Но время от времени я ездил в скверные кварталы, затоваривался травкой и слушал «Stingrays» на «вибрасонике» до полного окоченения.
Ну, слава Богу, она рассмеялась:
– Как-то одиноко выходит…
– Да нет, обычно мы ездили компанией.
– Ага, ага, знаю. Несколько прыщавых парней с кроличьими зубами.
– Больше было похоже на «Возвращающуюся королеву», – от ее улыбки я почувствовал себя отважным и невозмутимым. – Или на девушку из рекламы «Брек» со шпанской мушкой.
– Да неужели? Могу спорить, домой ты приезжал со следами губной помады на «бермудах».
– Так и было. А изо рта пахло анчоусами.
Она поморщилась:
– Пассажи вроде этого придержи лучше для своего эфира.
– Мы заезжали за пиццей, – объяснил я.
– Это то, что ты говорил Оззи и Хариет?
– Уорду и Джун.
– А помаду на штанах как объяснял?
– Платка носового не было. Ей пришлось вытирать губы о мою промежность.
– И что, тебе верили?
– Говорили, чтоб прекратил молоть чушь для озабоченных и шел к себе в комнату подрочить.
– Хороший совет, – она протянула руку за кассетой. – Только не говори, что с тех пор ты оттуда не выходил.
– Ну не совсем так, – я вложил кассету ей в ладонь. На ее пальце сверкнуло бриллиантом здоровенное обручальное кольцо, как зуб ухмыляющегося зулуса.
– Я обязательно ему передам, – сказала она, улыбаясь широко и непринужденно.
Кассета скользнула в карман ее кимоно, и она прошла вплотную ко мне, направляясь на лестницу. Я уловил сладкий запах дешевых духов с запахом тропических фруктов – такими же «Juicy Fruit» душилась Черил; как, наверняка, и многие другие девчонки. В магазине «Трифти» они стоили два бакса за унцию, вульгарные и возбуждающие, как хорошее траханье.
Она начала подниматься по лестнице, в солнечном луче блеснул серебряный браслетик на лодыжке.
– Я вообще-то ждал, что он пришлет за ней кого-нибудь, – я отлично понимал, что всего лишь пытаюсь тянуть время.
– А, ну да… – она остановилась и обернулась, и я заметил у нее на шее красную отметину. Это мог быть засос – а мог быть и кровоподтек, – …он сейчас в студии. Должно быть, у него из мозгов вылетело, – и она бесцеремонно двинулась дальше, вверх. – Из того, что от них осталось.
Я все стоял и смотрел на нее снизу вверх. Кимоно было коротким. Трусиков на ней не было. На верхней площадке она резко обернулась и посмотрела вниз.
– Знаешь, ты совсем не такой, каким я тебя представляла. Я имею в виду, судя по голосу.
– Я и не думал, что ты фанатка моей программы.
– Вовсе нет. По-моему, у тебя нет никакого вкуса.
– Но слушать-то приходится. Раз уж муж слушает.
Она презрительно фыркнула:
– У нас раздельные спальни.
Оба-на.
– А каким вы меня представляли, миссис Контрелл?
– Не знаю. Прекрасным принцем или, может, вроде того, – в тоне звучала издевка, но что-то подсказывало мне: не пропусти этот момент.
– С чего бы именно так, из-за Спящей Красавицы?
– Ага. Отрастить волосы, спустить косу из окна.
В солнечном свете ее патлы выглядели жесткими, как стальная стружка.
– Я бы попробовал по ней залезть, – ответил я. – Только боюсь, руки бы изрезал.
– Ну так иди по лестнице, – усмехнулась она.
Я заколебался. Она что, приглашала меня к себе прямо сейчас?
И тут она рассмеялась, легко, с оттенком вежливого здравомыслия, показывая, что это был всего лишь пустой флирт. Показывая, что она была просто динамщицей.
– Тебе лучше бы ехать отсюда, – предложила она почти любезно. – Он из себя выходит, если видит, что ворота открыты.
