— Что же сказать Толе? Ну спрошу, как тогда доехал, а дальше что?.. Ну скажу, что волновалась, не зная, все ли благополучно обошлось... А потом?.. А потом — суп с котом. Толя сразу поймет, что тебе просто-напросто хочется повидаться с ним».
Тут из кухни донесся сердитый отцовский, голос:
— Ленка!.. А ну беги сюда!
— Господи, что он дергает меня? — проворчала она, вскакивая.
В светлой рубашке, при галстуке, отец казался помолодевшим. Вот только лицо его выражало недовольство.
— Как это понимать? — показал он пальцем в кастрюлю.
Лена склонилась и ахнула: среди сварившейся картошки плавал коробок спичек, уже изрядно намокший.
— Зачем ты кинул его туда?
Широкие брови отца удивленно полезли вверх.
— Я кинул?.. Нет, дорогуша, это я тебя спрашиваю, зачем ты сунула спички в кастрюлю.
— Да не совала я!..
Суматошно выкинула ложкой коробок, наверное, прилип к крышке,— подхватила кастрюлю тряпкой и, обжигая пальцы, слила в раковину отвар. В глазах застыли растерянность и недоумение.
— Что ты будешь теперь есть ее?
— А что же мне кушать? — буркнул Борис Петрович, пожав плечами.— О чем ты думаешь с утра, где витаешь? Чай не закипятяла?
— Но в чайнике еще полно. Подогреть?
— Дважды, трижды кипяченная глупость!.. Это же отрава для организма. Неужели ты, будущий медик, не знаешь элементарной истины?
— Вода и вода,— хмуро отозвалась дочь.
Она соображала, как теперь поступить. Испорчена ли картошка серой от спичек или пригодна к еде?.. Взяв верхнюю, по-кошачьи обнюхала ее. Картофелина соблазнительно, вкусно пахла.
Погладив свою лысину, отец посмотрел на часы: видимо, пора идти в театр. Спросил:
— Где-то была бутылка с недопитой водкой?
Лена знала домашние тайники, знала, что мать прячет водку от отца, и даже содействовала ей в этом. Чтобы он не пошел по наклонной, как говорила Кира Андреевна, не сел однажды за руль навеселе. Весной хоронили соседа, его жену и трехлетнего ребенка. Все трое разбились насмерть в автокатастрофе, из-за рюмки...
— Зачем тебе водка?
— Для профилактики,— хмыкнул отец,— Чтобы не отравиться твоей картошкой с серой.
Пытливо глянув на дочь, он понял, что та знает, где спрятана бутылка. И накладывая себе в тарелку исходящую паром молодую картошку, уже приказывал:
— Давай неси! Нечего вам с Кириллом хитрить.
— За руль садиться не будешь?
— Не буду, не буду! Сяду в троллейбус... Что вы опекаете меня, как мальчишку, а сами не знаете, что нельзя сто раз подогревать одну и ту же воду для чая.
Он начинал сердиться. Резко выплеснул из чайника содержимое в раковину, ополоснул от донной мути-накипи, налил свежей воды, постевил на плитку, прибавил в горелке газ.
В спальне имелся встроенный в стене шкаф для одежды и постельного белья. До его верхней полки, где лежали старые книги, можно было добраться лишь с помощью подставки. Лена влезла на стул, приподнялась на цыпочки, засунула руку в тайник. Едва успела извлечь бутылку, как услышала ворчливо-ликующий голос отца:
— Вот куда они ее спроворили! Ну и конспираторы!— Он принял поллитровку.— Мудрецы вы с Кириллом, ох, мудрецы!
Борис Петрович отправился на кухню завтракать, а Лена вновь заняла свое место в гостиной на диване.
