розочки. У платья было довольно низкое, по моде, декольте, а рукава, присобранные у плеч, образовывали пуфы. Красные ленты, пришитые с боков, перекрещивались под грудью и завязывались бантом на спине.
- Чудное платье, - сказала я.
- Так наденьте его.
Лили помогла мне снять халат и надеть платье.
- Мисси, что за прелесть! - воскликнула она.
Я прошлась по комнате. Пышные юбки красиво колыхались. Приподняв подол, я залюбовалась вышивкой. Такой тонкой работы я не встречала нигде, даже в Париже.
- Вот что я вам скажу, мисси. Вы и вправду умеете носить такие наряды. Лафит будет просто счастлив вас увидеть. Ему нравится, когда его женщины красиво одеты.
Его женщины! В очередной раз мне пришлось задуматься над тем, как мне вести себя с Лафитом дальше.
- Хотите посмотреть в зеркало?
- Нет, Лили, нет, спасибо тебе, но лучше не стоит. Мистер Лафит очень великодушен.
- Он прекрасный человек, - непререкаемым тоном подтвердила негритянка. - Сейчас вы слишком красивы, чтобы сидеть в спальне. Почему бы нам немного не пройтись по дому, а потом я провожу вас к морю.
Я согласилась, и мы отправились в путешествие по дому. Ноги меня слушались еще плохо, я была очень слаба, но впечатления стоили затраченных усилий. Спальни на втором этаже располагались вокруг круглого холла, образованного лестничным пролетом, над которым располагался купол из цветных витражей. Моя комната была выдержана в персиковых тонах, но были комнаты в золотых тонах, комнаты в винно-красной гамме, комнаты бледно-голубые. Рядом с одной из боковых спален находилась ванна, огромная, в ней свободно могли бы уместиться двое; на полках было множество склянок со всевозможной парфюмерией и ароматическими солями. Я удивленно покачала головой. Пятеро мужчин должны были бы работать весь день, чтобы натаскать в ванну воды. Потом я заглянула в кладовку и увидела лифт, установленный специально для этой цели. Гениально просто!
Комната, что находилась рядом с моей, была самой простой из всех увиденных. Кроме большой кровати и массивного шифоньера, мебели не было, и единственным украшением служило огромное полотно Тициана, являвшее взгляду обнаженных Венеру и Марса.
Комнаты внизу отличались тем же безупречным вкусом и красотой. Почти половину площади занимал бальный зал с ложей для музыкантов. Стены зала были сплошь в зеркалах. Поймав краем взгляда свое отображение, я съежилась и опустила глаза. Я знала: однажды мне все равно придется взглянуть правде в глаза, но пусть это будет позже, когда я немного окрепну.
По другую сторону от центрального холла располагались гостиная, столовая и прекрасная библиотека. Я догадывалась, что Лафит большую часть времени работает там. На полках я увидела множество книг в добротных кожаных переплетах. В основном это были книги, написанные по-французски, но попадались и английские, и испанские авторы. В центре комнаты стоял большой стол, заваленный письмами, корешками счетов, приходными и расходными книгами и математическими таблицами. Тот же беспорядок, что у моего дяди Тео в имении Лесконфлеров, только без безделушек.
Над каминной полкой висела картина, которая, как мне показалось, принадлежала кисти Рембрандта. Я подошла поближе, чтобы разглядеть неизвестный мне шедевр.
- Надеюсь, полотно заслуживает вашего внимания, - раздался позади меня тихий голос.
Я резко обернулась, и Жан улыбнулся.
- Буду вам весьма признателен, если вы сообщите мне, подлинник это или нет. Рембрандт был на борту судна, направлявшегося в Кингстон. Жирный толстосум-колонист собирался украсить им свой дом, но я решил, что картина едва ли будет там к месту, и позаимствовал ее у хозяина. Вы сегодня хорошо выглядите, Элиза, и чертовски привлекательны.
- Благодарю вас, монсеньор Лафит, - вежливо ответила я, - и спасибо за платье.
Жан махнул рукой.
- Не стоит благодарности. Вам ведь надо что-то носить. Лили показала мне рванье, в котором вы были, когда вас нашли.
- Не рванье, а приданое, - уточнила я.
- Так вы мадам Лесконфлер?
- Нет. У меня… У меня нет мужа.
- Сожалею.
Жан Лафит сел за стол и угрюмо обвел взглядом кучу бумаг.
- Что за беспорядок! Если бы можно было одновременно находиться в двух местах. Вы когда-нибудь чувствовали, что в сутках не хватает, скажем, пары часов?
- Последнее время нет, сударь. Если вы меня простите…
- Не отпущу, пока не получу от вас вразумительного объяснения: почему вы вдруг решили обращаться ко мне «сударь». Что они вам обо мне наговорили? Полагаю, Доминик наболтал вам, что у меня шестнадцать любовниц или что-то в этом роде.
- Мне нет дела до ваших любовниц, господин Лафит. Однако мне хотелось бы знать, что вы намерены со мной делать.
Лафит нахмурился.
- Делать с вами? Что вы хотите этим сказать?
Я посмотрела ему прямо в глаза.
- Я тоже часть вашей добычи? Может, вы хотите поместить и меня на один из ваших складов, когда я дойду до нужной кондиции? Или, что вероятнее, запрете меня в один из ваших загонов с моими товарищами по несчастью с «Красавицы Чарлстона»? Как вы будете переправлять нас на рынок? Я думаю, достаточно нежно, чтобы не сильно повредить по дороге. Сколько вы сможете за меня взять? Триста долларов? Двести? - Я ущипнула себя за предплечье. - Я пока не очень сильна и не могу рожать детей, вам об этом известно, и самое неприятное - я безобразна. За такой подпорченный товар вам больше двадцати долларов не получить. Конечно, вы можете подержать меня подольше, чтобы подкормить…
- Полагаю, сказано довольно, - проговорил он тихо. Глаза Жана гневно сверкнули.
Мне стало стыдно. Я опустилась на стул и закрыла руками лицо.
- Боюсь, что опыт, полученный с мужчинами типа капитана Фоулера, сделал вас слишком подозрительной, - тихо продолжил Лафит - Я понимаю вас, Элиза. Но знайте: я ни секунды не думал о вас иначе как о почетной гостье моего дома. Вы вольны покинуть его, когда захотите. Если вы захотите остаться, я обещаю вам, что на этом острове вы будете в такой же безопасности, что у себя дома во Франции, и даже в большей. У вас в этой стране никого нет?
Я кивнула.
- Вы хотите вернуться во Францию?
Я молчала, не зная, что сказать.
- Может быть, я смогу найти для вас мужа. Уверен, что задача не будет сложной.
- Я не хочу мужа! - воскликнула я. - Господи, кто захочет такую? После всего того, что этот злодей делал со мной, что он меня заставлял делать для него… Я никому не смогу быть хорошей женой. И еще, я привыкла сознавать себя по-настоящему красивой, вы знаете об этом? А сейчас я безобразна, безобразна! Ну почему я не умерла?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65