«Зачем же я тронул больное место, зачем я это сделал в тот день, когда впервые после долгих страданий к людям пришло беспечное веселье? Чем так поступать, лучше было бы не участвовать в играх». И он, с улыбкой заглянув в глаза джене, пропел:
Значит, повод настоящий, дженеке.
На качелях разгонись ты что есть силы,
Все желания твои исполнить рад.
Что есть силы разгорись ты! Что есть силы!
Снова вспыхнул общий смех, да какой! Джигиты требовали, чтобы джене поцеловала Кутуйана, а девушки спорили с ними: вот еще, в первый раз увиделись, и целуй его! Да ни за что! Не уступай, Какылдак, он тебя не стоит!
Смеялась вместе со всеми и молодая женщина, поправляя сбившийся назад белый шелковый платок. То ли устала она, то ли признала себя побежденной, но только больше ничего петь не стала. Качели остановились, Кутуйан спрыгнул на землю и, взяв женщину под руку, помог ей сойти. Джене, прикрыв лицо платком, быстро замешалась в толпу женщин и девушек. Джигиты окружили Кутуйана.
— Молодец! — похвалил его джигит, который приезжал за ним на пригорок.— Ты настоящий молодец, Кутуйан! Тебя, кажется, так зовут?
— Так,— улыбнулся Кутуйан.
Его собеседник повернулся к своим товарищам:
— Эй, ребята, чего стоите? Несите-ка сюда кумыс!
А качели уже снова взлетали и опускались, и состязалась в пении новая пара. Скоро принесли кумыс. Первую чашку подали Кутуйану, но он в знак уважения протянул ее старшему.
— Спасибо, пей сначала ты,— сказал тот.— Ты у нас нынче гость. Утоли свою жажду. Мы еще долго будем веселиться. И жгут играть, на конях состязаться, может, и козлодрание устроим. Хоть и пострадало племя кунту, но мы еще живы и покажем канаевским, кто мы такие!
Кутуйан поднес к губам чашку с кумысом и начал пить. Ненароком заметил молодуху Какылдак, она о чем-то оживило переговаривалась с подругами, то и дело они, наклоняясь друг к другу, что-то особо важное шептали на ухо и Иигом заливались смехом. Чуть поодаль стояла, накручивая на палец кончик одной из косичек, девушка в длинном цве- ) и том платье с оборками. Она не принимала участия в пощем песелье, и лицо у нее было задумчивое, неулыбчивое.
Если бы Кутуйан был повнимательнее, он заметил бы, что она к нему все приглядывается исподтишка. Но он увидел ее только теперь, и она показалась ему знакомой. Откуда? Присмотрелся — девушка ответила ему взглядом, улыбнулся — посветлела, улыбнулась и она. Да ведь это же Айдай! Кутуйан поспешил подойти к ней.
— Айдай, ведь это ты? — спросил он и вдруг ощутил незнакомую до сих пор робость перед красивой девушкой.
— Кутуйан...— поднялись тонкие брови, дрогнули яркие губы.— Ах, Кутуйан, уж не во сне ли я вижу вас?
— Айдай, ты совсем взрослая... как ты живешь?
— Хорошо, Кутуйан, только...— Айдай запнулась.— Только моя Бегаим-джене...
— Да, я знаю.— Кутуйан вздохнул, ему вспомнились дни на джайлоо, Казат, Аим-апа...— Что поделаешь, такова судьба... Слушай, а что мы тут стоим, в стороне ото всех? Пойдем и мы играть.
Игры кончились уже в сумерках. Обычно их проводят по ночам, но на этот раз намеренно устроили днем, чтобы все в округе знали про них. Были и скачки, и борьба, и даже козлодрание. Кутуйан во всем, кроме козлодрания, успел принять участие. Уважил неотступную просьбу матери: игра опасная, в ней легко получить увечье. К такому привыкнуть надо, а где ему было привыкать?
