Не то чтобы он сознательно искал ее двойника. Но выбирать ему не приходится. Проезжая через разные города то ли в новом, то ли в реанимированном «стин-грэе», он видит ее повсюду. Призраки за рулем других машин. Фантомы в музыкальных магазинах. Девушки с волосами Черил, с ее бледной кожей. Он никогда не сможет избавиться от этих иллюзий. Кремация отказала ему в возможности коснуться ее восковой руки и с осязаемой определенностью осознать наконец, что ее больше нет. А теперь хотя бы какая-то часть его мозга ни за что не поверит до конца в то, что она мертва.
И вот он с ревом проходит поворот на автостраду Тихоокеанского побережья, где они сорвались с трассы, и ему так хочется резко вывернуть руль. От импульсивного самоубийства его спасают инстинкты творца. Нет, он не пойдет следом за Черил. Он вернет ее себе.
Но пока что все мольбы и заклинания остаются без ответа. Он сидит за роялем, глядя в пространство, на полу грудой валяются смятые бумаги. В горестном оцепенении он бродит по пустому дому в Хермозе. Смотрит на двухъярусную кровать в холодноватой комнате с голубыми обоями. Поднимает серебряную цепочку – ножной браслет Черил – и при тусклом свете вглядывается в его блеск.
Однажды фатальным августовским вечером он бесцельно мотается на машине по Лос-Анджелесу, по пригородам и жилым кварталам – и видит указатель заезда в открытый кинотеатр для машин «Сенчури», перечеркивающий кричаще-оранжевый горизонт. «A Hard Day's Night» – написано ярко-красными буквами, отражающимися в его темных очках «Балорама». Возможно, надеясь ненадолго спастись от терзающей его тоски, он едет по указателю.
Но спасения нет. Припарковавшись в тринадцатом ряду, он вглядывается в экран, кадры тускнеют на стеклах темных очков, радостная энергия фильма для него не существует. Каждая песня напоминает о Черил, каждая. В конце фильма, когда Пол поет «And I Love Her», он начинает рыдать – впервые со дня гибели Черил.
Но у окна машины появляется лицо, не дав ему погоревать. Прыщавое молодое лицо, и вдобавок – дурацкий голос с простонародным выговором. Бобби, который узнал его, лепечет что-то насчет пробного выступления, что-то о группе под названием «Darts», о девушке-вокалистке.
На кой черт Деннису выслушивать это, на кой хрен это ему надо?
Но тут в зеркале заднего вида появляется призрак. Его сердце останавливается, дыхание перехватывает – он смотрит, как она приближается. Ее бледная кожа мерцает в свете экрана. Нежный рот – вишнево-красного цвета. В ее ясных глазах голубизна – они такие же голубые, как его машина. Его Черил возвращается к нему; его Ангел спускается к нему с небес – воистину дар Господень. Любовь всей его жизни снова с ним, лишь чуточку изменив облик. Он снимает темные очки и, когда она подходит вплотную к машине, берет ее теплую маленькую руку в ладони.
Сотворение заклинания начинается несколько дней спустя, на студии «Санрайз Саунд». В раскаленную добела жарищу Деннис изливает всю свою тоску по Черил, он восторженно творит модель утраченного счастья, и в эти шесть дней непрерывной работы он создает основы всего, что «Stingrays» когда-либо будут исполнять. В приливе восторженного подъема (они ведь сумели!) парни играют так, как уж точно никогда больше не будут играть, они выдают Деннису все, что ему нужно – но Шарлен дает ему больше, намного больше. «Люби меня сегодня ночью», – взывала она из-за стекла, и Деннис экстатически кивает в своей кабинке, и всем ясно, что она влюблена в него, влюблена впервые в жизни, без страха перед болью, не боясь быть отвергнутой. «Люби меня сегодня ночью», – кричит она сквозь вихри эйфорических звуков – и даже Бобби, давно и безнадежно влюбленный в нее, не может не ощущать предельный восторг этого момента, и неважно, каков его источник. Но настрой смещается, это уже не радость – Деннис провоцирует ее на самые крайние эмоциональные переживания. Присутствие на этих музыкальных сессиях – все равно, что духовный вуайеризм: она раскрывается перед ним все больше, все глубже, ничего не придерживая, ничего не защищая, пока, наконец, в наивном обожании не отдает ему всю свою душу «Сегодня вечером, крошка. Детка, прошу тебя. Да! Люби меня сейчас!»
И вот, наконец, когда ее желания запечатлены на виниле, он так и делает. Везет ее в Хермозу, в тот дом. В голубую комнату. На двухъярусную кровать. И так нежно любит ее, целуя мягкие вишнево-красные губы. Представляя себе, что рядом с ним – Черил. Шепча «Ангел», когда кончает. И капает ее жертвенная кровь, оставляя следы на покрывале с кактусами.
