https://wodolei.ru/
Я как можно скорее закончил разговор с мамой, пообещав позвонить снова, когда я буду в безопасности «в Европе».
Следующие несколько дней меня не отпускала сильнейшая паранойя. Я был убежден, что телефон прослушивался – кем-то. Я обнаружил старый кольт сорок пятого калибра в письменном столе отца. Он был заряжен, но выглядел так, будто из него не стреляли со времен «О. К. Коррал».
И все же, ночью я держал его на тумбочке у кровати – на всякий случай. Но никто не пришел.
А дождь все усиливался. Через неделю его называли самым ужасным штормом, который когда-либо обрушивался на Южную Калифорнию за последние сорок лет. Каждый выпуск новостей начинался показом новых катастроф. Каньоны превратились в бушующие потоки, унося машины, гнилые хэллоуинские тыквы, домашних животных и людей вниз, на полузатопленные равнины. Склоны, обнаженные прошедшим по ним месяц назад пожаром, превратились в вязкое месиво. Шаткие домишки, взгроможденные на стойки, оседали, как миниатюры в фильме «Родан». Запись серфа, размозженного о берег. Очистные баки дали трещины, их содержимое просачивалось в песок. Если бы Гиджет в этом году отправилась кататься на серфе, она вышла бы из воды с гепатитом.
Крыша в нескольких местах потекла; я подставлял кастрюли под струйки воды. Течь над пианино я не заметил. Когда утром я подошел к нему, оно уже вымокло. Клавиши издавали тупой глухой звук. Ни «Hurt», ни «Point Blank» на нем уже не сыграть.
Несколько раз я добирался до Авалона за покупками, в семейный магазинчик, который держала азиатская пара. Я уже не так боялся, что меня узнают – борода у меня уже отросла. По крайней мере, так было до вечера, когда я увидел свою фотографию в бульварной газете. Снимок был маленький, а на развороте красовалось фото Шарлен, побольше. «РОК-ЗВЕЗДА ПОДВЕРГЛАСЬ ТЯЖКОМУ ИСПЫТАНИЮ», – возвещал заголовок; впрочем, я сомневался в его правоте. «ДИ-ДЖЕЙ ПРЕСЛЕДОВАЛ И ТЕРРОРИЗИРОВАЛ МЕНЯ», – цитата крупным шрифтом.
Чертова бульварщина. Наверняка они с ней даже не разговаривали. Вранье все это, чушь собачья.
Когда я приходил в следующий раз, ее фото было на обложке «Пипл». Ее сняли перед зданием «Тауэр Рекордс», возможно, это были съемки для раскрутки «Преждевременного погребения». Взгляд у нее был стеклянный, заторможенный, но она улыбалась. «ШАРЛЕМ КОНТРЕЛЛ, – гласил заголовок, – ТАЙНАЯ БИТВА С АГОРАФОБИЕЙ».
Я чуть не блеванул на коробочки «тик-така». Боже ты мой, а дальше что? Она стала жертвой года с психоневрологическим заболеванием сезона. Теперь ей оставалось сделать ради своей агорафобии то, что Карин Карпентер сделала ради своей нервной анорексии. Правда, история Шарлен так классно не вышла бы. На обложках нельзя было напечатать даты рождения и смерти.
Я продолжал набирать номер Луизы. Поймал себя на том, что какая-то часть меня ждет звонка от Шарлен – хотя, если рассуждать разумно, вряд ли у нее был здешний номер. Да и доступ к телефону тоже.
Были моменты, когда я понимал, что могу жестоко ошибаться, считая, что она по-прежнему любит меня. Но то, что копы до сих пор не заявились в этот дом, вроде бы доказывало, что она так и не рассказала им об этом месте. Но, с другой стороны – могла и рассказать, и копы лишь дожидались, когда ливни хотя бы притихнут. И тут же спикируют сюда на вертолетах, как в «Апокалипсисе сегодня», а из динамиков на всю катушку понесется «Прилив волны огня».