Праздник кончился, люди разъехались.
4
Кутуйан был счастлив, что вернулся к своим. В самом деле, что за жизнь без родного народа, родной земли? Никакого смысла в ней нет. Как говорится, чем быть султаном у чужого народа, лучше быть подметкой у своего. И еще старики говорят: «На чужбине и солнышко не радует, а над родной землей и черные тучи не страшат».
Что касается черных туч, то над головой Кутуйана их довольно, но есть в них и светлое окошко: Айдай.
Наступили холода, зима была у порога. Если весной никто не пахал, то осенью нет и урожая. А как прокормить зимой скотину, если пасти ее негде, хоть бы и по той же стерне?
Байтик ведет себя все так же. Никаких вестей от него. Высоко занесся, ни до кого ему дела нет. И ни до чего.
За примерами далеко ходить незачем, взять хотя бы недавний случай — из ряда вон выходящий. Перерезали косяк отборных кобылиц, принадлежавший Байтику,— и сделали
это намеренно, чтобы выразить свою обиду и недовольство.
Когда по этому поводу держали совет, позвали и Кутуйана. Он явился — как не явиться, ежели зовут сильные мира сего? Кого только там не было, начиная от Базаркула!
— Нельзя сказать, что мы остались без скота. Слава богу, есть еще. Не в этом дело, а в том, что старый хитрец нас не считает ровней, смотрит на нас сверху вниз, поганец этакий! Надо его проучить! — начал разговор Тойчубек.— Пусть читает свой намаз. А если он разъярится, мы ему покажем его место. Вот так.
— Что там покажем! — возразил ему Саты-бий.— Он перед нами в долгу и не обеднеет из-за одного косяка.
— Вам, конечно, лучше знать,— не без насмешки сказал Кутуйан,— но я считаю, надо бы подумать, прежде чем нападать.
— Разве мы не думали? — огрызнулся Саты-бий.
— Нет, как видно, хорошенько не подумали.
Тойчубек повернулся к Кутуйану.
— Давай-ка, сынок, выскажи свое суждение,— предложил он,— а мы послушаем.
Кутуйан начал спокойно, по-взрослому:
— Родичи, я, может быть, и не прав, не знаю. Давайте обсудим. Не совершить бы нам непоправимой ошибки. Даже если Байтик не вступает с нами в отношения по злому умыслу, мы сами не должны поддаваться злым умыслам и враждебности. Мы один народ, корень у нас общий. Хотя бы из уважения к нашим общим предкам не следует нам искать ссоры. Ведь мы видели, к чему приводят вражда и рознь, мы это испытали. Кто бы там ни вступал в раздоры, отозвались они на всем народе. Теперь вы предлагаете напасть на косяк кобылиц. Подумайте, на что нам опереться, взвесьте наши силы. Нет, это дело настоящее, нужно от него воздержаться. Никакой пользы нет от пустых раздоров, лучше всего довольствоваться тем, что имеешь.
Слушали его сосредоточенно. Даже Саты-бий молчал и, что-то обдумывая, ковырял землю рукояткой камчи.
Первым поднял голову Бай.
— Нам и самим этого не хочется,— сказал он.— Но мне не нравится, что он пренебрегает нами.
— Не тебе одному,— ответил Тойчубек,— всем нам солоно. С одной стороны, в словах Кутуйана есть справедливость, по каково нам выглядеть трусами, каково нам молча сносить обиду? У нас тоже есть самолюбие. Кто мы такие, чтобы даже не удостоить нас словом привета? Что мы, ниже всех? Люди
теперь судят и рядят: мол, закатилось солнце племени кунту, можно с ними не считаться. Не-ет, наше солнце еще не закатилось! И нечего нас пугать. Я так считаю: мы должны напасть на его косяк. Пусть знает, что оружие наше не заржавело.
На совете присутствовал и тот джигит, что привел Кутуйана на игры,— он, как узнал потом Кутуйан, был из джигитов Тойчубека.
