– Он сумел удрать от четырех взрослых вуука?
– О, он сумел сделать нечто гораздо большее, – ответил Миллиган. – Он не просто удрал от них; он вывел двоих из строя, прямо на лету. После чего двое оставшихся отступили и скрылись.
– Первого он ударил под дых, – добавила Макколлам. – Можно сказать, вышиб из него дух. Мне всегда было интересно, насколько внимательно он слушал во время наших бесед на темы физиологии. Выходит, внимательно.
– А может, он, пока странствовал, усвоил несколько новых трюков, – сказал Бич.
– Если да, то мы это упустили, – заметила Макколлам.
– Как и остальные джанска, – сказал Миллиган. – Белтренини и ее товарищи аж рты пораскрывали, когда он объяснил им, что к чему. Он их ошеломил. Они чуть не на собственных плечах понесли его туда, где растет еда.
– В самом деле… – В голову Фарадея пришла внезапная мысль, он перевел взгляд на Спренкла. – Вы думаете?..
Спренкл пожал плечами.
– Пока рано говорить. Но выглядит многообещающе.
– Да…
Одна из самых главных проблем Рейми, по словам Спренкла, состояла в том, что за прошедшие пять лет он так и не сумел стать частью сообщества джанска. Не сумел до «облома» с Драсни и, уж конечно, не сумел после. Может, это и был тот социальный прорыв, которого они так давно ждали?
Если да, то Фарадей готов был поспорить на свою пенсию, что значимость этого события полностью ускользнула от понимания Лайдоф. Может, она знала наизусть все факты и числа, фигурирующие в проекте «Подкидыш», но скрывающаяся под поверхностью более тонкая материя была ей неведома.
– Что по этому поводу сказала Лайдоф? – спросил он. – Была под впечатлением?
– Ровно настолько, насколько это возможно с людьми ее типа, – угрюмо ответил Бич. – Просто изрекла: «Интересно». И заставила пообещать, что мы не расскажем никому.
– Включая меня?
– В особенности вас, – ответил Спренкл. – Сказала, что раз вы ушли до конца дежурства, значит, вас все это не слишком интересует, и вы не заслуживаете того, чтобы знать, что произошло в ваше отсутствие.
– Хм-м-м… – Фарадей потер подбородок.
Оскорбительно, но на многое открывает глаза. Значит, интерес к проблеме выживания Рейми не был для Лайдоф высшим приоритетом. По сравнению с увлекательным зрелищем по крайней мере.
Но в то же время она не хотела, чтобы Фарадей узнал об этом. Означало ли это, что Рейми были готовы пустить в расход, но Фарадей все еще пользовался некоторым влиянием на то, что тут происходит?
Или она просто опасалась, что он поднимет шум и это дойдет до ушей Совета Пятисот? Отправлять морских пехотинцев еще и на «Юпитер-Главный» – это, в конце концов, был бы уже перебор.
– И что она собирается делать дальше? – спросила Макколлам.
Фарадей покачал головой.
– Не знаю, – чистосердечно признался он. – Меня и самого очень занимает этот вопрос. К несчастью, ответ на него, по-видимому, известен только ей самой.
– Имеет ли это какое-то отношение к тому, что ее группа из семи инженеров делает на платформе Семь? – спросил Миллиган.
Фарадей удивленно посмотрел на него.
– Что за группа?
– Они под покровом тайны собирают там очень мощный зонд, – сказал Миллиган. – Ходит слух, что они просто вышвырнули оттуда весь персонал станции и захватили платформу.
– Вы шутите, – сказал Фарадей. Он не слышал даже намека на что-либо подобное. – Где вы это слышали?
– Где, как вы думаете? – ответил Миллиган, самодовольно, но в то же время слегка обиженно глядя на Макколлам. – Этот покер – не просто перераспределение капиталов, знаете ли. Кто-то должен держать ухо востро насчет того, что творится вокруг.
– Считайте, что мы принимаем ваш упрек, – сухо ответил Фарадей. – Что еще вы слышали?
Миллиган состроил гримасу.
– Учтите, это строго секретно. Квалифицированные парни из обслуги очень не хотят вылететь со станции, только поэтому мне и стало кое-что известно.
– Такое случается на всех космических станциях, – проворчал Бич. – Появившись в Зоне Контакта, мы тоже, наверно, заняли чье-то место.
– Да, именно так люди Лайдоф завладели платформой, – сказал Миллиган. – А один очень своевольный и упрямый парень сумел всунуть в это дело нос.
– Она, что ли, наняла этих людей? – спросил Спренкл.
– Почему бы и нет? – Фарадей нахмурился. Новый, очень мощный зонд. Что Лайдоф будет делать с новым, очень мощным зондом?
– Может, она и впрямь собирается обыскивать всю планету? – спросил Бич. – Я вообще-то в шутку это сказал.
– Никогда не шути насчет политиков, – посоветовал ему Миллиган. – Чем эксцентричнее шутка, тем вероятнее, что так оно и будет.
