Удилище вдруг перегнулось дугой, как бы норовя нырнуть в воду. На лице девушки отобразились одновременно испуг и радость.
— Ого!.. Кажется, крупная.
Она так и не могла справиться с пойманой рыбой. А между тем леска упругими росчерками резала воду, и вслед за ней ходило удилище. Рыбака подняло волнение — хотел подбежать, помочь. Однако смуглолицый лейтенант опередил его, заверил:
— Раз попала, не уйдет! Сейчас успокоим...
Он очутился сзади девушки. Спокойно, спокойно!.. Вместе выкинули рыбину на примятую траву, и Лена в азарте подлетела к ней, наклонилась.
— Крупная! Это кажется, карп.
— Он самый,—подтвердил мужчина, отцепив трофей от крючка, поднял: — Хорош, бродяга! Грамм четыреста, а то и больше. Таких бы парочку и можно варить уху.— Повернулся к девушке с довольным улы-
бающимся лицом.— Однако у вас, любушка, легка на почин рука!
— Так это же мы! — самодовольно ухмыльнулся Анатолий, и по-свойски подмигнул Лене. Голос у него сейчас покровительственный, густой и сочный. Он явно доволен собой, не отступает от девушки ни на шаг. Да и она жмется к нему.
— Поплыли, товарищи, покатаемся! — начал зазывать Евгений.— Он тоже улыбался, хотя на душе у него было тоскливо.
Между тем рыбак вытянул одну за другой две крупных плотвы.
— Давай еще закинем! — попросила Лена Анатолия. Тот глянул на лодку, на хозяина удочек.
— Хватит. Раз начался вечерний клев, не стоит мешать.
Передав снасть мужчине, поблагодарил его, поднял с травы свою рубашку. Лена двинулась за ним со вздохом сожаления.
— Тогда я буду грести! — неожиданно заявила она. Парни недоуменно переглянулись, а девушка, сняв босоножки и зайдя в воду, забралась в лодку, потянулась к веслам. Поняв молчание друзей, проговорила:
— Думаете, если плаваю неважно, так и грести не умею? Меня папа учил. Один раз я даже на море гребла...
— Мы так не думаем, но зачем вам это? — возразил Евгений горячо.— С вами двое здоровых парней, а вы будете катать их.
— А мне хочется!
Расшалилась, право, как ребенок!.. Неохотно отступая, Евгений вопросительно глянул на товарища. Тот складывал свою одежду и туфли на корму, весело махнул рукой:
— Да пусть отведет душу!.. Держитесь!
Он сильно оттолкнул баркас от берега и ловко перевалился в него сам, заставив шаткую посудину глубоко осесть и накрениться. Лена долго опускала весла на воду, а баркас тем временем, поворачиваясь носом к берегу, почти замер на месте.
— Трое в лодке, не считая... чего? — пошутил Евгений.
— Явного неумения грести,— со смехом поддержал его Анатолий.
Евгений не видел покрасневшего, раздосадованного лица девушки, но чувствовал, что ее намерение поколебалось, и язвительно добавил:
— Может, совершим кругосветное путешествие? Мы так крутимся...
Он хотел, чтобы Лена отказалась от своего намерения, но тут опять вмешался Русинов:
— Давайте вместе попробуем! А то будем барахтаться у берега.
Сев рядом, он взялся за весла, и те уверенно и сильно ударили по воде. Баркас выправился, пошел вперед, набирая скорость. Евгений скучающе поглядывал по сторонам, и опять мучился сознанием обойденности. Гребцы изредка оглядывались на него. Лицо у Анатолия увлажнялось, работать ему было неудобно, зато у напарницы глаза сияли.
Выплыли на середину. Русинов удовлетворенно окинул взглядом гладь озера, залитую солнцем. От воды веяло освежающей прохладой. И все трое почувствовали себя легко, беспечно. Мимо то и дело скользили баркасы, плоскодонки, из них смотрели довольные лица подростков и важные, насмешливые — отцов семейств, Проплывали мечтательные, поющие парочки. Повсюду играла и веселилась соблазнительно обнаженная, горячая жизнь.