Она исчезла в коридоре верхнего этажа, и, видимо, решив, что я уже ушел, весело рассмеялась над чем-то. Я услышал, как захлопнулась дверь. И вышел.
Вернувшись в «Тропикану», я завалился в кровать. Погружаясь в дремоту, я рассеянно баловался со своим крантиком, думая о Шарлен. Но это были напрасные мечты. Она была не просто замужем – она была замужем за полным психопатом, способным, очевидно, на любую жестокость. Более того, хоть она и выглядела вполне нормально, по крайней мере внешне, но живя с таким типом, она ipso facto не могла остаться нормальной сама, как не может не покоробиться пленка, оставленная в раскалившейся под солнцем машине. Эх, а вот в мире получше…
И все же это казалось чушью. Ее голос, горестный, скорбный, берущий за душу. «С ней все кончено». Да как он мог сказать такое? Он что, в один прекрасный день решил засунуть ее подальше, обсыпав нафталином? Очевидно, да.
Как же она могла позволить ему это?
Несколько часов спустя я нащупал трубку трезвонящего аппарата:
– Алло?
– Зачем ты приперся в дом?! Почему не дождался?! – голос Денниса срывался в ярости.
– Так никто не приехал. Мне все равно было по пути, вот я и…
– Не было тебе по пути! По пути тебе было совсем в другую сторону!
– Слушай, Деннис, я еще до конца не проснулся. Ты же получил свою кассету, так в чем проблема?
– Я так понимаю, ты разговаривал с Шар.
– Ну да, кратенько. Я…
– Что она тебе рассказала? – резанул голос в трубке.
– Я не понимаю, о чем ты…
– Слушай, нет, послушай меня, ты должен кое-что уяснить, – он был на грани истерики, и явно старался не сорваться. – Шар больная, совершенно больная женщина, она вся расхерачена. Она патологически лжива. У нее серьезнейшие эмоциональные проблемы.
Живи я с тобой, у меня были бы не хуже, подумал я.
– Сочувствую, раз так.
– А потом ничего не было? Совсем ничего?
Налет вины лег мне на душу, затмив страсть.
– Ничего, – ответил я, изо всех сил стараясь, чтобы голос звучал невинно. – Я просто отдал ей кассету, и…
– Да, да, отлично, хрен с ней, я тебе верю, – зачастил он, как будто это вдруг страшно его обеспокоило. – Слушай, Скотт, ты просто должен приехать сюда прямо сейчас. Я делаю совершенно изумительные вещи. Есть моменты, которым не суждено повториться…
– Деннис, я очень ценю твое предложение, но у меня совершенно нет сил…
– Так ты что, не приедешь?! – он аж задохнулся от бешенства.
– Не сегодня, я правда…
– Ну и пошел на хер, дерьмо собачье! Кому ты на хрен нужен, ты, кретин недоделанный! Тебе, блин, выспаться важнее, чем присутствовать при ключевом событии в истории музыки, в истории саунда! Ну и хрен тебе в жопу и в морду! – он швырнул трубку.
Я устало рассмеялся, отключил телефон, перевернулся на другой бок и натянул на себя простыню. На миг мне показалось, что от моих пальцев едва заметно потянуло сладким запахом. Но это было лишь шуткой моего воображения.
4
Несколько дней спустя я рассказал обо всем этом Нилу. Мы посмеивались за пивом над его новым домом – викторианским особняком возле Океанского парка, который он как раз ремонтировал. Он был моим лучшим другом еще со средней школы, а это многого стоит в наши дни, когда люди входят в твою жизнь и уходят из нее, как модные тенденции. Наша дружба была приятной, и она мало изменилась за все эти годы. Мы обсуждали то же, что и в годы юности в Палос Вердесе – машины, музыку, девушек; только якобы более искушенно.
Он стал юристом по уголовным делам – весьма серьезная фирма, офис в «Century City Towers».
