А сейчас людям можно отдыхать. Командирам — тоже. В батальоне до отбоя остается капитан Приходько. Все, свободны!
Комбат вскинул руку углом, и офицеры, отдавая честь, начали расходиться. На засмуглевших, обильно запыленных лицах сияли усталые улыбки. Рыжеватый горбоносый лейтенант Винниченко, заглянув в карманное зеркальце, уже острил:
— А слышали, что в армии есть три степени гряз-мости?.. Грязные, очень грязные и — танкисты!
— Ничего, сейчас отмоемся,— со смехом отвечали ему.
Доставали из танков чемоданы, шинели, стряхивали с себя пыль, снимали танкошлемы и комбинезоны. Личные вещи отправляли в ротные кладовые, наскоро ополоснувшись под кранами, спешили домой.
Вышли из городка и друзья-лейтенанты. Дремин был оживлен, говорлив. Трехнедельная полигонная страда лозади, и теперь хотелось разрядки.
— Что хмуришься, Толя?
— Да так,— обронил Русинов; краснея и оглядываясь по сторонам, грустно добавил:—Да, Женя, ты, пожалуй, прав: не нужно мне водиться с той молодкой.
— Конечно, не нужно! А ты что, чудак, до сих пор сомневался?
— Не то, чтобы сомневался, а так... обдумывал.
— Тут и обдумывать нечего. Как ни крути, плохо. И кончилось бы это наверняка плохо. Так зачем тебе новое приключение на шею?
Евгений говорил громко, возбужденно. Анатолий снова беспокойно оглянулся: к счастью, поблизости никого не было... Товарищ прав. И может, к лучшему, что Люба сразу порвала с ним? Так что нечего унывать. И дела по службе налаживаются, и погода хороша. Солнце уже повернуло к вечеру.
— Все верно ты говоришь,— согласился он.— Только слушай, Женя, я тебя очень прошу: никому об этом ни слова!
Дремин снисходительно усмехнулся.
— Понял, не беспокойся. Умрет во мне.
Лейтенанты дошли до офицерской гостиницы, открыли свою комнату,— она показалась до того родной и уютной, что оба невольно растрогались. Прилегли каждый на свою койку: занемевшая от долгого сидения в танке спина просила отдыха.
В комнате было чисто и уютно: чьи-то заботливые руки навели здесь порядок. Должно быть, уборщица недавно заглядывала. Шкаф закрыт и в дверце торчит ключ. А сбоку, приколотый кнопками, белеет бумажный квадрат, где нарисован четкий круг с синей передвижной стрелкой. По кругу — секторы (очередное изобретение Русинова). В них написано: спортзал, кинотеатр, Дом офицеров, библиотека. Уходя после службы куда-либо, оба вместе или каждый порознь, друзья ставили стрелку
на ту надпись, где они будут находиться. Таким образом, найти их было просто.
— Дз-а, приятно вернуться в родные пенаты! — удовлетворенно молвил Евгений, глядя на «Аленушку»: та пригорюнилась на стене, над его койкой.
— Что верно, то верно,— подтвердил Анатолий; снял с гвоздя гитару, побренчал, настраивая.— Чувство такое, будто возвратился домой. Хотя, понятно, дом холостяцкий, не больно ласковый.
Евгений живо повернулся к нему.
— Толя, твои мысли начинают принимать опасное направление. Не забывай, что ты давал клятву, когда вступал в союз холостяков.
Оба рассмеялись. Был когда-то среди курсантов училища такой союз. Был да сплыл. Их товарищи, став офицерами, разъехались по разным гарнизонам. Многие давно женаты. А вот они двое еще держатся.
Настроив гитару, взял аккорд:
Где ты, где ты, мечта моя юная, Где же сходятся наши пути?.. Помоги, помоги, семиструнная, Недотрогу мою мне найти...
У Русинова был довольно приятный голос.