— Сушим весла! — сказал Анатолий и, оглянувшись, положил мокрые волокнистые лопасти на борта лодки.
Он снова перебрался на корму, заговорил с Леной:
— Вот видишь! Оказывается, мы с тобой умеем не только рыбку ловить, но и отлично управлять этим ковчегом.
— С тобой все идет отлично! — рассмеялась она.— Ты же умничка!
В семье актера, видать, любили это слово — уже который раз произносилось оно. Наверное, и самой себе, когда делала что-либо толковое, девушка говорила «умничка». От ее голоса, от жестов, от всего ее прелестного облика веяло мягкой, стыдливой негой.
Она устроилась несколько боком на скамейке, чтобы видеть обоих парней, и продолжала веселый разговор:
— Знаешь, Толя, о чем я вспомнила?.. Как ты тогда отвечал мне по телефону.— Она рассмеялась.— Удивляюсь, как ты мог решиться отвечать за папу?.. Не вяжется это с тобой.
— Со мной все вяжется,— хмыкнул парень, чем еще больше развеселил девушку.
— Однако артист ты, Русинов!.. Так бесподобно говорил «проказницы, па»... Нет, я не могу! — Она опять расхохоталась, заражая своим смехом лейтенантов.— Честное слово, если бы папа не сказал, я век бы не догадалась, что говорила с посторонним.
— Какой я посторонний!.. Я племяш Бориса Петровичу— отшучивался Анатолий.— А вообще из меня тоже получился бы актер.— Он повел плечами, словно собираясь изобразить нечто.— Я бы такое показал на сцене, что все плакали бы навзрыд.
— А зачем зрителям плакать? — живо возразила Лена.— Горевать охотников мало. Чаще хочется повеселиться, как нам сегодня...
— А Толе хочется, чтобы плакали,— вставил Евгений ровно бы в шутку, однако в голосе слышалось нечто уязвляющее: «Простачок ты все же!» И с веселой непринужденностью, стараясь сгладить впечатление от обидной многозначительной первой фразы, добавил: — Анатолий Михайлович такой человек.
Они и не заметили, как солнце скрылось за лесом.
— Что, отдыхающие, подадимся к берегу? — спросил Анатолий.
Он сел на весла, попросив Лену перейти на корму, и баркас рывком двинулся вперед. Вода за кормой забурлила.
— Нажми на правое! — командовал Евгений, направляя лодку на то самое место, где она стояла.— Чуть-чуть на левое... Табань!
Русинов сделал обратный гребок, гася скорость, поднимая брызги. Лодка плавно подошла к причалу, стукнулась о деревянную обшивку, и они сошли на берег.
— А знаете, ребята! Мы можем пройти к городу вот так, напрямую,— показала девушка.— Тут по лесу хорошая тропинка, так свежо! А в автобусе сейчас жарко и тесно.
— Мы согласны, — отвечал Евгений. — Вот только рассчитаюсь...
— Нет, теперь мой черед,—заявил Русинов.—Ты уже стоял у окошка.
Евгений понял: товарищ великодушно давал ему возможность побыть наедине с девушкой. Он был приятно взволнован вниманием друга, кивнул милой спутнице:
— Что ж, тогда пошли полегоньку! Толя догонит нас. За пляжем, около низко изогнутых труб, брызгая жемчужной, манящей влагой, баловались две загоревшие девочки. Лена останозилась.
— Женя, не хотите воды напиться?
— Может, купить минералки или пива?
Торговые палатки находились неподалеку, за кленами. Можно было посидеть за столиком под матерчатым навесом. Людей уже мало осталось, расходятся.
— Нет, лучше здесь. Так пить захотелось... Здесь особенно вкусная вода — из скважины.