– Все равно у меня в голове не укладывается, что они способны додуматься до такого, – сказал Фарадей. – Полигон для отработки технологии наружного сканирования… С другой стороны, может, кто-то сделал научное открытие, о котором они помалкивают.
– Наверно, наш первый шаг состоит в том, чтобы разузнать побольше об этом зонде, – задумчиво произнесла Макколлам. – Кто-нибудь, кроме Тома, имеет связь с этой группой?
– Эй, я вовсе не имею никаких связей с ними, – возразил Миллиган. – Просто знаком с некоторыми из инженеров, а они знают не больше нашего.
– Тогда надо познакомиться с людьми Лайдоф, – сказал Фарадей. – Попытаться установить контакт, подружиться с ними… в этом роде. Они наверняка чувствуют себя как бы в некоторой изоляции, в стороне от всех остальных. Кому-нибудь известен их график?
– Один из них сказал, что Лайдоф зарезервировала платформу на следующие два месяца, – сообщил Миллиган. – Учитывая, что там работают восемь человек, этого времени как раз хватит на монтаж и опробование глубоко атмосферного зонда.
– Значит, у нас есть два месяца, – сказал Фарадей. – Прекрасно. Давайте проверим, насколько мы можем быть обаятельны. Начнем с того, чтобы выманить кого-нибудь из них за пределы платформы Семь. В некотором роде светский визит. Светский визит любого рода. – Он перевел взгляд на Миллигана. – Включая игру в покер.
– Мне это нравится, – вкрадчиво заметил Миллиган. – С другой стороны, языки развязываются у тех, кто выигрывает. Не желаете субсидировать меня, хотя бы отчасти?
– В разумных пределах, – ответил Фарадей. – Вообще-то я готов пойти даже дальше. Обещаю заплатить наличными первому, кто уговорит одного из них выйти наружу.
Спренкл вскинул руку.
– Полковник, а как насчет команд «Бета» и «Гамма»? Их вы тоже собираетесь подключить к этому делу?
Фарадей заколебался.
– Прямо сейчас – нет, – ответил он. – Не могу похвастаться, что я знаю их так же хорошо, как вас четверых. И мне совершенно точно известно, что среди них есть такие, кто готов слепо повиноваться властям. Им может прийтись не по душе наше… начинание.
– Я знаю, кого вы имеете в виду. – Бич состроил гримасу. – Вы правы, лучше не выносить это за пределы нашей команды.
– По крайней мере сейчас, – сказал Фарадей. – Хорошо. Кому-нибудь есть что-то добавить к сказанному? – Никто не проронил ни слова. – Тогда все. Спасибо, что пришли.
Шурша одеждой и бормоча слова прощания, они поднялись и покинули комнату. Все, за исключением Спренкла.
– У вас есть вопрос? – спросил Фарадей, когда за остальными закрылась дверь.
– Скорее комментарий, – ответил Спренкл. Он сидел на краю постели Фарадея в расслабленной, почти ленивой позе. Старый психиатрический трюк, без сомнения. – Просто хотел удостовериться, осознаете ли вы, какая опасность вам угрожает во всей этой истории.
– У меня к вам встречный вопрос, – сказал Фарадей. – Как по-вашему, насколько на всех них можно положиться?
– В смысле?
– В смысле, если нажим станет слишком силен, останутся ли они со мной? – без обиняков спросил Фарадей. – Или будут думать только о себе?
– Я бы сказал, что это отчасти зависит от вас, – ответил Спренкл. – Но, думаю, сегодня ночью вы сделали правильный первый шаг.
– Что вы имеете в виду?
– То, что вы влили в них новые силы, – сказал Спренкл. – Вы видели, какими они были, входя сюда. Последние два года эта работа стала чертовски муторной. Практически все, что можно узнать о сообществе джанска, нам известно, и, по правде говоря, наблюдать за Рейми стало невыносимо скучно.
– Поэтому они вечно цепляются друг к другу?
– Это типичная отдушина, – ответил Спренкл. – Но я уверен, вы заметили – уходя отсюда, они снова стали единой командой. Вы дали нам нечто новое, над чем стоит подумать и поработать вместе. – Он вскинул голову. – Хватит ли этого, чтобы остаться с вами, я не знаю. У вас есть имя и репутация, и даже Совет Пятисот хорошенько подумает, прежде чем покуситься на вас. У остальных такой «брони» нет.
– Мое имя и моя репутация будут защищать и остальных, – заметил Фарадей.
– Это правда, пока ваша «броня» действовала. Но что будет дальше? Легко рассуждать уверенно и значительно во время личной встречи, но гораздо сложнее реализовать слова в поступки. В особенности если вы оказываетесь лицом к лицу с возможностью потерять все свое будущее.
– Думаете, Лайдоф получила такие властные полномочия?
Спренкл фыркнул.
– Уверен, ей достаточно пятиминутного телефонного разговора, чтобы раздавить любого из нас.
– Даже если мы действуем в рамках закона, а она нет?
Спренкл прищурился.
– Что-то не улавливаю.