Почти весь день просидела у молчавшего телефона. И уже начинала смиряться с мыслью, что Анатолий не позвонит, что он бесконечно занят со своими танкистами, что ему совершенно нет никакого дела до ее праздной скуки. Если с утра гадала, что сказать ему, то под вечер с недовольством припомнила его слова во время последней встречи. Даже ничем не выказал, что у него
есть хоть капля какого-то чувства к ней. А говорил-то как! Лена взвинтила себя, и теперь думала о Русинове с нарастающей обидой. Тоже провидец нашелся! Может, ей хотелось просто по-человечески сказать спасибо, что довез без приключений. Довольно с нее ожиданий. Вот соберется и пойдет в город. Одна. К подруге нужно заглянуть, сходить в кино.
В это время телефон затрезвонил короткими руладами. Лена сразу догадалась: междугородний. Наконец-то!.. Отбросив намозолившую глаза и руки книгу, поспешила схватить трубку.
Телефонистка уточнила номер и предупредила о предстоящем разговоре. Едва умолкла, послышался напористый баритон:
— Лена?.. Привет!
— Добрый день, Толя! Куда вы опять пропали?
— Все туда же. Скоро будем на месте... Как у тебя дела?
— Без перемен. Я все время беспокоилась, благополучно ли ты тогда доехал. Вот не выдержала.
— Спасибо.
Слышимость была плохая — приходилось -напрягать голос, переспрашивать. Анатолий оправдывался: раньше позвонить не мог, вот еле выбрался на ближайший узел связи.
— Написать-то сумел бы! Почта работает. А то уехал — и как в воду канул.
— Что, соскучилась? Почему молчишь?
— А что мне, петь или танцевать по твоей милости?
— Ну хотя бы символически! — хохотал в трубку Анатолий.
— Ладно! Скажи лучше, когда вы с Женей приедете?
— Натурально или символически?
Запомнились ему эти слова. Надо же было тогда ляпнуть. Теперь будет донимать при каждом разговоре.
— Толя, я серьезно!
— Хорошо, позвоню,— уже без иронии молвил он.— Но сейчас не могу точно сказать, когда освободимся. И с Женькой нелады.
— Что с ним?
— Да купались на инженерном озере. А вода там холодная — у него началась ангина.
— Но может, тогда один приедешь?
— А скажи, что соскучилась?
— Ну, соскучилась,— ответила она.
— Натурально или символически?
— Толя! — вскрикнула она, злясь.—Ты хоть одну фразу можешь сказать серьезно?
— Одну могу.— Он трудно вздохнул на том конце провода.— Вот что, Ленка, выходи за меня замуж. Ты без меня скучаешь, я без тебя тоскую... Готовь родителей, скоро приеду свататься.
— Брось эти шутки, Толя!
— Нет, Ленка, это не шутки. Это всерьез. Будущий маршал предлагает тебе стать его женой.
Она онемела, внезапно уразумев, что на этот раз он не балагурит. Но разве можно так, с бухты-барахты? Ненормальный он, что ли! Тоже придумал: по телефону делать предложение...
— Что ты молчишь? — допытывался Анатолий.— Просила, чтобы серьезно, а сама слова не сыщешь в ответ.
У нее и впрямь не было слов, не могла ничего сказать.
— Ладно, Ленка. Говорят, молчание — знак согласия. Будь готова к встрече сватов. До свидания, молчальница!
Положила трубку в сильном замешательстве. Новая головоломка! Он хоть кого поставит в тупик, этот Русинов. Сумасшедший какой-то. Не тлело, не горело — выходи за него замуж!
Снова зазвучала телефонная трель. На этот раз обычно, через паузу. Наверное, Саня. Всегда звонит в это время,— они с ним так условились. Подойдя, Лена помедлила... Нет, Саню она сегодня решительно не хотела видеть. Да что же такое с ней творится?..
Приподняла трубку и опустила на рычаг. Хватит с нее сватовства. А то и этот начнет донимать вопросами, скоро ли они поженятся. По-дружески и поговорить не с кем. Но как все-таки быть? Русинов — человек дела. Сказал, приедет свататься, и приедет. Что ответишь ему?.. Ах, он не соизволил признаться в любви! А еще он — грубый, а еще — насмешник. У него, видите ли не в цене красивые слова... Врешь, лейтенант! Душевное слово радует. А ты все норовишь напролом. Что у тебя тогда в цене, что?
