Понурыми возвращаются длинноносые «лагги», высота полета настолько мала, что на плоскостях видны рваные отверстия — следы пуль. За ними — «мессер-шмитты». Один из истребителей скрывается за высотой, стелит за собой сероватый шлейф дыма. Дотянет ли до аэродрома? Этого сказать никто не может.
— Митрофан Иванович, не ты ли промахнулся? Наводчик Постников воспринимает вопрос-упрек
всерьез, отнекивается, прячет от ветра худое, нервное лицо.
— Тимаргалиев не позволил бы, у него глаз зоркий,— отвечает бн.
Его поддерживает другой зенитчик:
— Хладнокровию Шакира позавидуешь...
А у того на лиЦе такое выражение, будто он только что слушал не вой бомб, а тронувшую сердце мелодию. Разговор приобретает неожиданный характер.
-Мусульманин? — вопрос Григория Самодурова относится к Кунаю Кунакулову; тот отмалчивается, пока позволяет приличие, смотрит на лейтенанта, присевшего в тени кленов, и, наконец, говорит:
— Все мы теперь неверующие. Это раньше у нас калым за женщину полагался... Сейчас этого нет... И муллу не встретишь, разве только старого-престарого.
Симпатии сержанта Олейника на стороне Куная. Как мимолетный сон промелькнули для него два месяца, проведенные в Башкирии. Там фронтовиков ждали, как дорогих и желанных гостей,— в этом убеждала заботливость, с какой были приведены в порядок дома, бани, конюшни. Бойцы ни в чем не ощущали нужды, охотно занимались боевой и политической подготовкой. Жадно читали фронтовые сводки и письма из родных мест. Потом в один день со станций Кандры, Буздяк и Бузу-лук переполненные эшелоны тронулись на фронт. Встречные поезда уступали им дорогу. В точности никто не знал, куда забросит их судьба. В Ртищево все еще гадали, в какую сторону повернут: направо, к Воронежу, или влево, к Сталинграду. Лишь в Балашове стало ясно: разгружаться в Ка"мышине. И вот они у стен Сталинграда. «Что с ним успел сделать немец за те два месяца, пока дивизия наша переформировывалась?» — хмурится Олейник. До его слуха доносится чья-то певучая речь. Широкоскулый лейтенант, сидевший до этого молча, читает стихи о народном герое Башкирии Урал-батыре.
...Смерть, которая прячется здесь, Должен я непременно поймать И с этой земли навсегда прогнать. Если этого не сделаю я. Что будет стоять вся жизнь моя? Зачем мне ходить с именем Урал?
Кунай впервые, пожалуй, слышит эти строки, прозвучавшие так проникновенно;его угольного цвета глаза сверлят лица соседей: верят ли только что сказанному лейтенантом?
Наступившую Тишину нарушает Самодуров:
— Вы кто по национальности будете?
— Татарин,— живо отвечает тот и добавляет: — из Башкирии, точнее, из Уфы.
— Вах, вах...— вздыхает один из узбеков.
— Чего помалкиваешь? — наклоняется к нему Олейник.
— Не все понимаю по-русски,
— Не горюй. Стрелять из автомата, бросать гранату— много слов не надо.
Подходит военком полка Домников. Взгляд его темных глаз пристальный, оценивающий. Обращается к широкоскулому лейтенанту:
— Шаукат Ибрагимов, вам поручение — займитесь солдатами нерусской национальности. Вот памятка, в ней свод законов гвардейцев. По ним сверяют свои поступки там, в Сталинграде. Объясните бойцам...
На противоположной стороне реки, куда указал военком, стоит плотная рыжая пелена тумана, точно сама природа хочет оградить город от вражеских бомбардировщиков. Но сделать это ей не под силу. На другой день, и на третий, с утра до вечера в небе висят самолеты; после каждого их визита возникают новые очаги пожара. Беспрерывно бушует артиллерия. Выжигают камни огнеметы. От края и до края над городом висит полыхающий огненный занавес.
Здесь, под Сталинградом, 300-я стрелковая дивизия сосредоточивается в первой половине октября 1942 года. Полного состава, отдохнувшая, хорошо вооруженная. И сразу же оказывается в водовороте развернувшегося гигантского сражения. Части 62-й армии — у самой Волги. Остается узкая кромка земли, за ней — вода. Эту полоску вдоль берега противник простреливает. И не только артиллерией. Достают и пулеметы. Но действует краткая формула приказа — «Ни шагу назад!» Об этом приказе с особой твердостью в голосе напоминает недавно прибывший командир дивизии полковник Афонин.
Майор Шевкун слушает доклад комдива с некоторым смятением: судя по тону речи,— полковник Афонин крут, не потерпит подсказок со стороны. Как поведет себя?.. Меркулов был прост в обращении с командирами полков, предоставлял им полную самостоятельность в решении поставленных задач. Легко работалось и с Тым-чиком. Два с лишним месяца командовал Кирилл Яковлевич дивизией и вряд ли кто задумывался, временно он назначен или постоянно. И вот прибыл полковник Афонин.