Я обдумывал самые разные способы вызволить Шарлен, но среди них никак не мог найти такой, при котором меня не убили бы. Приближаться к ней сейчас было все равно, что подходить к президенту с черным пластиковым водяным пистолетом в руке.
Ну, всегда оставался парикмахерский салон «Инглвуд». Я мог бы загримироваться под парикмахера-латиноса, брызнуть в глаза телохранителям «Акванетом», ослепив их, и умчать мою взъерошенную принцессу Лейю в бешено несущемся «ле кар».
Когда меня одолевал пессимизм, я с той же легкостью представлял себе, как она, бросив на меня один лишь взгляд, кричит телохранителям: «Боже! Это он!» И я, изрешеченный градом пуль, в залитой кровью футболке с портретом Дайаны Росс и темно-серых модельных штанах из парашютки, исполнил бы предсмертный пируэт и испустил бы последний вздох.
Вне всякого сомнения, с этим домом все, конечно, было ясно. Теперь это место было укрепленным лагерем. Фрэнклину Делано Рузвельту понадобилось бы не меньше везения, чтобы вывезти Еву Браун из Берхтесгадена, привязав ее поперек своей инвалидной коляски.
Как-то утром я проснулся от раздражающей тишины. Дождь прекратился. Я глянул в окно, сквозь мокрую листву, с которой капало. Небо оставалось все таким же темным; это было лишь временное затишье. Но я почувствовал тревогу, беспокойство. Не то, чтобы я и в самом деле ожидал захвата с вертолетов, но если полиция хотела, по крайней мере, проверить дом, сейчас было самое время.
Я сварил завтрак, поставил на огонь кофе и уселся смотреть по телику старую серию «Приключений Оззи и Харриет». Приключения. Это название всегда казалось мне странноватым. Какие приключения? Они вообще ничего не делали. Оззи искал засунутые куда-то ключи от машины, неопределенное ожидание становилось невыносимым, и тут кто-то постучал в дверь.
Я пулей метнулся в спальню, размазав по полу яйца, схватил кольт, пошатываясь вернулся и прицелился в дверь.
– Скотт? – Это был Нил. – Скотт, я знаю, что ты там. Телевизор слышно, – голос звучал серьезно, без всяких подначек. – Скотт, открой эту хренову дверь! Все в порядке. Я один.
Я кинулся к окну и пригляделся из-за занавески с рюшечками. Вроде он действительно был один. Я отпер дверь. Он осторожно шагнул внутрь; огляделся в поисках кого-нибудь еще кроме меня.
– Как ты узнал, что я здесь? – поинтересовался я.
– Просто догадка. – Он понял, что я один, и несколько расслабился. – Скотти, что же ты делаешь? – спросил он самым сочувствующим родительским тоном, пока я засовывал кольт за пояс штанов. – Это же безумие. Почему ты не позвонил мне?
– Времени не нашел. Работаю над юмористической книгой. Шуточки о массовых убийствах. Тук-тук.
– Скотт… – похоже, его больно задело мое напоминание о том, что он говорил в интервью.
– Ну же, отвечай: «Кто там?»
– Скотти, я просто так отреагировал, когда услышал об этом в новостях. А что мне оставалось думать? Ты ведь и правда шутил над тем, чтобы сделать что-нибудь ненормальное.
– Мог бы хотя бы подождать, пока не выслушаешь мою версию, – и я отправился на кухню убавить огонь под кофейником.
Он последовал за мной:
– Скотти, посмотри на меня…
Я и не собирался.
– Теперь я знаю, что случилось на встрече выпускников, – продолжал он. – Вот потому-то и приехал. Я могу спасти тебя, Скотт, если ты дашь мне это сделать. Выход есть. Но совершенно необходимо, чтобы ты сдался властям.
– Слышал про того поляка, серийного убийцу?
– Скотт, чем дольше ты остаешься в бегах, тем виновнее выглядишь. Особенно сейчас; твой единственный шанс – это открыться и изложить свою версию происшедшего.