Она наклонилась, подставив ладонь под прохладную струю. Должно быть ей и самой было чудно, что она вот так утоляет жажду. Светлые, крупные, будто картечины, капли падали с ее руки и разбивались о доски под трубами, оставляли влажные пятна на пыльных босоножках.
— У-ух,— облегченно вздохнула девушка, выпрямляясь и смеясь.— Аж на душе легче стало.
Евгений тоже припал к живительной, прохладной струе. А потом влажной ладонью провел по лицу, по шее и груди под майкой. Сразу почувствовал себя бодрее, и они пошли дальше, разговаривая, обмениваясь шутками.
Лена еще не избавилась от наивности, мало знала жизнь. А некоторые ее замечания свидетельствовали о том, что сердечные бури пока не задевали ее серьезно. Но и простушкой ее не назовешь — в суждениях она независима. К тому же вполне развилась и расцвела. Тайная прелесть неизведанных еще наслаждений чудилась во всем ее жизнерадостном облике, в каждом взгляде, повороте головы.
Когда выбрались на лесную дорожку, Лена потянулась за веткой, при этом фигура ее обозначилась так женственно! Он даже затаил дыхание. И чтобы дать выход обуревавшим его чувствам, показал на деревья, что манили прохладой, сочной листвой.
— До чего милая рощица! Прямо-таки достойная кисти Куинджи.— Он повернулся к девушке.— Помните его березовую рощу?
Она, конечно, помнила. Чуть помолчав, начала рассказывать:
— Как-то папа повез нас в Москву, и мы три дня ходили в Третьяковку. Все казалось мало... Знаете, можно часто увидеть копии с картины Шишкина «Утро в сосновом лесу». Так вот я не понимала, почему с таким усердием копируют ее. А тут дошла до оригинала и замерла, будто вкопанная: это же в самом деле изумительно! Картина вся пронизана светом, идущим как бы изнутри, из-за сосен.
— Да, это здорово! — подтвердил Евгений задумчиво.— Там рядом висят еще две его картины — «Рожь» и «Бор». Как будто две великолепные поэмы... А кто из русских художников понравился вам больше всего?
— Многие! И Репин, и Суриков, и Левитан...
— Левитан не может не нравиться! — подхватил он.— Какой глухой уголок изображен на картине «У омута»! Кладка, темная вода, лесок... Так и хочется посидеть там.
— В соседнем зале — Серов.
— Чудесный портрет Ермоловой.
— А мне почему-то он не понравился, какая-то парадность и надменность во взгляде знаменитой актрисы.
— Ее надо понять, вдуматься, и тогда перед вами откроется целая жизнь? Гордая осанка женщины, знающей, что такое успех, и в то же время тона сдержанные, приглушенные, я бы сказал, драматические. Жизнь прожита, впереди ничего светлого, обнадеживающего. На лице — воспоминание о неповторимом, прекрасном прошлом... Все так сильно передано, так волнует!
Лена с уважением посмотрела на Евгения.
— Я тоже запомнила этот портрет, и долго стояла перед ним, а вот оценить не сумела.— Помолчав, она добавила:—У вас, наверное, стойкая память.
— Память у меня абсолютная,— сказал он не без гордости.— Стихи, да еще добротные, схватываю с первого чтения.
Евгений собирался уже продекламировать что-либо, когда заметил, что его спутница вдруг стала задумчивой, грустной, несколько раз оглянулась.
«Ждет Русинова»,— понял он.
— А вы давно знаете Толю? — спросила она. — Однажды вы сказали, что он может учить уставы даже в то время, когда все смотрят хоккейные матчи. Неужели он ничем не увлекается?
— Почему же!.. Увлечений у него много — театр, кино, шахматы. Запоем читает книги.
— А вам не кажется, что Толя со странностями?