— Считаю, предосторожность не помешает. Поэтому на восточном берегу Волги разместятся резервы на тот случай, если враг попытается перешагнуть через реку. Такая попытка уже предпринималась из Томилина. Кро-
ме того, комфронта предъявляет жесткие требования: в короткий срок подготовить оборонительную полосу, заминировать подступы к ней, а все крупные населенные пункты приспособить к круговой обороне.
Затем командир дивизии переходит к постановке конкретных задач. В сжатой форме они сводятся к следующему: 1051-й стрелковый полк занимает острова Спорный и Зайцевский; два других полка обороняют участки: озеро Тужилкино, Средне-Погромное, устье реки Ахтуба, Осадную Балку, Нижне-Погромное. Артполк размещается на восточном берегу Волги, здесь же будут находиться приданные 135-я танковая бригада и подразделения 115-го укрепр-айона.
— По одному батальону от каждого полка должны переправить и завязать уличные бои в городе. Майор Шевкун, вашему полку выделяются переправочные средства в первую очередь. Какой батальон будете готовить к переброске?
— Второй,— не задумываясь, чеканит Шевкун.
— Мой заместитель по строевойчасти подполковник Тымчик осуществляет контроль, и отвечает за подготовку-вашего батальона...
Всего несколько дней назад стало известно, что упразднен институт военкомов и политруков, установлено полное единоначалие. Еще нет приказов о перемещениях политработников и их новых званиях, а Балакирев уже именуется заместителем командира дивизии по политчасти. Правда, к нему еще обращаются по-старому. Понятно, сказывается сила инерции.
В штабе Павел Моисеевич Шевкун не задерживается. Времени на подготовку батальона к переправе отведено немного — всего неделя. Ему будут приданы артбатарея и минрота. Для первого рейса выделено пять судов. После высадки пехоты суда вернутся в устье реки Ахтуба. Вторым рейсом отправится на бронекатере танковая десантная рота.
Шевкун замечает невдалеке командира артполка Ескевича и спешит к нему. Рядом с ним начальник штаба капитан Алтухов; видимо, ждёт срочных указаний.
— Предлагаю, майор, согласовать свои действия...
— Артиллеристы не подведут,— обещает майор Еске-вич.— Мне на раскачку даны лишь сутки. Встречу назначаю на завтра. Не возражаете?
На следующий день, согласно плана, провели рекогносцировку. У командира артполка забот невпроворот; пока стрелковые полки оборудуют позицию, артиллери-сты ведут огонь по заявкам с того берега. Еще сложнее труд моряков. Днем на Волге тихо — ни лодки, ни катера. Зато ночью с берега на берег по ней снуют суда.
В одну из ночей второй батальон 1053-го стрелкового полка, приданный 193-й стрелковой дивизии, был незаметно высажен у стен города.
— Ваше место здесь,— откашлявшись в кулак, начальник штаба 62-й армии генерал Крылов обводит рукой клочок земли вокруг себя.— Ориентирую в обстановке...— Он замолкает, трет воспаленные веки.— До переднего края обороны противника — сто пятьдесят метров. Связь телефонная...
Его слова заглушает пулеметная, очередь, но последнюю фразу солдаты слышат довольно четко:
— Стоять насмерть — такова теперь наша формула.. Старший сержант Самодуров ждет, пока разговор закончится, приближается вплотную.
— Товарищ генерал, Николай Иванович, разрешите обратиться? Я вас еще по Одессе помню.
Крылов живо поворачивается на голос.
— Одессу, говорите, обороняли?
- Оборонял. Довелось и в Севастополе подышать морским воздухом, да ранило. Теперь вот в Сталинграде... Признаюсь, не хотел я расставаться с морским, званием, а пришлось в пехоту перебраться. Как считаете, товарищ генерал, выдюжим?
В разговор вмешивается танкист, из тех, кто чувствует себя здесь старожилом:
— Однажды на охоте наблюдал я любопытную картину. Лиса, худющая, голодная, долго рылась в снегу
и наконец извлекла мышонка. На удивление — стала им забавляться. Тот не может бежать, а лиса то вдавит его в снег, то подбросит вверх и смотрит, как мышонок копошится. Натешившись, лиса закончила игру... Может, и немец играет с нами в поддавки?
Самодуров зябко передергивает плечами. Что скажет генерал? Крылов молчит и неожиданно обращается к нему:
— А вы как думаете, Григорий Григорьевич? Не взять ли нам роль лисицы на себя?
— Начальству вверху лучше знать,— уклоняется от прямого ответа Самодуров.
-Наоборот, на месте виднее. Это важнейшее правило— генералам советоваться с бойцами.
— Выстоим, товарищ начштаба армии.
— Это другое дело...
— С тобой не заскучаешь, браток,— Самодуров улыбается танкисту.
— Так чего стесняться? Начальство с нами запросто. Тут ведь всем невмоготу — и штабам, и тылам, и взводному, и командарму. И у всех одна забота — не пропустить врага.