– Что значит «особенно сейчас»? – я налил нам кофе.
– Шарлен добилась судебной неприкосновенности. В понедельник она выступает перед присяжными. Она тебя уничтожит.
– Не верю, – смотреть на него я все еще не мог.
– Не веришь? – он рассмеялся. – Лучше поверь, уж постарайся. Она собирается всего тебя перетряхнуть, приятель – да так, как «Roto-Rooter» не справится. Все, о чем говорил ее адвокат, она собирается повторить и расписать во всех красках. И то, как ты ее преследовал, и то, как той ночью ты вломился в дом и пытался ее изнасиловать. Может, даже то, что ты ее все-таки изнасиловал. Кто знает, как далеко она зайдет? Не так уж важно, что случилось на самом деле, – все готовы поверить каждому ее слову. Если только мы сейчас не выставим встречную версию.
Я сел за стол, спокойно прихлебывая свой кофе, хотя от его слов у меня сердце разрывалось.
– Все равно мне пиздец, – наконец выговорил я. – Из-за встречи выпускников.
– Не обязательно, – он сел напротив. – Нам придется выступать против большинства наших одноклассников, это верно. Знаешь… – он заискивающе рассмеялся, прямо как Рональд Рейган, – не думаю, что многие из них даже сознательно врут. Ты всегда был со странностями, Скотт. И они ненавидели тебя за это все двадцать лет. Они хотят верить в то, что ты окончательно свихнулся и заявился туда, собираясь убивать кого попало. Но, – он наклонился над столом, – есть несколько человек, которые видели кое-что еще. Которые видели – Скотти, смотри на меня – видели, как все было на самом деле. – Он сделал паузу для пущего эффекта. – Мэри Энн Джеймс хочет дать показания, что именно Билл начал драку. Что ты всего лишь защищал себя и Шарлен. Что Билл в действительности сам в себя выстрелил. И Джефф Ментон собирается давать такие же показания.
– Благослови их, Господи, – ответил я совершенно искренне, хоть и был уверен, что остальные их просто задавят массой. – Конечно, а знаешь, что на самом деле там было? Я расспрашивал Билла о Черил Рэмптон, о той жаркой апрельской ночи шестьдесят четвертого…
Он вскинул руку:
– Несущественно. Использовать нельзя.
– Но это и правда очень интересно…
– Скотти, я пытаюсь донести до тебя вот что: мне кажется, мы сможем выкрутиться из этой невероятно гнилой ситуации. Думаю, мне удастся убедить присяжных, что ты пришел на встречу, не собираясь применять оружие, а наоборот, с единственным намерением передать его мне. Потому что ты наконец осознал, хоть и поздновато, как серьезно ты запутался в ее паутине, как жестоко и ужасно ты был уязвлен.
Я засмеялся. Он – нет:
– Слушай, только не вздумай вставать в героическую позу. Лучше немного побыть ничтожеством, чем провести десять лет за решеткой, согласен?
Я покачал головой:
– Это глупо.
– Скотт, – он выдал мне самый суровый из всех возможных взглядов. – Эта сучка-интриганка использовала тебя с самого начала. Блин, мне это было видно еще несколько месяцев назад! Ты что, все равно этого не понимаешь? Даже сейчас, в таком отчаянном положении?
Я сдержался:
– Не думаю, Нил, что ты понимаешь нашу с ней ситуацию, да и вряд ли когда-нибудь…
– Да нет, очень даже понимаю. Лучше всего сюда подходит определение «подкаблучник». Очень жаль, что такого юридического термина нет. Именно на этом и будет построена наша защита. Господи Иисусе, Скотт, да ведь она рулила тобой, как хотела, стоило ей потянуть за веревочку, привязанную к твоему концу.
– Я думаю, что ты просто дерьмо собачье, Нил.