— Тойчуке говорит верно! — заявил он и подкрепил свои слова взмахом зажатой в руке камчи.— Нужно спустить Байтика с небес на землю. А кто боится, тот пускай овец пасет. То да се... Что тут долго разговаривать, мы не на сармерден1 собрались. «Народ, народу будет плохо...» А честь народная разве ничего не стоит? Так, ветер один, фу-фу! Если Кутуйан у нас такой рассудительный и справедливый, пускай останется дома и вместе с женщинами сторожит загоны. А мы пойдем!
Кутуйан не обиделся, не вспылил, сказал только:
— Каждый мнит себя героем. Только для геройства должен быть достойный повод, и не так защищают народную честь. На косяк напасть — проявление беспомощности. Низость это. Для защиты чести есть другие пути. Поступайте как знаете, а я против.
И он ушел.
В тот же день угнали косяк и перерезали кобылиц.
Байтик, узнав об этом, сразу догадался, чьих рук это дело. Но когда его джигиты, распалившись, кинулись было вооружаться и подвязывать коням хвосты, он их остановил: спешить некуда, рано или поздно он рассчитается с потерявшими голову родичами, всему свое время.
Не зря Байтик проявил такую сдержанность: как бы ни был он уважаем и богат, как ни привык к тому, что его называли «батыром», старый хитрец прекрасно понимал, что удача ему в последнее время все чаще изменяет. Нельзя слишком перегибать палку, нужна осторожность. Народ, ох, он куда как сложен, с ним держи ухо востро. Буря в народе страшнее бури на море, к тому же в последнее время народ оч-чень изменился, сделаешь что-нибудь без оглядки на него — и полетишь вверх тормашками не лучше чем от землетрясения. Да, да, надо быть осторожным вдвойне.
Прошло уже немало дней, полных тревожного ожидания: не слышен ли конский топот, предвещающий нападение.
1 Сармерден — увеселение, во время которого присутствующие по очереди поют или рассказывают что-либо.
От канаевских никаких известий. Что же это такое? Бывает, пропадет у хозяина хромая овца, и то он ходит ищет, повсюду заглянет, а тут целый косяк, да чей еще, исчез, и никто его не разыскивает.
Смятение охватило умы, и особенно беспокоились «красные шапки». Сами же заварили кашу, а теперь растерялись, не знали, как себя дальше повести. Днем и ночью ушки были на макушке и глаза косили в ту сторону, откуда можно было ждать канаевских. Выходит, ни к чему оказалась вся затея, и неизвестно, чем все кончится.
Словом, неспокойно было в аиле.
Но что же все-таки делать?
Снова собрались на совет и снова толковали о пресловутой «чести». Кутуйан не стал говорить: «Сами начали, теперь выпутывайтесь как знаете», не стал и напоминать, что к его совету в прошлый раз не захотели прислушаться. Что было, то было, и нет никакого смысла ворошить дело прошлое.
— Пора закрыть глаза на старые обиды, теперь надо посетить Байтика,— решительно предложил он.— Без этого не обойтись. Ведь мы тогда поступили скверно.
— Если мы поступили скверно...— начал Тойчубек-бай, запнулся и продолжил: — Значит, ты считаешь, мы должны полностью возместить ущерб?
Кутуйан поднял густые черные брови, похожие на крылья ласточки.
— Не беспокойтесь, Тойчубек-аксакал. Не о том речь, чтобы вернуть убытки, а о том, чтобы отношения уладить, показать свою скромность и уважительность.
— Все равно с пустыми руками не явишься,— возразил Тойчубек, но уже гораздо спокойнее.
— Ясное дело! — вставил свое слов Саты-бий.
— Я тоже так думаю,— согласился Кутуйан, довольный тем, что с ним не спорят в самом главном.— Таков наш старинный обычай. Надо поднести подарок.
Собравшиеся на совет все как один уставились на Кутуйана: какой подарок?