Впрочем, через минуту мысли повернулись на сто восемьдесят градусов. Опять смотрела на себя со стороны. Странно! Совсем забыла о Жене. Ты ж не отозвалась на его признание. Холодная, бездушная эгоистка, вот ты кто. Умеешь только требовать от других внимания к себе.
— Что же тогда в цене? — задала Лена вопрос уже себе. И поняла, что ответить на него не просто. Можно, конечно, и красивые слова говорить, если натурально, а не символически. Почему Евгений изъяснялся так возвышенно, а когда понадобилось отвезти ее домой, то притих, точно мышонок? А Русинов не ударялся в красноречие, зато взял и привез? Наверное, нелегко было ему, не спавшему трое суток!
«Спасение — в скорости!» — вспомнила его слова, и с запоздалым страхом повела плечами. Нет, Анатолий просто знает цену всему. Как бы он стал объясняться тебе в любви, когда видел, что ты не ответишь тем же! Он раскусил тебя, потому и говорил так...
В гостиную, заспанно позевывая, вошел отец в домашнем халате,— отдыхал после репетиции. Вечером — снова в театр.
— Чуть не проспал,— молвил он.
— Рано, еще и шести нет,— Лена опять взяла книгу, делая вид, что читает, что ей интересно.
— Не рано,— сказал он.— У Чехова по этому поводку есть потрясающие слова. Помнишь, я читал тебе... Лена, ты слышишь?
Она в самом деле не слушала его, погруженная в раздумья. Бориса Петровича это расстроило.
— Господи, с кем я могу поговорить, с кем поделиться тем, что меня волнует!
— О Чехове?.. Ты уже не однажды говорил.
— Ничего с тобой не случится, если еще раз послушаешь бредни старика-отца.— Он взял из шкафа томик произведений писателя, похлопал себя по карманам.— Где же очки? — И принялся искать их в столе, вздыхая.— Эх, Ленка, Ленка!
— Что, папа?
— Все то же... Ты и твоя мама —самые близкие мне люди, но именно с вами я не могу перемолвиться словом. У Кирилла цифры в голове: дебет, кредит да баланс. Не сошлось что-то на копейки, значит весь вечер копайся в отчетах. Не вытянешь ее на премьеру...
— Мама очень устает...
— А папа нет? — Он грустно усмехнулся.— Кстати, у тебя тоже никогда нет для меня времени. Ты умудряешься присутствуя отсутствовать. Вот как сейчас.
— Интересная книга, понимаешь.
— Как же, как же! Я все понимаю. То книга, то ин-ститут то еще что-то. Так и живем вместе, не видя и не слыша друг друга.
— Извини, увлеклась немного,— мягко заговорила она.— Ты же знаешь, какая жуткая была сессия! Хочется отвлечься, разрядиться.
Должно быть, отец не принимал ее извинений. Выражение его лица не изменилось, да и голос был тот же, ворчащий, упрекающий:
— Между прочим, во время твоей сессии я тоже был по горло занят.— Он нашел очки и положил их на томик Чехова: листать книгу ему расхотелось.— Выпуск премьеры, выступления на предприятиях, шефские концерты... Однако выкраивал время и помогал вам. Даже придумал, как тебе лучше писать шпаргалки.— Он вдруг рассмеялся.— В наш век — и шпаргалки! Примитив, которому тысяча лет. И живет! Потомки, видно, охотнее усваивают плохое.
Лену сегодня раздражал наставительный тон,— минуту назад склонная к участливости, она снова смотрела недружелюбно. Он вздохнул и пошел одеваться.
— Хватит и мне дома сидеть,— решила девушка, вставая.— Вот соберусь сейчас и пойду в кино.