– Нет, не думаешь. Ты не хочешь этого замечать, но так оно и есть. Это же старый сценарий, дружище. Думаю, Барбара Стэнвик проделала тот же самый трюк с Фредом Мак-Мюрреем в знаменитом фильме «Двойная страховка».
Понял, кто ты, дружище? Фред Мак-Мюррей восьмидесятых. А знаешь, кто я? Эдвард Г. Робинсон. Я ведь с самого начала чуял, как крыса, что тут что-то неладно, но у меня духу не хватило тебя предупредить.
– Ты меня предупреждал. Но как бы то ни было, в фильме такого поворота не было. Ты все равно дерьмо собачье.
– Скотт, она зазвала тебя наверх, чтобы убить Денниса, разве не так? Разве не это случилось той ночью? Скажи мне правду.
– Это она стреляла в него, Нил. Только для протокола.
Это его ошарашило, но он постарался принять спокойный вид.
– Так, ясно. Отлично. Но она заманила тебя туда.
– Ну вряд ли это можно назвать «заманила». Она была заперта в этом гребаном доме, а огонь вот-вот должен был подобраться к нему. Он оставил ее взаперти за электрифицированной дверью.
– Ох, чушь какая. Конечно, она сказала тебе именно это, чтобы ты приехал туда. Она рассчитывала, что он наткнется на тебя там. Похоже, что-то пошло не совсем так, как она планировала. Но кто бы ни нажал на курок, она всегда рассчитывала, что обвинение ты возьмешь на себя. Скотт, да включи же ты мозги! – заорал он. – Ты хоть знаешь, какое у Контрелла состояние? Где-то пятьдесят-шестьдесят миллионов долларов! С чего бы ей делиться этим с кем бы то ни было? – Он понизил голос. – А ведь она обещала тебе именно это, да? Такой схема и была, верно? Ее горячая упругая щель и тридцать лимонов в придачу.
Я с отвращением хмыкнул.
Он снова поднял руку:
– Нет, не рассказывай мне твою версию. Знать ее не хочу. Лучше сыграем на том, что ты оказался обманутым безмозглым тупицей, каким, наверное, и был. Жалость – дешевое чувство, но если она скостит тебе год-другой, то и черт бы с этим.
– Здорово, Нил! Да, пожалуй, уговорил ты меня. И где мне лучше объявиться? На Редондо-Бич?
– Помни главное, Скотт: плевать, какие неприятности тебе придется перенести поначалу, – снова этот рейгановский смешок, – очень скоро ты сможешь жить, как какой-нибудь чертов шейх.
– С чего это ты так решил?
– Это длинная история, Скотт. В коммерческом потенциале этого дела можешь не сомневаться. В нем есть все, что нужно для крупной документальной книги. Она может произвести такой же фурор, как «Хелтер скелтер» или «Кровь и деньги».
Все нужные для этого составляющие есть. Малибу, знаменитости, убийство, секс, наркотики и рок-н-ролл. Попомни мои слова, дружище, это будет черт знает какой успех.
– И кто же это напишет?
– Вот Ларри мог бы… – с грустью выдавил он, хотя я-то знал, что они с покойным братом всю жизнь вели между собой отчаянную борьбу, и никакое финансовое превосходство не могло смягчить жесточайшую зависть Нила к его почему-то намного более талантливому близнецу.
– Да, так грустно было узнать об этом, – ответил я.
– Такой был удар! На похоронах я столько народу перепугал. Они подумали, что я – Ларри. Как оказалось, он тоже бороду отпустил.
– Печально.
– Может, я сам напишу эту книгу, – вдруг заявил он, как будто эта мысль только что пришла ему на ум. – Меня будет вдохновлять память о Ларри.
– Ты?! – я чуть не рассмеялся.