— Скажи, пожалуйста, а карабин у тебя откуда? Ведь по штату не положено...
— Положено... Не положено... Кто тут разберет, кому что положено. Видишь, танк закопали. Это теперь неподвижная огневая точка. Крепость. А мы за пехоту сойдем.
'Прожектора косо рассекают звездное покрывало ночи, вырывают из темноты самолет «У-2» и скрещивают на нем свои лучи-щупальцы. А воздушный разведчик бьется в лихорадочном танце: то юркнет вниз, то взмоет вверх.
— Всю ночь проползает, а немцу покоя не даст.
Разговаривают долго. Не могут заснуть многие. Взлетают осветительные ракеты, низко над окопами проносятся снопы трассирующих пуль. В перерывах между стрельбой ветер доносит обрывки немецкой речи.
Утром батальон начнет бой.
МОЛНИЯ ДЕСАНТА
Под утро 31 октября в район Латошинки десантируется второй батальон 1049-го полка под командованием капитана Былды.
Но пока что до места назначения далеко. Буксир «Труддисциплина» пыхтит натужно, что есть мочи тащит баржу, а она будто сопротивляется..
— Черепаха проворнее ходит,— замечает боец Ефим' Строкатов.
Реплика обижает моряка. Он поправляет под тужуркой белую форменную рубаху, проводит двумя пальцами по незаметной стрелке черных, видавших виды брюк, с жаром оправдывает свое суденышко:
- Ишак тоже меру знает... Курсируем каждую ночь. Туда — людей и технику, оттуда — одних людей... на выбраковку. Занятный случай вчера произошел. Припоздали мы малость, возвращались уже под утро. Пустили дымы и сами утратили ориентировку. Катер близко прибило к правому берегу. Фрицы повылазили из окопов и кричат по-нашему: «Рус, спой: броня крепка...» Намек прозрачный, но черт дернул меня за язык, и я гаркнул: «Сейчас «катюшу» запоем!» В ответ понеслась ругань на русском и на немецком...
Кунай Кунакулов не сдерживает тихий смех:
— Побаиваются нашей «катюши»...
— И нонче будут давать залпы,— щеголяет своей осведомленностью моряк и добавляет: — Погодка, кажись, портится.
Погода в последней декаде октября выдалась переменчивой— то ясная, то пасмурная с осадками. Во многих местах дороги стали труднопроходимыми даже для гужевого транспорта. Подвоз боеприпасов и продовольствия сопряжен с огромными трудностями.
Вот и сегодня температура воздуха плюсовая, градусов восемь, но докучает мелкий дождь, возникающий с интервалами в час-полтора.
— Лучше, если пригнешься, парень...
Обстрел начинается неожиданно. Строкатов видит, как на палубе вспыхивает пучок искр и тут же превращается в жаркое пламя. Ефим отскакивает в сторону, прижимается к борту и не знает, что предпринять. А пламя угрожает перекинуться на ящики с боеприпасами, вот оно уже облизывает доски.
— В реку бросайте! В реку! — Голос Шауката Ибрагимова возвращает бойцов к действительности.
Гасить пожар не так просто — ветер обдувает катер со всех сторон.
— Управились, кажется...— Кунакулов всматривается вдаль.— Долго будем песок взбаламучивать?
Пароход вздрагивает, слегка раскачивается на одном месте, затем медленна подходит к причалу.
— Закрепить баржу! — тихо командует Ибрагимов и поясняет: — Она у нас за пристань сойдет.
Артиллеристы подхватывают на лямках орудия, стаскивают на берег. Пехотинцы снуют взад-вперед, носят ящики с патронами и снарядами.
-Поспешайте, братишки,—поторапливает морячок.
— Не выпустит вас немец,— сомневается Строкатов.— Обстрел-то не стих.
Но счастье и на этот раз шагает в обнимку с командой Ибрагимова, как со всеми смелыми. Двенадцать прямых попаданий серьезно повредили катер, но он продолжал работу.
Едва ступив на землю, десантники капитана Былды тотчас оказываются в вихре боя. Потоки огненных стрел разрывают небо, все и всех сметая на своем пути. Это залпы «катюш». Почти одновременно заводят хоровод батареи полка Ескевича. Артподготовку десантировавшийся отряд использует с толком — занимает исходное положение для атаки.
Наконец обстрел кончается, и суровый, решительный Былда поднимает солдат в атаку. Размахивая над головой каской, он что-то громко и протяжно кричит. Слова относит ветер, тем не менее бойцы понимают и бегут вслед за комбатом.
На рассвете, оправившись от неожиданности, враг контратакует. Это видят и на противоположном, берегу. Через головы наших бойцов с шипением перелетают снаряды и рвутся где-то за курганом. «Поддержка добрая»,— отмечает негромко капитан Былда и, приподнявшись над окопом, вглядывается вдаль. Оттуда в направлении удерживаемого на берегу Волги плацдарма движутся фашистские танки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38