— За ним это водится. Раз он три дня ничего не ел. Надо же, говорит, знать, что такое чувство голода. Чудак!.. А потом два дня не пил воды, не спал трое суток подряд. Вечером упал на свободную солдатскую койку в казарме, только утром еле разбудили его.
Рассказывая, Евгений понял, что увеличивает число пробоин в чужой мишени, отводит себя на второй план. Он видел, как у Лены разгораются глаза, румянец покрывает щеки... Да, конечно, она думает о Русинове. Наверное, тот показался ей по-настоящему интересным парнем, какого она еще не встречала.
Словно подтверждая его догадку, она обеспокоенно спросила:
— Что же его так долго нет?.. Давайте тише идти. «Ей скучно со мной!» — уверился Евгений в печальной мысли.
Миновали мостик через ручей, где особенно густо, как бы напоказ, развесили сочную листву темностволь-ные ольхи. Тут Лена, обернулась, радостно воскликнула:
— Вот и Толя идет!
Вскоре Русинов примкнул к ним.
— Фу-у, намаялся! — сказал он.— Собрали толкучку у окошка. Пока расплатился да забрал твое шоферское удостоверение, тошно стало.
Евгений молча принял удостоверение, примечая, как девушка улыбнулась Анатолию — тепло, родственно. Рада, что пришел!
Русинов рассказывал что-то занимательное, а Лена, улыбаясь, прилежно слушала. И то качала головой, не спуская с собеседника живых блестящих глаз, то брались за щеку рукой, смеялась.
Пока добрались, над городом повисли сиреневые сумерки. На темнеющей шее улицы золотым ожерельем вспыхнули огни. Откуда-то потянуло тонким и сладким запахом цветущей акации. Киры Андреевны и Бориса Петровича не оказалось дома,— ушли в театр. Отдохнули немного и решили, что им пора, Взяв ключ от гаража, Лена вышла проводить их.
Лампочка перед домом все так же еле-еле мигала. Под каштанами стоял уютный сумрак. Отойдя от подъезда, Евгений с волнением стал ждать Русиновых. А те застряли на лестнице. Но вот на верхнем этаже хлопнули дверью, кто-то быстрый и легкий затопал по ступенькам вниз,— и почти тотчас из подъезда вынырнули парень и девушка.
«Что, спугнули вас, голубчики!» — усмехнулся Евгений.
Анатолий торопливо подошел к нему. Даже в сумерках видно было, как беспокойно блестят его глаза. Сунул в руки ключ, попросил смущенной скороговоркой:
— Готовь пока мотоцикл...
А сам вернулся к ней, к Лене. Ему явно хотелось увести ее подальше от дома. Евгению не по себе было наблюдать их любовную игру, и он отошел к гаражам. Разыскал нужную дверь, непослушными руками открыл замок. Не включая огня, нащупал руль «Явы», осторожно выкатил ее. Поспешно оглянулся: у подъезда никого не было.
«Увел все же! — с тоской подумал он.— Куда они подались?» И тут услышал тихий, неразборчивый говор: парень с девушкой затаились неподалеку, за каштаном.
«Неужели Толька поцелует ее сейчас?» — страдал он от ревнивой догадки, закрывая гараж. Включить фару мотоцикла и направить туда! Или сделать еще что-нибудь такое...
— Откуда дровишки? — отчетливо донесся недовольно-насмешливый голосок Лены и тут же подозрительно прервался.
Стало слышно, как шуршит ветер в листве деревьев. Из центра города лился металлический скулеж трамвая на крутом повороте.
— А вам не кажется, что вы не в меру энергичны?— холодно и сердито спросила девушка.
Евгений аж заулыбался в темноте. «Вот и отбрила тебя, Русинов! Это, брат, не по мишеням лупить. Тут, видать, и подкалиберным не прошибешь»,— иронически думал он.
— Обожди же минутку! — грубовато заговорил Анатолий, тоже повышая голое.— Разве я чем-нибудь обидел тебя?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42