– Ну да, а что тут такого? Если подводных камней окажется многовато, я всегда могу нанять кого-нибудь, кто бы помогал мне. На самом деле, это вполне удачное решение. Я напишу книгу, и, в сущности, это и будет твоим гонораром мне. – Он пристально поглядел на меня и продолжал врать со всей возможной убедительностью:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Следующие несколько дней меня не отпускала сильнейшая паранойя. Я был убежден, что телефон прослушивался – кем-то. Я обнаружил старый кольт сорок пятого калибра в письменном столе отца. Он был заряжен, но выглядел так, будто из него не стреляли со времен «О. К. Коррал».
И все же, ночью я держал его на тумбочке у кровати – на всякий случай. Но никто не пришел.
А дождь все усиливался. Через неделю его называли самым ужасным штормом, который когда-либо обрушивался на Южную Калифорнию за последние сорок лет. Каждый выпуск новостей начинался показом новых катастроф. Каньоны превратились в бушующие потоки, унося машины, гнилые хэллоуинские тыквы, домашних животных и людей вниз, на полузатопленные равнины. Склоны, обнаженные прошедшим по ним месяц назад пожаром, превратились в вязкое месиво. Шаткие домишки, взгроможденные на стойки, оседали, как миниатюры в фильме «Родан». Запись серфа, размозженного о берег. Очистные баки дали трещины, их содержимое просачивалось в песок. Если бы Гиджет в этом году отправилась кататься на серфе, она вышла бы из воды с гепатитом.
Крыша в нескольких местах потекла; я подставлял кастрюли под струйки воды. Течь над пианино я не заметил. Когда утром я подошел к нему, оно уже вымокло. Клавиши издавали тупой глухой звук. Ни «Hurt», ни «Point Blank» на нем уже не сыграть.
Несколько раз я добирался до Авалона за покупками, в семейный магазинчик, который держала азиатская пара. Я уже не так боялся, что меня узнают – борода у меня уже отросла. По крайней мере, так было до вечера, когда я увидел свою фотографию в бульварной газете. Снимок был маленький, а на развороте красовалось фото Шарлен, побольше. «РОК-ЗВЕЗДА ПОДВЕРГЛАСЬ ТЯЖКОМУ ИСПЫТАНИЮ», – возвещал заголовок; впрочем, я сомневался в его правоте. «ДИ-ДЖЕЙ ПРЕСЛЕДОВАЛ И ТЕРРОРИЗИРОВАЛ МЕНЯ», – цитата крупным шрифтом.
Чертова бульварщина. Наверняка они с ней даже не разговаривали. Вранье все это, чушь собачья.
Когда я приходил в следующий раз, ее фото было на обложке «Пипл». Ее сняли перед зданием «Тауэр Рекордс», возможно, это были съемки для раскрутки «Преждевременного погребения». Взгляд у нее был стеклянный, заторможенный, но она улыбалась. «ШАРЛЕМ КОНТРЕЛЛ, – гласил заголовок, – ТАЙНАЯ БИТВА С АГОРАФОБИЕЙ».
Я чуть не блеванул на коробочки «тик-така». Боже ты мой, а дальше что? Она стала жертвой года с психоневрологическим заболеванием сезона. Теперь ей оставалось сделать ради своей агорафобии то, что Карин Карпентер сделала ради своей нервной анорексии. Правда, история Шарлен так классно не вышла бы. На обложках нельзя было напечатать даты рождения и смерти.
Я продолжал набирать номер Луизы. Поймал себя на том, что какая-то часть меня ждет звонка от Шарлен – хотя, если рассуждать разумно, вряд ли у нее был здешний номер. Да и доступ к телефону тоже.
Были моменты, когда я понимал, что могу жестоко ошибаться, считая, что она по-прежнему любит меня. Но то, что копы до сих пор не заявились в этот дом, вроде бы доказывало, что она так и не рассказала им об этом месте. Но, с другой стороны – могла и рассказать, и копы лишь дожидались, когда ливни хотя бы притихнут. И тут же спикируют сюда на вертолетах, как в «Апокалипсисе сегодня», а из динамиков на всю катушку понесется «Прилив волны огня».