В школе его вьющиеся каштановые волосы прикрывали лопатки, и он носил прозвище Аура. Сейчас в аккуратно подстриженной бородке пробивалась седина, он полысел, обзавелся костюмами и искусственным загаром в стиле «свистать всех наверх!», и прозвище его было – Акула. От «Сиддхартхи» до «Победы через устрашение», от Мелани до Ромео Войда. Если б я захотел всерьез припереть его к стенке, мне надо было всего-то только позвонить в их «акулятник» и попросить к телефону Ауру.
Он скептически посмеивался, слушая мой рассказ о шизоидных перепадах настроения у Денниса. Но когда дело дошло до кассеты, я, сам не знаю почему, выдал ему ту же версию, что и Деннису – что мне так и не удалось ее послушать. Я хотел всего лишь защитить Шарлен.
– Так он угрожал убить тебя? – переспросил Нил.
– Ага, только вряд ли он это серьезно. У него с головой совсем плохо. Жаль. Я хочу сказать, он ведь был настоящим гением.
Он со всей уместной грустью покивал, а потом лукаво глянул на меня и спросил чересчур уж небрежно:
– А она все такая же пикантная штучка?
– Шарлен? Да. И скажу тебе, еще какая! – я выдал ему лучший свой плотоядный взгляд в стиле Джека Николсона, надеясь убедить его, что моей единственной реакцией была простая похоть. – Если хочешь знать, она до смерти хочет. В смысле, не похоже, что от него в этом смысле ей есть какая-то польза. Я рассчитывал, что он отнесется ко всему этому как к шутке – но нет. Он изучал свою бутылку «L?wenbrau».
– Дам тебе советик, Скотт. На твоем месте я бы пошарил где-нибудь еще.
– Ну даже не знаю, сумею ли я себя обуздать, – заявил я, потирая промежность и даже не пытаясь выглядеть серьезным. – Говорю тебе, когда я к ним зашел, чтобы отдать кассету, она курила. Я и так сделал все, что мог, чтобы убраться оттуда, оставив хрен в штанах.
– Если ты вынешь его для нее, очень может получиться, что это будет последний раз, когда у тебя найдется, что вынуть, – безрадостно заявил он. – Я серьезно, Скотт. Типы вроде Контрелла… в смысле, по твоему рассказу, он жуткий параноик…
– Ну, может, разве что совсем чуточку. Но зато это – славная, ясная паранойя.
– А вот мне в этом деле не все ясно. Что насчет нее? Она тоже наркоманка?
На миг меня охватило бешенство – мне вдруг показалось, что он обдуманно и намеренно загоняет меня в угол.
– Не думаю, – ответил я. – Вроде непохоже.
– Что ты этим хочешь сказать? Не было следов от уколов? Наркоманы в этом отношении бывают очень изобретательны. Колют между пальцами ног…
– Да нет, я вообще не думаю, что она на чем-то сидит. Для этого она слишком хорошо выглядит. И в любом случае, я не лох из леса, чтоб в таких вещах не разбираться, – если это было вроде судебного разбирательства, то я готов был стать ключевым свидетелем ее защиты. – Я хочу недвусмысленно заявить, основывая свое суждение на многолетнем опыте общения со множеством наркодемонов рок-н-ролла, что она не принимает наркотиков какого бы то ни было типа.
– Так почему же тогда она все еще с ним? – Нил засмеялся.
– Он ее муж, – ответ был не очень удачным. – Он поставил решетку на ее окна. Может, она просто не может уйти.
– Что ты хочешь сказать? Что ее останавливает? Она что, в плену?
– Не уверен, – меня этот ответ озадачил, а вот его, похоже, и не встревожил.
– Ты сказал, у нее на шее был шрам?
– Синяк. Впрочем, я даже не уверен, что синяк. Может, это был засос.
– Засос! – он расхохотался. – Засос! Как мило! Они живут вместе двадцать лет, и до сих пор ставят друг другу засосы!
– Ну и циник ты, Нил.
Продолжая смеяться, он направился к полкам, на которых стояли его видеокассеты.
– Какая-то была песня… «Он ударил меня…»
– «…и это было как поцелуй». Группа «Crystals».