Безумное, неостановимое сотворение звезды – после самопожертвования Шарлен. Ее невзрачные каштановые волосы взбиты в жесткий пук, как у Черил. Она втиснута в сексуальные блузки и слишком узкие брючки-капри. Деннис очаровывает ее мать – и Шарлен вступает в выцветшую гостиную в Аркадии, затянутая в шикарный облегающий наряд с рисунком «змеиная кожа». Деннис дает инструкции – и ее макияж выполняется так, чтобы как можно сильнее подчеркнуть ее сходство с Черил. В конце концов она становится эффектной, «кинозвездной» версией своего прототипа; и ни на миг она не подозревает, что он лепит ее по другой модели. Она верит, что он делает все это для нее. Верит, что он отчаянно влюблен в нее, так же, как и она в него. А что еще ей остается думать – ведь он разводит вокруг нее такую суматоху, льстит и потакает ей, любит ее так нежно, как ее никогда никто не любил? Положение звезды и прекрасный белокурый принц – что еще ей оставалось чувствовать кроме того, что она попала в сказку? Она ни о чем не спрашивает. Единственное, что ей нужно – сделать так, чтобы ее любимому было хорошо. Если он хочет, чтобы она пользовалась именно этими сладкими духами – она всего лишь так и делает. Деннису лучше знать. Это же ясно. Он ведь оказался прав насчет смены названия, и лоснящийся романтизм «Stingrays» вытеснил неуклюжую вязкость «Darts». «Люби меня сегодня ночью» уже поднимается на вершину чартов. К сентябрю парни уже горбятся в облегающих рубашках и темных очках, а Шарлен пристально смотрит с обложки альбома «Грезы на впрыснутом топливе».
«Stingrays» завоевывают Америку: фурор, лимузины, фотоаппараты «инстаматик» в несколько рядов, Шарлен в промокшем от пота шифоне надрывается перед бескрайним морем истеричных юных лиц. Давка на пути к машине, гонка по улицам, физиономия последнего фана удаляется в зеркале заднего вида, обморок перед телевизором, по которому показывают «Shindig» в «Холидей Инн».
Розовые салфеточки клинекс, красная губная помада, зелененькие пилюли дексамила в форме сердечек.
Вид на дом в Малибу – законченный в 1965, этот египетский дворец предназначался для Черил. Он ведет Шарлен в гараж. Вместе они поднимаются по внутренней лестнице. У нее перехватывает дыхание, когда она видит голубую комнату, полностью перенесенную сюда из дома в Хермозе.
– Я хотел бы навсегда сохранить эту комнату, – говорит он ей, – это место, где мы с тобой впервые занимались любовью.
Ее взгляд затуманивается. Это так мило, так сентиментально и так типично для мужчины, которого она любит – для этого хрупкого гения-повелителя с закрытым от других добрым сердцем. Конечно, она снова займется с ним любовью на двухъярусной кровати, точно так, как это было в первый раз. И точно так же, как тогда, он любит ее необычайно нежно и шепчет ее прозвище, когда кончает.
Следующие два года обозначены обложками альбомов.
«Подростковая утопия» выходит в августе шестьдесят пятого. Они толпятся вокруг «стингрэя» у сияющего неоном открытого кинотеатра, Шарлен в розовых брючках-капри, Бобби подносит ей зажигалку (он единственный, кто даже ночью не снимает темные очки). Это самый неудачный, с точки зрения прибыли, альбом, совпавший по времени выхода с «Satisfaction» и «Ticket to Ride», на котором Бобби так многообещающе вел свою партию на «стратокастере» – в первый и последний раз.
«Автострада Тихоокеанского побережья», март шестьдесят шестого. Они стоят на трассе в Зуму, голосуют машинам и микроавтобусам, но даже самый наивный мальчик из колледжа наверняка сто раз подумает, прежде чем решится подбросить этакую компанию: угрюмые бродяги с засаленными прическами «паж», на всех – круглые темные очки, в мягких ботинках наверняка припрятаны выкидные ножи, а в дозы «кислоты» наверняка подмешан стрихнин. И еще эта девица: ярко-красные губы над обтягивающей черной майкой, черная мини-юбка, черные колготки – злобный ангел, мечта байкера, соблазняющая на веселое путешествие, которое может закончиться только повреждением спинного мозга. В финансовом плане этот альбом – самая большая их удача, звучание Контрелла здесь во всем своем бурном великолепии, с наложением ритма тамбуринов и гитарными партиями под «Byrds».
«Эйфория скоростной трассы», последний альбом их «новых» материалов, выпущенный в ноябре шестьдесят шестого. «Художественное» фото на обложке в стиле Аведона: Шарлен выглядит печальной и несколько утомленной грузом своих шестнадцати лет; парни «ранимы» и «поэтичны», этакие Артюры Рембо сточных канав. Кроме Бобби – исхудалый, с болезненно-красными пятнами под глазами с расширенными зрачками, он портит весь эффект дурацкой ухмылкой. Доведенная до идиотизма скрупулезность при накладывании записей – Берлинский филармонический оркестр согласно дезоксиновой идее скрещен с «Blonde On Blonde» – не может скрыть того, что все эти песни лишь осадок от тех первоначальных музыкальных сессий в шестьдесят четвертом. Несмотря на то, что Деннис обещал сделать новые записи – и продюсировать новые песни Бобби, и дать Бобби спеть, – он не сделал этого, и никогда не собирался делать.