Я обдумывал самые разные способы вызволить Шарлен, но среди них никак не мог найти такой, при котором меня не убили бы. Приближаться к ней сейчас было все равно, что подходить к президенту с черным пластиковым водяным пистолетом в руке.
Ну, всегда оставался парикмахерский салон «Инглвуд». Я мог бы загримироваться под парикмахера-латиноса, брызнуть в глаза телохранителям «Акванетом», ослепив их, и умчать мою взъерошенную принцессу Лейю в бешено несущемся «ле кар».
Когда меня одолевал пессимизм, я с той же легкостью представлял себе, как она, бросив на меня один лишь взгляд, кричит телохранителям: «Боже! Это он!» И я, изрешеченный градом пуль, в залитой кровью футболке с портретом Дайаны Росс и темно-серых модельных штанах из парашютки, исполнил бы предсмертный пируэт и испустил бы последний вздох.
Вне всякого сомнения, с этим домом все, конечно, было ясно. Теперь это место было укрепленным лагерем. Фрэнклину Делано Рузвельту понадобилось бы не меньше везения, чтобы вывезти Еву Браун из Берхтесгадена, привязав ее поперек своей инвалидной коляски.
Как-то утром я проснулся от раздражающей тишины. Дождь прекратился. Я глянул в окно, сквозь мокрую листву, с которой капало. Небо оставалось все таким же темным; это было лишь временное затишье. Но я почувствовал тревогу, беспокойство. Не то, чтобы я и в самом деле ожидал захвата с вертолетов, но если полиция хотела, по крайней мере, проверить дом, сейчас было самое время.
Я сварил завтрак, поставил на огонь кофе и уселся смотреть по телику старую серию «Приключений Оззи и Харриет». Приключения. Это название всегда казалось мне странноватым. Какие приключения? Они вообще ничего не делали. Оззи искал засунутые куда-то ключи от машины, неопределенное ожидание становилось невыносимым, и тут кто-то постучал в дверь.
Я пулей метнулся в спальню, размазав по полу яйца, схватил кольт, пошатываясь вернулся и прицелился в дверь.
– Скотт? – Это был Нил. – Скотт, я знаю, что ты там. Телевизор слышно, – голос звучал серьезно, без всяких подначек. – Скотт, открой эту хренову дверь! Все в порядке. Я один.
Я кинулся к окну и пригляделся из-за занавески с рюшечками. Вроде он действительно был один. Я отпер дверь. Он осторожно шагнул внутрь; огляделся в поисках кого-нибудь еще кроме меня.
– Как ты узнал, что я здесь? – поинтересовался я.
– Просто догадка. – Он понял, что я один, и несколько расслабился. – Скотти, что же ты делаешь? – спросил он самым сочувствующим родительским тоном, пока я засовывал кольт за пояс штанов. – Это же безумие. Почему ты не позвонил мне?
– Времени не нашел. Работаю над юмористической книгой. Шуточки о массовых убийствах. Тук-тук.
– Скотт… – похоже, его больно задело мое напоминание о том, что он говорил в интервью.
– Ну же, отвечай: «Кто там?»
– Скотти, я просто так отреагировал, когда услышал об этом в новостях. А что мне оставалось думать? Ты ведь и правда шутил над тем, чтобы сделать что-нибудь ненормальное.
– Мог бы хотя бы подождать, пока не выслушаешь мою версию, – и я отправился на кухню убавить огонь под кофейником.
Он последовал за мной:
– Скотти, посмотри на меня…
Я и не собирался.
– Теперь я знаю, что случилось на встрече выпускников, – продолжал он. – Вот потому-то и приехал. Я могу спасти тебя, Скотт, если ты дашь мне это сделать. Выход есть. Но совершенно необходимо, чтобы ты сдался властям.
– Слышал про того поляка, серийного убийцу?
– Скотт, чем дольше ты остаешься в бегах, тем виновнее выглядишь. Особенно сейчас; твой единственный шанс – это открыться и изложить свою версию происшедшего.