Лена была уже в своем любимом платье, когда в прихожей позвонили. Она подумала, что вернулся отец: забытые им очки лежали на столе в гостиной.
— Ох, папа, папа! — Взяла очки и вышла в прихожую. Открыла не спрашивая, кто там.
В дверях, смущенно улыбаясь, стоял Евгений.
— Можно к вам?
В полевой форме, до блеска начищенных хромовых сапогах, он имел бравый вид. Вот только смущение сковывало его. Лена тоже смутилась, растерянно бормоча, показывая очки:
— А я думала, папа вернулся. Он всегда что-нибудь забывает.
Ей хотелось объяснить свою оторопь, и лишь немного погодя она спохватилась:
— Ой!.. Проходите, Женя!
Он повесил в прихожей фуражку и, приглаживая русые, с зачесом на лоб волосы, зашел в комнату, извиняясь:
— Простите, что неожиданно. Прямо с полигона...
— Ничего, у меня нынче день неожиданностей.— Она подала ему стул.— Садитесь!
Евгений машинально опустился, оправил ремень и портупею. Его волновало предстоящее объяснение, волновала близость девушки. Духи ее пахли весенним, солнечным.
— Захотелось повидаться с вами,— сказал он.
— Я рада, что вы вспомнили обо мне... Чем бы угостить вас?
Он протестующе поднял руку.
— Ничего не надо! Только что заходили с шофером в столовую.
— Как хотите.— Лена села на диван, закинула ногу на ногу, отвела рукой назад волосы.— Все равно я плохая хозяйка: то три раза кипячу для чая одну и ту же воду, то еще что-нибудь не так сделаю, а папа ворчит.— Она бросила на гостя вопросительный взгляд.— Ну, рассказывайте, Женя.
— Что же рассказывать?
— Что хотите... О себе для начала.
— О себе — это нескромно.
— Нескромно, если хвалить себя. А вот я недовольна собой, так могу говорить о себе сколько угодно. Хотите, расскажу, как я чуть не провалилась на экзамене из-за шпаргалки?
— Охотно послушаю.— Он слабо улыбнулся: не затем ведь приехал.
«Он ждет, что я отвечу на его признание!» — поняла Лена, и не ошиблась. Евгений жаждал договорить то сокровенное, о чем не договорил тогда, когда она приезжала к ним, и получить определённый ответ: любит или не любит. Он боялся попасть в жалкое положение навязчивого ухажера. Уж лучше поскорее объясниться да покончить с этим. Семь бед — один ответ...
Невыносимо хотелось, чтобы ее глаза с нежностью остановились на его глазах, чтобы она сказала «Да!». Потом он привлечет ее к себе, и ее губы ответят на поцелуй. Он так мечтал об этом в дороге! А еще намерен Был поделиться тем, что с ним недавно случилось и что он решил в минувшую, почти бессонную ночь. Как ему казалось, его положение на службе сделалось невыносимым. Не пора ли подумать о приобретении иной профессии?.. Ему больше некому сказать об этом. Одна Лена способна понять задушевные интересы его жизни. Ее любовь — теперь единственная опора для него.
Евгению все нравилось в ней: и лицо, и голос, и фигура, и то, как она отводит назад волосы, и то, во что она одета. Всю ее боготворил он...
Лена рассказывала об экзаменах. Он слушал е внимательно, восхищенно. Скованность его понемногу проходила, и он уже дал волю своему воображению. Какая у нее непостижимая улыбка! Хоть пиши вторую Джоконду...»
— Как видите, у меня есть причина быть недовольной собой,— закончила девушка, и вдруг спросила: — А вы себя любите?
— Очень! — удачно отшутился он. Она пристально глянула на него.
— А как там поживает Русинов и как его здоровье?
— Здоровье у Тольки огнеупорное.
— Разве он не мог приехать с вами?
— Среди недели с полигона не так-то просто вырваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42