— Да, песенка хороша,— одобрил Евгений, когда Русинов-умолк.— Знаешь, какую напоминает она мне?.. Мать ее любила. Там есть такие слова: «Покори-ила сту-детка-медичка непокорное сердце мое-о-о...»
— Вспомнил, вспомнил! — рассмеялся Анатолий, перебивая товарища.— Слушай. Мы ее когда-то в самодеятельности для забавы разучили...
Он пропел несколько куплетов и вдруг отложил гитару.
— Знаешь, Женька, что я подумал?.. Скоро выходной, не махнуть ли нам в субботу после обеда з театр?
— 8 театр? — Евгений приподнялся, снял с себя ремень и полевой мундир.— Так тебя Петрович и пустит!
— Пустит, куда он денется. Скажем, пришла пора невест глядеть. Если их нет здесь, то придется искать в другом месте.
— Ты смотри, о чем он мечтает!
— Жизненный вопрос... А то придут женатики с личной собственностью в Дом офицероз, и как только пригласишь какую на танец, так и косятся- от ревности.
— Ты бы не косился?
Анатолий достал спортивные штаны, тапочки, переоделся.
— Откуда я знаю! Но чтобы на меня не косились, надо жениться. Надоели до чертиков холостяцкие стены. И ты, Женя, с твоими целомудренными проповедями надоел...
— Спасибо за комплимент! — Евгений гибко согнулся, присел несколько раз, разводя руки в стороны.— Пошли умываться, жених!
— Не обижайся. Я к тому сказал, что всему, видать, свое время.
— Ишь, как запел после уединенной встречи с чужой женой!
— Женя!.. Ты же дал слово.
— Не буду, не буду. Забыл, прости.
— Вот так ляпнешь где-нибудь, и начнется драма. А мы с ней всего-навсего постояли у озера да улыбнулись друг другу...
— На попятную пошел?.. Ладно, говори, что ты там надумал.
Анатолий достал из чемодана мыло, полотенце, зубт ную щетку. Смуглое лицо его приняло мечтательное выражение.
— Представь, что ты сейчас дома после учений. Тебя обнимает хлопотливая сорока, целует и говорит: родной мой, ты устал. А я тебя так ждала! Отдохни, пока ужин приготовлю. Приляжешь на диван, возьмешь в руки свежую газетку. И так легонько на душе станет, что забудешь об усталости и плохом настроении.
Евгений тоже мечтательно усмехнулся, поскреб в затылке.
— Тебя, я вижу, не на шутку разобрало. Но зачем спешить?
— Ему еще надо объяснять, что весна и прочее!
— Все равно не спеши. Бери пример с комбата. Ему тридцать два грохнуло, а он не думает жениться. Мы с ним как-то разговорились на полигоне. Сначала все выспрашивал меня, не думаю ли обзаводиться семьей. Когда я сказал, что не тороплюсь, он одобрил. Ну и в шутку, видимо, сказал: «Я тоже не спешу. Сначала дойду до генеральской звезды».
— Пустые бредни! — хохотнул Анатолий.
— Ничего не пустые. Он тогда развил передо мной целую теорию безбрачной жизни. Ссылался на Кампанеллу, Белинского, Чернышевского.
— А я говорю, пустые! Ждешь доказательства?.. Раз я пошел в кино—ты тогда был в наряде. Взял билет, отыскал свое место в зале. Смотрю, впереди — Загоров, и не один. Рядом с ним такая лапушка, что заглядение. Смуглая, щечки с румянцем, шелковистые Волосы пышные и черные, будто их в тушь обмакнули
Я позавидовал, глядя на них. Только картина началась, подружка головку склонила на плечо Петровичу да так и сидела. Понял, идеалист?
— Ох, Толька! — спохватился товарищ, глянув на часы.—Мы болтаем, а время-то летит! Как бы нам без ужина не остаться.
— Да-да! Пошли умоемся... Но ты так и не ответил мне: согласен в театр в субботу махнуть или нет?