– Что значит «особенно сейчас»? – я налил нам кофе.
– Шарлен добилась судебной неприкосновенности. В понедельник она выступает перед присяжными. Она тебя уничтожит.
– Не верю, – смотреть на него я все еще не мог.
– Не веришь? – он рассмеялся. – Лучше поверь, уж постарайся. Она собирается всего тебя перетряхнуть, приятель – да так, как «Roto-Rooter» не справится. Все, о чем говорил ее адвокат, она собирается повторить и расписать во всех красках. И то, как ты ее преследовал, и то, как той ночью ты вломился в дом и пытался ее изнасиловать. Может, даже то, что ты ее все-таки изнасиловал. Кто знает, как далеко она зайдет? Не так уж важно, что случилось на самом деле, – все готовы поверить каждому ее слову. Если только мы сейчас не выставим встречную версию.
Я сел за стол, спокойно прихлебывая свой кофе, хотя от его слов у меня сердце разрывалось.
– Все равно мне пиздец, – наконец выговорил я. – Из-за встречи выпускников.
– Не обязательно, – он сел напротив. – Нам придется выступать против большинства наших одноклассников, это верно. Знаешь… – он заискивающе рассмеялся, прямо как Рональд Рейган, – не думаю, что многие из них даже сознательно врут. Ты всегда был со странностями, Скотт. И они ненавидели тебя за это все двадцать лет. Они хотят верить в то, что ты окончательно свихнулся и заявился туда, собираясь убивать кого попало. Но, – он наклонился над столом, – есть несколько человек, которые видели кое-что еще. Которые видели – Скотти, смотри на меня – видели, как все было на самом деле. – Он сделал паузу для пущего эффекта. – Мэри Энн Джеймс хочет дать показания, что именно Билл начал драку. Что ты всего лишь защищал себя и Шарлен. Что Билл в действительности сам в себя выстрелил. И Джефф Ментон собирается давать такие же показания.
– Благослови их, Господи, – ответил я совершенно искренне, хоть и был уверен, что остальные их просто задавят массой. – Конечно, а знаешь, что на самом деле там было? Я расспрашивал Билла о Черил Рэмптон, о той жаркой апрельской ночи шестьдесят четвертого…
Он вскинул руку:
– Несущественно. Использовать нельзя.
– Но это и правда очень интересно…
– Скотти, я пытаюсь донести до тебя вот что: мне кажется, мы сможем выкрутиться из этой невероятно гнилой ситуации. Думаю, мне удастся убедить присяжных, что ты пришел на встречу, не собираясь применять оружие, а наоборот, с единственным намерением передать его мне. Потому что ты наконец осознал, хоть и поздновато, как серьезно ты запутался в ее паутине, как жестоко и ужасно ты был уязвлен.
Я засмеялся. Он – нет:
– Слушай, только не вздумай вставать в героическую позу. Лучше немного побыть ничтожеством, чем провести десять лет за решеткой, согласен?
Я покачал головой:
– Это глупо.
– Скотт, – он выдал мне самый суровый из всех возможных взглядов. – Эта сучка-интриганка использовала тебя с самого начала. Блин, мне это было видно еще несколько месяцев назад! Ты что, все равно этого не понимаешь? Даже сейчас, в таком отчаянном положении?
Я сдержался:
– Не думаю, Нил, что ты понимаешь нашу с ней ситуацию, да и вряд ли когда-нибудь…
– Да нет, очень даже понимаю. Лучше всего сюда подходит определение «подкаблучник». Очень жаль, что такого юридического термина нет. Именно на этом и будет построена наша защита. Господи Иисусе, Скотт, да ведь она рулила тобой, как хотела, стоило ей потянуть за веревочку, привязанную к твоему концу.
– Я думаю, что ты просто дерьмо собачье, Нил.
– Нет, не думаешь. Ты не хочешь этого замечать, но так оно и есть. Это же старый сценарий, дружище. Думаю, Барбара Стэнвик проделала тот же самый трюк с Фредом Мак-Мюрреем в знаменитом фильме «Двойная страховка».