– Может, это тот же самый случай. По морде – и в койку. «Я поняла, что он по-настоящему любит меня, когда он вышиб мне зубы». Господи, аж тошно. Но забавно. Я еще помню времена, когда все это считалось очень круто.
– Да и я тоже, – я подумал о кассете. Обиженный голосок Шарлен: «Деннис, прекрати! Ты делаешь мне больно». – «Кто, я?» – и его сухой смешок.
– А ведь времена меняются, – произнес Нил, воткнув кассету в видеомагнитофон. – Меняются, а? – и засмеялся.
Джеймс Браун успел возопить «Please Please Please», но Нил тут же запустил ускоренную перемотку, и мы увидели, как величайший трудяга шоу-бизнеса несколько раз грохался на сцену.
– Это что?
«История рок-н-ролла», – дойдя до записи выступления «Stingrays», он переключил скорость на нормальную. – Ага, вот.
Это была «Люби меня этой ночью», живой концерт, примерно шестьдесят шестой год – это было ясно по тому, что парни носили спортивно-кургузые костюмчики в стиле «Beatles» и мягкие спортивные ботинки, на сцене непрерывно мигали лампы-вспышки, звуки оглушали; возможно, это был один из случаев, когда они играли на «разогреве» У «Stones». И, хотя инструментовка была резкая, «жестяная» – бледное подобие густого студийного звука Контрелла; но голос Шарлен прорезал шум, как нож-выкидуха входит в жирдяя: «Люби же меня, милый! Люби меня сейчас!»
Изображение рассыпается на несколько крупных планов Шарлен: ее взбитые пряди, мокрые от пота, обвисли, спутались и прилипли ко лбу, глаза сверкают безумием – то ли от энергетики толпы, то ли от амфетамина, то ли от того и другого. Она была одержимой, ее словно перенесло сюда в абсолютном пике формы – она действительно пела для себя или для кого-то далеко-далеко от сцены, но никак не для тысяч визжащих девчонок, которые и слышать-то ее толком не слышали, они ведь просто набирали обороты к выходу «Stones».
– Знаешь, кого она всегда мне напоминала? – спросил Нил в тот самый момент, когда я не хотел об этом слышать.
– Ага, знаю, – я старался, чтобы голос звучал как всегда.
Последовало неловкое молчание.
– Кстати, раз уж мы о прошлом, мне тут Гейл Спайви звонила, помнишь ее?
– М-м… похоже, нет. Что это, блин, за Гейл Спайви такая?
«Люби меня, сейчас, сейчас, мой милый, – Шарлен почти рыдала в микрофон. – Ведь завтра может никогда не наступить!».
– Господи, Скотт! Видно, память о ней оказалась в поврежденной части твоей башки. У вас с ней такой роман крутился! Драмкружок…
Я вспомнил. Пухленькая блондинка, милая мещаночка.
– А, да! Ну какой там роман… Кажется, мы с ней сыграли вместе пару сцен из «Stfeetcat». Она еще обвинила меня, что я по правде пытался впихнуть ей в эпизоде с изнасилованием.
– Может, именно потому она тебя так хорошо помнит? Ну не в этом дело, она ведь в комитете встречи выпускников и интересовалась, не выручишь ли ты…
– Я? Выручу?
– Ну да, мол, не найдется ли у тебя подходящей музыки, что-нибудь из тогдашнего. Я сказал – ну, конечно, он же хранит все, что покупал со времен «The Ballad Of Davy Crockett». Я дал ей твой номер.
– Ну спасибо. Только я сам пока не знаю, буду ли на встрече.
– Ох, да ладно тебе, Скотт! Будет прикольно. Тебе что, не интересно посмотреть на наших?
– Не-а, – я встал. – Э, слушай, да я уже опаздываю на занятия танцами мамбо. Позвоню тебе как-нибудь, ага?
Я бросил на экран прощальный взгляд. Песня закончилась, и толпы пацанов штурмовали сцену, сдерживаемые мускулистыми мужиками из охраны, а Шарлен исчезла за взметнувшимся краем тяжелого занавеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45