Альбом «Такой живой» загибается сам по себе вскоре после выхода в шестьдесят седьмом. Многострадальная свайно-забойная запись концерта, сделанная в их последнем в ту весну турне; обложка альбома была довольно сомнительной. На передней стороне красовался мчащийся «корвет», охваченный пламенем, отчетливо была видна фигура горящего водителя. На задней стороне было фото разбитого «стингрэя», гниющего среди водорослей на берегу.
И хотя это пик их карьеры, последнее турне – это сплошная ночь ускоряющегося распада и беспричинных жертв; Деннис и Бобби так и готовы вцепиться друг другу в глотку.
– Ты кретин! Все твои песни – отстой! Не выпущу я тебя петь, никогда! – орет Деннис в лицо Бобби в Сан-Франциско в гримерке за секунду до того, как Бобби начинает душить его. Вмешивается Большой Уилли, фиксируя Бобби удушающим захватом.
Они движутся по Америке, вопящее бронетанковое соединение, оставляя по утрам за собой выжженные изнутри «холидей инны». Фрэнка и Джимми арестовывают в Канзасе за то, что они мочатся из окна на парочки внизу, направляющиеся на вечеринку. В Хьюстоне камера запечатлевает Денниса, дающего пощечину Шарлен – тогда он впервые ударил ее. Когда они добираются до Флориды, Деннис уже полный психотик, получающий тайные послания из серий «Зеленых просторов» по ТВ, сквозь зубы цедящий в телефонную трубку бессвязные распоряжения, поглаживая пистолет. Ночью он врывается в номер Бобби и пытается застрелить его. Большой Уилли вовремя оказывается на месте и успевает отобрать пистолет. В отеле Питтсбурга Шарлен запирается в ванной и дико кричит, зажимая рот полотенцем. А по другую сторону стены Бобби ищет вену среди потеков крови на тонкой бледной руке. К их прибытию в Чикаго шприц уже пуст. В Детройте мотор глохнет навсегда.
Однако в последовавшей за этим безмятежности вонь горящего топлива идет на убыль. Однажды днем Деннис и Шарлен лежат, отходя от всего этого, на пляже Малибу – и вдруг он поднимается на локтях и обыденно предлагает пожениться. Ее изумленный взгляд сменяется ликующим воплем, который слышен от Ринкона до Ла-Джолла.
Пышная свадьба в Беверли-Хиллз, весь цвет мирового рока, большинство в белом. Ринго подхватывает букет. Мик целует невесту. Кейт Мун шутит насчет применения ножа для разрезания свадебного торта, дабы добраться до бриллиантового кольца Шарлен. Даже Деннис смеется.
Неизбежный медовый месяц на Ривьере. Вяло проходящие дни в Сан-Тропе; огни фейерверков отражаются в бриллиантах секса.
Но почти сразу после возвращения в Лос-Анджелес тьма вновь стала сгущаться. Одна, Шарлен бродит по пустому египетскому мавзолею, куря «Eves» одну за одной, в трехсотый раз слушая «Sgt. Pepper», потом наигрывает мелодии на своем пианино, набрасывая песни для соло-альбома, который Деннис обещал записать. Но он редко появляется дома, да и приходит только затем, чтобы проспать двадцать часов подряд.
Вот он в студии «Санрайз Саунд», и он похож на одержимого. В четыре утра, один в звукооператорской, он горбится над пультом, обветренные губы растресканы, кожа кажется желтой в свете ламп, вместо глаз – темные провалы, а он крутит и крутит один и тот же фрагмент записи, изучая, взвешивая, оценивая пять нот гитарного проигрыша снова и снова, часами, весь следующий день, всю следующую ночь. Это должно было стать его завершающим программным заявлением – концептуальный тройной альбом, который однажды описали как «рок-н-ролльное Головокружение». Некоторое время здесь торчали и «Vectors», пока он не обозвал их в лицо пидорами и не вышвырнул вон. Многие знаменитые музыканты приходят и уходят, их записи летят в мусорку, пишутся заново, в них втискиваются слова, и опять в мусорку, и еще раз написать заново, струнные, духовые и вокал добавить, убрать, возня с записями, снова и снова, и конца не видно – пока работать он уже не может. Мозги выжжены, как деревушка на пути «Тет Оффенсив», вены изодраны, как тропа Хо Ши Мина, в конце концов он в приступе паранойи уничтожает все записи, решив, что музыка каким-то образом ответственна за продолжение войны во Вьетнаме. Два года работы; шедевр, который те, кому довелось его услышать, описывали как совершенно безумное барокко, и в то же время необычайно величественное произведение, которое должно было затмить Фила Спектора, Брайана Уилсона и рок-минималистов «Битлз» – все это утрачено навеки, погибло вместе с рассудком, мозговыми клетками и зубами Денниса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45