Понял, кто ты, дружище? Фред Мак-Мюррей восьмидесятых. А знаешь, кто я? Эдвард Г. Робинсон. Я ведь с самого начала чуял, как крыса, что тут что-то неладно, но у меня духу не хватило тебя предупредить.
– Ты меня предупреждал. Но как бы то ни было, в фильме такого поворота не было. Ты все равно дерьмо собачье.
– Скотт, она зазвала тебя наверх, чтобы убить Денниса, разве не так? Разве не это случилось той ночью? Скажи мне правду.
– Это она стреляла в него, Нил. Только для протокола.
Это его ошарашило, но он постарался принять спокойный вид.
– Так, ясно. Отлично. Но она заманила тебя туда.
– Ну вряд ли это можно назвать «заманила». Она была заперта в этом гребаном доме, а огонь вот-вот должен был подобраться к нему. Он оставил ее взаперти за электрифицированной дверью.
– Ох, чушь какая. Конечно, она сказала тебе именно это, чтобы ты приехал туда. Она рассчитывала, что он наткнется на тебя там. Похоже, что-то пошло не совсем так, как она планировала. Но кто бы ни нажал на курок, она всегда рассчитывала, что обвинение ты возьмешь на себя. Скотт, да включи же ты мозги! – заорал он. – Ты хоть знаешь, какое у Контрелла состояние? Где-то пятьдесят-шестьдесят миллионов долларов! С чего бы ей делиться этим с кем бы то ни было? – Он понизил голос. – А ведь она обещала тебе именно это, да? Такой схема и была, верно? Ее горячая упругая щель и тридцать лимонов в придачу.
Я с отвращением хмыкнул.
Он снова поднял руку:
– Нет, не рассказывай мне твою версию. Знать ее не хочу. Лучше сыграем на том, что ты оказался обманутым безмозглым тупицей, каким, наверное, и был. Жалость – дешевое чувство, но если она скостит тебе год-другой, то и черт бы с этим.
– Здорово, Нил! Да, пожалуй, уговорил ты меня. И где мне лучше объявиться? На Редондо-Бич?
– Помни главное, Скотт: плевать, какие неприятности тебе придется перенести поначалу, – снова этот рейгановский смешок, – очень скоро ты сможешь жить, как какой-нибудь чертов шейх.
– С чего это ты так решил?
– Это длинная история, Скотт. В коммерческом потенциале этого дела можешь не сомневаться. В нем есть все, что нужно для крупной документальной книги. Она может произвести такой же фурор, как «Хелтер скелтер» или «Кровь и деньги».
Все нужные для этого составляющие есть. Малибу, знаменитости, убийство, секс, наркотики и рок-н-ролл. Попомни мои слова, дружище, это будет черт знает какой успех.
– И кто же это напишет?
– Вот Ларри мог бы… – с грустью выдавил он, хотя я-то знал, что они с покойным братом всю жизнь вели между собой отчаянную борьбу, и никакое финансовое превосходство не могло смягчить жесточайшую зависть Нила к его почему-то намного более талантливому близнецу.
– Да, так грустно было узнать об этом, – ответил я.
– Такой был удар! На похоронах я столько народу перепугал. Они подумали, что я – Ларри. Как оказалось, он тоже бороду отпустил.
– Печально.
– Может, я сам напишу эту книгу, – вдруг заявил он, как будто эта мысль только что пришла ему на ум. – Меня будет вдохновлять память о Ларри.
– Ты?! – я чуть не рассмеялся.
– Ну да, а что тут такого? Если подводных камней окажется многовато, я всегда могу нанять кого-нибудь, кто бы помогал мне. На самом деле, это вполне удачное решение. Я напишу книгу, и, в сущности, это и будет твоим гонораром мне. – Он пристально поглядел на меня и продолжал врать со всей возможной убедительностью:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45