– Когда начинаешь обвинять Бога, значит, дальше идти уже некуда.
– И обычно промахиваешься мимо реальной цели.
– Действительно, – согласился Фарадей. – Ну…
– Может, идея арбитра Лайдоф сработает, – сказала Макколлам. – Если мы получим звездолет, перед нами откроется вся вселенная.
– Будем надеяться, – кивнул Фарадей. – Ну, чем вы собираетесь заниматься сегодня вечером?
– Ничем в особенности. – Она пожала плечами. – Скорее всего, немного почитаю и лягу спать. Похоже, вскоре все мы будем очень заняты. Нужно отоспаться как следует, прежде чем это начнется.
– Разумно. Наверно, я поступлю так же.
Она взяла чашку и сделала последний глоток.
– Ну, доброй ночи, полковник. – Женщина встала. – Увидимся утром.
– Доброй ночи, миссис Макколлам.
Они кивнули друг другу, она подхватила свой поднос и понесла его к полке с грязной посудой.
Оставив на столе сложенную салфетку.
Фарадей вернулся к еде, заставляя себя не торопиться и пытаясь выглядеть как всегда. Ему казалось, что оставленная Макколлам салфетка бросается в глаза, точно дымящееся ружье, и взгляды всех посетителей кафе прикованы к ней. Да, к ней и к нему.
Однако звуки разговоров вокруг не изменили своей тональности и никто не подошел к его столу и не потребовал объяснить, что происходит. Либо агенты Лайдоф исполняли свои обязанности весьма небрежно, либо никто на самом деле не наблюдал за ним.
Но рисковать не стоило. Он покончил с едой, поставил пустую посуду и приборы на поднос и встал. Потом, как бы в раздумье, взял салфетку Макколлам.
Она была тяжелее, чем просто небольшой квадрат ткани. Фарадей положил ее на свою собственную салфетку и с подносом в руках пересек помещение.
И когда он ставил поднос на полку, и его тело на мгновение заслонило обзор остальным посетителям кафе, он быстро сунул салфетку Макколлам в карман.
Никто не подпрыгнул, не издал победоносного вопля. Никто внезапно не возник перед ним с наручниками, чтобы защелкнуть их на его запястьях. Никто даже не заметил, что он спрятал салфетку.
Тем не менее, идя в свои апартаменты, Фарадей чувствовал, как пот скапливается на лбу и сзади, у основания шеи. Войдя к себе, он запер дверь, достал салфетку и развернул ее.
Внутри находились два предмета. Сложенный листок бумаги и тяжелый кусок ячеистой металлической сетки – именно он увеличивал вес салфетки – размером около пятнадцати квадратных сантиметров.
Да, совершенно определенно ему придется извиниться перед Макколлам.
Фарадей начал с куска сетки. Он уже видел такие штуки прежде, на старых экспериментальных зондах типа «дышащая кожа». Они позволяли атмосфере Юпитера свободно проникать внутрь и наружу для выравнивания давления во время быстрого подъема и спуска. Правда, проволока этой сетки была тоньше, чем у тех, старых, не больше трех сантиметров в диаметре, и с большим размером самих ячеек. И сетка казалась более эластичной, хотя образца такого размера было недостаточно для уверенных выводов. Металл Фарадей идентифицировать не мог, но, судя по шероховатым краям образца на линии отреза, он казался очень упругим.
Отложив в сторону кусок сетки, он развернул бумагу и узнал четкий почерк Макколлам.
«Я сумела ненадолго проникнуть на платформу Семь. Поверхность зонда выглядит наподобие этого: я стащила кусок сетки из мусорной корзины. Простите, что не могу рассказать больше, но мой новый приятель помалкивает насчет своей работы, а сама я в технике разбираюсь не слишком хорошо. Надеюсь, какой-то толк будет».
На остальной части листка был грубый набросок двух соединенных между собой предметов яйцеобразной формы – меньший на верхушке большего, – вроде торпеды, водруженной на дирижабль. Верхний предмет имел самозахватывающие грейферные кольца на носу и корме, два больших турбовинтовых пропеллера под кольцеобразными защитными капотами и целую кучу торчащих из верхней части приемных антенн.
На нижней же части зонда, напротив, с днища свисало не меньше сотни антенн; так они, по крайней мере, выглядели. Вообще-то обычно антенны на днище не размещают, но чем еще они могли быть? К тому же нижняя часть была заштрихована, и если Фарадей правильно понял, то именно она была сделана из металлической сетки.
Он разглаживал листок бумаги, хмуро разглядывая его. Небольшой зонд, возможно модифицированный «Скайдайвер», стоял на вершине другого, типа «дышащая кожа», но явно нестандартного. Может, все было замыслено так – верхний прокладывает путь на Уровень Три или Четыре, потом сбрасывает нижний, который уходит еще дальше на глубину либо в свободном полете, либо на привязи у верхнего?