Душевая была рядом. Оголенный по пояс, Евгений фыркал, разбрызгивал воду, медлил,—как тут поступить?
— Не знаю, что и сказать. Во-первых, далеко, во-вторых, неизвестно, сколько времени мы там задержимся.
Задержимся столько, сколько нужно, хоть до конца воскресенья... Кстати, на месте ли наша «Ява»?
Мотоцикл марки «Ява» они купили вскладчину и успели исколесить на нем все окрестные дороги, совершая продолжительные путешествия в свободное время.
— А ты что, думаешь, с первой поездки и женишься. — начал подтрунивать Евгений над Русиновым, когда вернулись в комнату.
— Я долго раздумывать не стану. Говорят, на войне по-военнному: оценил обстановку, принял решение — и в бои... Слышал, как женился один парень из нашего училища?
— Кто это? — поинтересовался Евгений, одеваясь.
— Фамилию не помню, а зовут Эдуардом. Он выпускался года на два раньше нас... Еще говорили ухватистый мужик.
— Ладно, рассказывай, не тяни.
— Так вот, назначение он получил дальнее. На выпускном вечере преподаватель возьми и скажи ему: женись здесь, Эдуард. Там подружку днем с огнем не сыщешь. Знаю те места... Парень намотал это на ус, а невесты не было. Что делать? Вечером с дружком
потопали в общежитие. Постучались в одну комнату! «Девушки, простите нас! Мы с деловым предложением: кто хочет выйти замуж?» Красавицы похихикали и мол-чали, Ребята — в другую комнату. А тут сидит одна лапушка, пригорюнилась. Дружила с парнем, да поссорились они. Подняла на сватов глаза: «А кто жених-то?» Эдуард представился ей. Она вскочила, встала рядом. "А ну, девочки, оцените!» — говорит. Подружки в один голос: ты с ним, как березка с ясенем. И благословили, свадьбу сыграли.
— Да ты-то откуда все знаешь? — недоверчиво хмыкнул Евгений.
Вытянув короткую крепкую шею, Анатолий застегнул галстук, поправил перед зеркалом воротничок зеленой рубашки.
- Знаю, не проболтаюсь. Помнишь, письмо моего земляка Петьки Шияна? Он как раз в том гарнизоне служит.— Выдвинул ящик стола, покопался.— Жаль, не сохранилось. Там еще были такие слова: живет Эдуард с женой душа в душу, два сына у них. Он уже ротой командует, а она в школе преподает.
Оба стихли, размышляя над тем, какие странные вещи иногда происходят в жизни.
— Нет, я на такую аферу не решился бы,— сказал Евгений.
— Мог бы и не говорить,— заметил Анатолий.— Тебя-то я знаю. Купаться пойдешь, так пока десять раз не пощупаешь воду, не лезешь. Между прочим, в женитьбе тоже смелость нужна.
— Разумеется. Но хотелось бы встретить настоящую любовь. Тогда колебания сами собой отпадут.
— Ха-ха... Никто не станет отрицать, любовь — великое благо. Только ты не хуже моего знаешь, что она встречается не каждому. Что ж, на корню засыхать?
— Толя, ты не прав. И придет срок — убедишься. Счастье познают лишь тогда, когда встречают истинного друга жизни.
На лице у Русинова появилась ироническая гримаса. Женя, прости меня, но ты похож на того блажен-
ного, который стоит с открытым ртом — вот так! — и ждем, когда залетит это самое счастье. Да еще обижается, что долго не залетает.
Он рассмеялся: так живо изобразил Русинов блаженного, слоящего с открытым ртом,
— Ладно, пошли на ужин. Согласен я пойти в театр,
— Давно бы так!
Одевшись, они крутнулись раз-два у зеркала, закрыли комнату на ключ и, оживленно беседуя на ту же приятную тему, подались в столовую.
Заказчица была привередливой, к тому же не имеющей определенного вкуса. Ока принесла стрез ацетатного шелка броской расцветки и хотела, чтобы в ателье пошили ей платье для пикника.