— Подарок подарку рознь,— сказал кто-то.— Надо, чтобы он доставил удовольствие.
— Это уж само собой разумеется!
Бросьте вы! Его ничем не удивишь!
Но ведь Тойчуке прав, с пустыми руками к нему не поедешь. Да и перед людьми стыдно.
Да уж, гляди, на другой день пойдут разговоры, что кунту совсем спятили, бросили камень в озеро, натворили
невесть что, а как дошло дело до мировой, у них ягненка в подарок не нашлось.
— Скажи, Кутуйан,— у Тойчубека снова сделались испуганными глаза,— как нам быть?
Кутуйан едва заметно усмехнулся.
— Это уж как вы сами решите,— ответил он.— Откуда мне знать?
— Но все-таки?
— Ну тогда...— Кутуйан задумался,— тогда, пожалуй, так. Байтика и в самом деле ничем не удивишь. Почета ему не занимать стать, богатства тоже, значит, надо просто доставить ему удовольствие. Что-нибудь белое, как велит обычай.
— Белое, говоришь...— Тойчубек, как видно, понял дело не до конца, зато Саты-бий сообразил сразу и сказал неодобрительно:
— Белое животное.
— Ну и?..— повернулся к нему Тойчубек.
Кутуйан не растерялся:
— Самое крупное животное — верблюд. Надо привести ему верблюда. Белого.
Тойчубек развел руками:
— Где же его взять?
— А вот у Сатыке есть такой верблюд.— Кутуйан скосил глаза на Саты-бия: как он на это? Отдаст или нет?
— Ну что ж, берите,— тотчас согласился Саты-бий.— Для народа мне ничего не жаль.
На самом-то деле очень жаль ему было красавца верблюда, которым любовались все в аиле, особенно хорош он был во время перекочевок. К тому же верблюда этого подарили его младшему сыну, а разве можно подарок передаривать?
На следующий день аксакалы из нескольких аилов, ведя в поводу белого верблюда, направились к Боз-Болтеку.
Байтик принял аксакалов хорошо. Угостили их на славу, оставили ночевать и отпустили с подарками, все как положено. О пропавшем косяке не было сказано ни полслова. Когда гости удалились, Байтик велел провести подаренного верблюда мимо открытой двери юрты: хотел на него посмотреть — и остался доволен. Сын его Байсал, сидевший по левую руку от отца, высказался недовольно:
— Батыр, неужели вы считаете, что удачно обменяли косяк кобылиц на это животное?
— Эх, мирза, на то и родство! Родич берет, когда у него нет, и отдает, когда у него есть.— Байтик улыбнулся в усы.—
Терпение, дорогой наследник, в первую очередь терпение. Спешить незачем. За свою потерю я получил хорошее возмещение: добрую славу. Не забывай, мой сын, что на будущий год выборы, так-то...
Кутуйан узнал о том, что у Саты-бия есть белый верблюд, потому что в последнее время частенько бывал в его аиле, встречаясь с Айдай.
После того как он увидел ее во время игр, Кутуйан потерял покой. Лежал по ночам, уставившись на чамгарак, и без конца повторял их первый разговор. Как она сказала: «Ах, Кутуйан, уж не во сне ли я вижу вас?» Значит, помнила его, думала о нем.
Когда они вместе играли на джайлоо, она была совсем ребенком. А он? И он тоже. Глупый, бестолковый мальчишка, ничего не чувствовал и не понимал. Помнится, как они играли, бегали друг за другом вокруг большого камня возле юрты Бегаим, собирали цветы на лужайках среди зарослей арчи. Кто мог подумать, какой станет Айдай через несколько лет!
Аил у них большой. Здесь поставили свою юрту Базаркул и Саты-бий, а к ним, конечно, потянулись многие: весь род кулболду, род карамерген. Что ни день — какое-нибудь сборище: то поминки, то свадьба. Один женит сына, другой дочку выдает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37