Правда, никаких признаков соединяющих компонентов не наблюдалось, как и колец для привязи. И в то время, как верхний зонд был снабжен массивными турбовинтовыми пропеллерами, у нижнего не было никаких признаков двигателей. Отсутствовали у него и поплавки, стабилизаторы и крылья.
С другой стороны, пристально изучая рисунок, Фарадей поразился тому, как мало на нем деталей. Кроме общей, чисто внешней формы, не было практически ничего. Из-за этого отсутствовала шкала, которая позволила бы составить представление о размерах всего сооружения.
Макколлам не шутила, говоря, что разбирается в технике не слишком хорошо, со вспышкой раздражения подумал Фарадей. Человеку вроде Миллигана и Бича достаточно было одного-единственного взгляда, чтобы получить о предмете гораздо большее представление, а ведь Макколлам, наверно, не менее получаса делала свой набросок.
Наверно, именно по этой причине новый приятель Макколлам и пошел на такой риск, приведя ее с собой. Интересно, мельком подумал Фарадей, какой ценой обошелся ей этот визит, но тут же выбросил эту мысль из головы. Скорее всего, ему и не хотелось знать ответ.
Тем не менее это было начало. Может, Макколлам или кому-то еще удастся раздобыть больше информации в оставшиеся до обозначенной Лайдоф даты полторы недели.
Зазвенел дверной колокольчик.
– Полковник Фарадей? – спросил незнакомый голос.
Фарадей инстинктивно перевернул записку Макколлам, прикрыл ею кусок сетки и только потом понял, что все это ни к чему – дверь-то заперта.
– Да? – сказал он.
Послышался щелчок, и дверь открылась.
– Какого черта? – взорвался Фарадей, вскочил на ноги и повернулся спиной к письменному столу. В комнату вошли двое мужчин. – Что вы себе воображаете?..
– Оставьте, полковник, – оборвал его тот, что шел впереди, и направился прямиком к Фарадею.
Его напарник остался у двери.
И только тут до Фарадея дошло, что на обоих была не голубая форма службы безопасности станции, а темно-фиолетовая, с такими же беретами; форма личной охранной службы святая святых – Совета Пятисот.
Выходит, Лайдоф привезла с собой не только команду инженерных работников, но и собственную полицию. Мелькнула мысль: интересно, а что об этом думает начальник станции Каррера? Если ему вообще что-нибудь известно.
Коп протянул руку к письменному столу и взмахом руки сбросил на пол бумаги и диски. Рисунок Макколлам постигла участь остальных бумаг…
– А-а, вот он, арбитр, – сказал человек и взял в руки кусок сетки.
И из коридора в комнату вошла Лайдоф. У Фарадея внезапно пересохли губы.
– Прекрасно, – сказал он. Вот они, неприятности. Очень крупные, прямо-таки огромные. – В таком случае я обращаюсь к вам, арбитр Лайдоф. Что вы себе воображаете, черт побери, и что эти люди делают здесь?
– На вашем месте я бы сбавила тон, полковник, – спокойно заявила Лайдоф, беря из рук копа кусок сетки. – Мы проводим поиск и обнаруживаем у вас украденный чрезвычайно ценный материал. Даю вам минуту на то, чтобы объяснить мне, где вы его взяли.
Фарадей сделал глубокий вдох. Сопротивляться бесполезно, это ясно. Но и вряд ли он что-нибудь выиграет, проявив покорность и смирение. Нет, с Лайдоф этот номер не пройдет.
В одном он не сомневался – они не должны узнать, что здесь замешана Макколлам.
– Или? – спросил он.
– Или я арестую вас за шпионаж, – ответила Лайдоф. – А заодно и за кражу правительственного имущества и заговор. У вас осталось сорок секунд.
Фарадей покачал головой. Разум, на некоторое время замерший под впечатлением внезапного вторжения, заработал снова.
– Сомневаюсь, арбитр, – сказал он. – Ничего не было украдено. Но даже если и было, я имею право иметь этот кусок сетки в своей собственности.
Лайдоф холодно улыбнулась.
– У вас есть письменное разрешение, надо полагать?
– Конечно. Оно носит название «Распоряжение об учреждении проекта “Подкидыш”».
– Действительно. А кто сказал, что этот предмет имеет отношение к проекту «Подкидыш»?
Фарадей слегка наклонил голову.
– Вы.
Ее улыбка исчезла.
– О чем это вы?
– Сегодня днем в Зоне Контакта, – Фарадей изо всех сил старался обдумывать каждое слово, – вы сказали, что я отвечаю за инженеров, но что теперь проект «Подкидыш» – это вы. Поскольку вы не показывали мне никакого другого распоряжения – и, если уж на то пошло, даже не упоминали ни о чем подобном, – единственный вытекающий отсюда разумный вывод состоит в том, что все, доставленное вами на борт станции, относится к проекту «Подкидыш». А поскольку распоряжение о его учреждении дает мне доступ ко всему, связанному с этим проектом…
Он лишь вопросительно поднял брови, позволив невысказанному заключению повиснуть в воздухе.