— Только подберите поэффектнее фасо-он,— просила она, жеманно растягивая слова.
Ей было за сорок. А это тот возраст, когда женщины особенно ревниво следят за собой. И многим из них кажется, что новшество в одежде поможет вернуть то, что утрачено с годами.
Закройщица Аня Скороходова, подвижная, симпатичная смуглянка, выслушав просьбу, пообещала сделать все, что в ее силах. С клеенчатым сантиметром и цветным мелком в левой руке, она листала журналы мод, предлагая клиентке то спортивное, то платье с жабо. На каждое предложение следовал иронически-капризный ответ:
— Поинтересней бы что-нибудь...
Заметив, что женщина часто окидывает ее взглядом, Аня спросила:
— Может, вам хотелось бы сшить такое платье, как у меня?
Сняла кофту. Однотонное, салатовое, с подрезом впереди, короткими рукавами и отложным воротничком, платье было сшито со знанием дела и, конечно же, придавало молодой строимой закройщице особую элегантность. Женщина осмотрела его с невозмутимым видом: ей хотелось чего-то ошеломляющего.
Аня перелистала журналы, какие были а ателье, и уже теряла терпенье. На языка сертаяись слова: «Извините, в таком случае ничем не мог/ помочь». В это время послышался глуховатый голос приемщицы Раисы Антоновны:
— Аннушка!.. К телефону,
Извинившись, закройщица вышла в приемную. Неу-жеди Алеша? — с забившимся сердцам подумала она.
Давно уже, три недели ждет от него звонка. Волнуясь, приняла от приемщицы трубку.
— Да, я слушаю!
Отозвался он, родной <и желанный:
— Аннушка, здравствуй!.. Это я.
По тому, как зажглись глаза под соболиными черными бровями, как зарделись щеки, не трудно было догадаться о состоянии молодой женщины. Голос ее словно перестроили на праздничный лад — в нем зазвучало столько восхищения, нежности, восторга, что передать словами невозможно.
— Здравствуй, Алеша! Значит, ты уже вернулся?
— Да... И время свободное есть. Ты меня хорошо слышишь?
— Отлично, Алешенька!
Аня представила, как он держит трубку, стоит. На его переносице сошлись остистые русые брови. Фуражку он снял, и непокорные волосы рассыпались по лбу. А она запустила пальцы в эти волосы и ерошит их...
Конечно, Алексей тоже радешенек, тоже волнуется, и потому говорит громче обычного. Его слышит, видимо, не только она одна... Плотно прижав трубку к зардевшейся щеке, пугливо глянула на приемщицу — та делала вид, что очень занята. Аня смутилась. Ей вдруг показалось, что она не имеет права на такое безмерное счастье. Может, кого-то обидели, и все, что причиталось многим, отдали ей одной. На мгновение она почувствовала себя неловко.
— Что же ты замолчала? — обеспокоенно спросил Загоров.
— Я рада, Алешенька! Рада. Жду тебя,
— Буду в шесть,
Поблагодарив Раису Антоновну за внимание, осторожно положила на место трубку и пошла. Нет, не пошла — полетела на крыльях: так порывист и легок был ее шаг, так тепло и солнечно было на душе. От недавнего раздражения не осталось и следа. В каком-то осеняющем вдохновении внезапно постигла капризную заказчицу, ее неуклюжую попытку скрыть свою беспомощность за этим наигранно-ироничным «Поинтересней бы что-нибудь». А еще вспомнила, что идя на работу, захватила с собой модный журнал, который прислала из Москвы сестра и который Аня показывала утром
своим мастерам и вездесущей приемщице Раисе Антоновне. Журнал лежал на полке в закройной. Она быстро сходила туда, взяла его и с ободряющей улыбкой вернулась к приунывшей заказчице.
Женщина вмиг оживилась, листая журнал.
— Вот видите, есть же фасоны получше!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42