– Вспомните текст официального распоряжения об учреждении проекта «Подкидыш». В пункте четыре особо подчеркивается, что наш прямой долг – защищать жизнь Рейми постольку, поскольку это совместимо с задачей нахождения звездолета джанска и получения доступа к нему.
– Лайдоф не подвергала жизнь Рейми риску, – заметил Спренкл.
– Да? А я полагаю иначе, – возразил Фарадей. – Она не дала возможность предупредить его об атаке вуука. Подвергать опасности через бездействие – все равно что делать это любым другим способом, черт меня побери.
Спренкл скривил губы.
– Может, параграф четыре уже аннулирован.
– Не в письменной форме, – сказал Фарадей. – И пока этого не произошло, я имею право исходить из того, что он остается в силе.
– Даже если арбитр Совета Пятисот утверждает обратное?
– В распоряжении об учреждении проекта не упоминается ни о каких устных приказах, – ответил Фарадей.
Спренкл покачал головой.
– Технически, может, вы и правы. Но если дело дойдет до того самого нажима, о котором вы упомянули, то, должен признаться, что в поединке «вы против Лайдоф» я поставлю на нее. Прошу прощения.
– Никаких извинений не требуется, – сухо сказал Фарадей. – По совести говоря, я поступил бы точно так же. – Он перевел взгляд на стоящий на письменном столе снимок Юпитера. – Однако именно я уговорил Рейми принять участие в проекте и не могу бросить его только потому, что Совет Пятисот считает, что можно обойтись без него или что с ним слишком много хлопот.
– Нет. Наверно, нет.
Последовала пауза.
– Вы сказали, что отчасти это зависит от меня – останется ли команда со мной, – сказал Фарадей. – А от чего еще это зависит?
Спренкл еле заметно улыбнулся.
– По иронии судьбы, возможно, от самого Рейми.
– Рейми?
– Да, – ответил Спренкл. – Вы же понимаете, у него проблемы не только с джанска. Они у него были и с нами. Взгляните в лицо фактам, полковник: Рейми не очень-то милый юноша.
Фарадей состроил гримасу.
– Типичный эгоцентричный двадцатидвухлетний человек, столкнувшийся с тем, что грандиозные планы на будущее внезапно рухнули прямо у него на глазах. Чего вы ожидали?
– Я ожидал, что по прошествии некоторого времени он станет менее ожесточенным, – возразил Спренкл. – Еще я ожидал чуть больше благодарности за то, что мы и джанска дали ему некое подобие реальной жизни. Короче, я ожидал того, что называется зрелостью.
– Понимаю. К несчастью, отказ Драсни лишь укрепил его позицию «пожалейте меня».
– К несчастью, – согласился Спренкл. – И еще у него есть скверная тенденция перекладывать вину за все на других, вместо того чтобы принять хотя бы часть ее на себя.
– Что в итоге вы хотите сказать? – спросил Фарадей. – Что чем менее «милым» будет Рейми к тому моменту, когда начнется настоящий нажим, тем больше вероятность того, что команда не захочет подставлять свои шеи ради него?
– И вы склонны винить их за это?
– Нет, вообще-то, – уступил Фарадей. – Меня волнует только, что у нас мало времени – всего два месяца. Есть ли шанс, что к этому времени он… исправится?
– Мое мнение, что есть. – Спренкл встал. – Когда он был Подростком, дружба с Драсни и Пранло отвлекла его внимание от собственной персоны и жалости к себе; по крайней мере отчасти. Если сегодняшний инцидент с вуука окажет на него аналогичное воздействие, он может стать лучше и как джанска, и как человек.
– Да, – пробормотал Фарадей. – На это можно надеяться.
– Тем не менее я желаю вам удачи, полковник, – добавил Спренкл. – И меня восхищает то, что вы не отступаетесь.
– Спасибо. Я заметил, вы не предлагаете мне безоговорочной поддержки.
Спренкл натянуто улыбнулся.
– Как я уже сказал, легко быть храбрым, пока опасность маячит где-то вдали. Хочется верить, что я поведу себя достойно, когда время придет… Но предпочитаю не давать никаких обещаний, потому что на самом деле не знаю, смогу ли устоять.
– Понимаю, – сказал Фарадей. – Если нельзя обещать преданности, то, по крайней мере, веди себя честно.
Спренкл в ироническом поклоне склонил голову.
– Мягко стелете, полковник, и искусно манипулируете. Вам бы следовало стать психологом. – Он сделал шаг к двери, но остановился. – Еще один вопрос, если позволите. Я тщательно изучил все материалы по Рейми – его семью, школу, психологический, социальный портрет и все такое. И ничто не привлекло моего взгляда, чем бы я стал руководствоваться, если бы мне поручили подобрать кандидата на его роль. Могу я спросить: что вы и Совет Пятисот нашли в нем особенного?
Фарадей вздохнул.
– Ничего мы не нашли. Точно такое же предложение было сделано сорока семи паралитикам по всей Солнечной системе. Рейми оказался единственным, кто согласился.
– О-о… – немного ошарашено протянул Спренкл. – Понимаю. Ну… Доброй ночи, полковник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50