Нет, ничего похожего на улыбку на лице Лайдоф больше не было.
– Вы, похоже, шутите, полковник, – сказала она угрожающим тоном. – Неужто вы всерьез полагаете, что эта пустая болтовня остановит меня хотя бы на мгновение?
– Не знаю, – ответил Фарадей. – Но я хотел бы попытаться, если вы не против.
Долгое мгновение она сердито глядела на него, углубившиеся морщины на ее лице теперь напоминали маленькие темные ущелья.
– Прекрасно, – изрекла она наконец. – Я воспринимаю это как блеф. Сегодня же ночью свяжусь с Землей, и к утру должным образом исправленный текст проекта «Подкидыш» окажется здесь. Возглавлять проект буду я, а вас полностью отстранят от участия в нем.
– Это ваше право, конечно, – ответил Фарадей, задаваясь вопросом, не блефует ли она в свою очередь. Неужели она и в самом деле забрала такую власть в Совете Пятисот? – Но когда вы будете это делать, доведите до их сведения, что я не собираюсь добровольно уходить в отставку, как бы меня ни принуждали. Чтобы выкинуть меня из «Подкидыша», им придется уволить меня. А это может быть воспринято как вызов общественному мнению.
– Общественное мнение волнует Совет Пятисот меньше, чем вам кажется, – возразила Лайдоф. – До тех пор считайте себя под домашним арестом.
Фарадей покачал головой.
– Вряд ли, арбитр. Как уже было сказано, я уполномочен быть в курсе всего происходящего в связи с проектом «Подкидыш».
– Только на протяжении еще нескольких часов.
– Возможно, – сказал Фарадей. – Однако на данный момент ситуация еще не изменилась. Вы не сможете обвинить меня в шпионаже задним числом.
– Посмотрим, что я могу, а что нет, – отрезала Лайдоф. – А до тех пор вам запрещается покидать свои апартаменты.
– Но для этого нет никаких оснований, – настаивал Фарадей.
Уж конечно, отменять законы она не вправе.
– Я не нуждаюсь ни в каких основаниях, – холодно заявила Лайдоф. – По закону любого человека можно задержать на двадцать четыре часа, не предъявляя ему никаких обвинений.
– Я буду апеллировать к начальнику станции Каррере, – пригрозил Фарадей.
– Валяйте. – Лайдоф сделала жест в сторону полицейских. – Ему я дам тот же ответ – в моем распоряжении двадцать четыре часа. Так что смиритесь, полковник. Следующие двадцать четыре часа вы проведете в этой комнате. – Вместе с полицейскими она вышла в коридор и добавила уже оттуда: – И последующие пять недель тоже – если все пойдет, как я задумала.
Когда за ними закрылась дверь, он досчитал до шестидесяти, подошел к двери и попытался открыть ее. Даже если Лайдоф сумела раздобыть карту допуска, она наверняка не смогла уговорить Карреру разрешить ей блокировать дверь.
Дверь послушно скользнула в сторону. Значит, он прав, она не получила разрешения запереть его внутри.
Ей оно и не требовалось. В глубине коридора, молча взирая на Фарадея, с бесстрастным видом стоял более крупный из двух ее «домашних» копов.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Фарадей задавался вопросом: неужели у этого человека и впрямь хватит наглости не выпускать из собственной комнаты человека, которому не предъявлено никакого обвинения? У него даже возникло желание проверить это, предприняв попытку покинуть свои апартаменты.
Однако было уже слишком поздно, и он слишком хорошо знал, что Каррера терпеть не может, когда его во внеслужебное время отрывают от скотча с содовой. Ладно, пусть все идет, как идет. Разумнее хорошенько выспаться, а завтра утром во всем разобраться.
Он вернулся к себе, закрыл дверь и запер ее, просто по привычке.
Кроме того, Лайдоф кое-что «проворонила». Он нашел на полу набросок Макколлам и принялся изучать его, снова усевшись за письменный стол.
Он все еще изучал его и спустя десять дней, когда они в конце концов пришли за ним.

Глава 16
Восточный край неба едва только розовел под лучами далекого солнца, когда Рейми понял, что наконец-то он дома.
Странное ощущение, в особенности учитывая причины, при которых он покинул эту часть Юпитера. Спустя почти два года отказ Драсни воспринимался свежо и болезненно, как будто стая сивра все еще терзала его.
Но даже эта боль не могла погасить нарастающего внутри волнения. Он ощущал запах своего старого стада; почти неуловимую, но очень характерную комбинацию ароматов, среди которых он вырос. Сейчас запах был тот же и все же чуть-чуть другой; ведь дети, которых он знал, стали Производителями, а прежние Производители – Защитниками и Воспитательницами.
Цикл продолжается, как было заведено с самого начала, – голос в глубине сознания напомнил фразу, услышанную когда-то в кругу рассказчиков. Вечный цикл: всегда новый и всегда тот же самый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50