Я не спорила. С прошлого четверга у меня уже был пистолет. Я просто никак не могла решить, кто из нас первым пустит его в ход.
– По-моему, ты сделала правильный выбор.
– Думаешь? – легкая улыбка. – Может, и так. Мне только ужасно не хочется рассказывать обо всем орде копов.
– Может, и не придется. Они найдут обугленное тело. Это вполне может выглядеть так, будто он оказался захвачен пожаром. Особенно вероятным это покажется, если дом сгорит дотла.
– Думаю, сгорит. Он намного дешевле, чем кажется там почти все – штукатурка и пластик. Деревяшка. Как декорация в кино, – снова возникло напряжение. – Жаль только, что не все огню достанется. «Стингрэй» этот. Дурацкий гребаный «стингрэй». Ненавижу эту машину. Весь этот гребаный дом ненавижу. И все это дерьмо. Меня от него тошнит, и всегда тошнило. Очень надеюсь, что со всем этим покончено. Надеюсь, все это сгорит на хрен дотла.
14
Пожары остались далеко, оранжевыми прожилками сверкая на склонах гор Санта– Моники; мы подъехали к гостинице «Серф-райдер» на Редондо-Бич. Это был приземистый футуристический комплекс начала шестидесятых, расположившийся в перекрестии между магазином «Самбо кофе» и павильоном «Туморроуленд».
Из углов выступали металлические спирали, вокруг окон лепились наборы полупрозрачной пластиковой мозаики, похожей на расплющенные мозги. Ветер трепал тонкие стволы пальм; я припарковался на свободном месте позади немецких тачек моих бывших одноклассников.
– Пойду вытащу его сюда. Давай ты подождешь в машине?
Она открыла свою дверь:
– Мне надо в комнату для девочек.
– Шарлен, думаю, будет разумнее, если мы с тобой не будем показываться вместе.
– Почему?
Хороший вопрос.
– Просто потому.
Пат. Я раздраженно вздохнул, и это не было актерством. Нервы были на пределе. Из-за жары, из-за ветра. Из-за того, что случилось. Из-за того, с чем мне предстояло столкнуться внутри.
– И что я, по-твоему, должна делать? Пописать в пепельницу?
– Ладно, пошли.
Согнувшись, мы пересекли парковку; ветер подгонял нас. Как только мы вошли в холл, я расслышал группу, игравшую в Орбитальном зале – женская группа исполняла кавер песни «Our Lips Are Sealed».
Свет в холле был ослепительным, повсюду – яркий оранжевый и желтый винил.
– Смотри, здесь внизу кофейный магазин. Уверен, там есть женский туалет, – я указал на коридор напротив Орбитального зала. – Я найду Нила, и мы встретимся с тобой. Ты подожди там.
Она кивнула и ушла.
Я собрал волю в кулак и направился в Орбитальный зал. На полпути оказался рядом с зеркальной колонной, мельком увидел свое отражение и внутренне похолодел. Рубашка была частично расстегнута, выставляя напоказ пистолет за поясом штанов. Боже, я совсем забыл про него. Похоже, я был не в себе намного больше, чем сам думал. Быстренько застегнул рубаху – Господи, а ведь в холле кто-нибудь мог увидеть пистолет – и тут заметил кровь на своих бежевых ботинках. Взгляд был остекленевший, воск с «ежика» размазался по лбу, по рукам стекали струйки пота. Я выглядел жутко, был похож на какого-то чертова психопата. Я не мог явиться в таком виде. Что обо мне подумают?
Иисусе, неужели и правда до такого дошло? Это дерьмо – к черту.
Я подошел к двери.
Освещение в зале было тусклым, как в баре. На большой танцплощадке двигались только несколько пар; я шагнул к столу с именными карточками, около которого уже никого не было. Карточек на нем оставалось не так много. Моя. И Нила. Черт, черт, черт.
– Скотт? Это ты?
Я поднял глаза и увидел приближающуюся Гейл Спайви. Она выглядела лучше, чем я представлял себе во время телефонного разговора. Она была стройной и сегодня вечером накрашенной до зубов, но видно было, что и завтра утром она не будет смотреться потрепанной.
– Привет, Гейл. Как дела?
Пока она подходила ко мне, выражение наигранного довольства на ее лице стремительно сменялось искренними опасениями. Она скатилась в нервозную изматывающую трескотню:
– Скотт, я так рада, что ты все сделал, как обещал, но честно говоря, я не была до конца уверена, что ты собираешься прийти. Поэтому в последнюю минуту мы пригласили группу, где играет дочка Бекки Мортон. Ты помнишь Бекки? Она играла с нами в спектаклях, вспомнил? В «Нашем городке» она играла Эмили, а потом вышла замуж за Боба Стабнера. Ты же помнишь Боба, да? Ну, конечно, надолго это все не затянулось, но…
– Гейл, погоди. Нил случайно не здесь, а? – я хватался за соломинку.
– Нет, но я с ним говорила на прошлой неделе. – Нервный смешок. Ну да, я в курсе, что ты говорила с ним, Гейл. Обо мне. – Уверена, он придет. Вот… – она взяла карточку с моим именем, расстегнула булавку: – Дай-ка я пристегну тебе карточку…
– Нет, ни к чему… – я оттолкнул ее руку, испугавшись, что она заметит пистолет, и выбил у нее карточку. Она отскочила назад, встревоженная, испуганная. Это было ужасно, мучительно. Мне надо было срочно уходить отсюда.
На мое плечо легла рука, и я резко развернулся. Это был Стив, один из моих прежних дружков, с широкой румяной физией, как у Франца Хальса, на которую мне было больно смотреть.
– Господи, глазам не верю! Да ты ничуть не изменился, дружище, – его голос дрожал от преувеличенной радости, но я чувствовал, что его глаза прощупывают меня – регистрируют настроение, оценивают мой взгляд. Он сделал жест, будто хотел обнять меня по-медвежьи, но этого я допустить не мог, он бы почувствовал пистолет за поясом, так что я сунул ему руку. Он крепко пожал ее, но я видел, что мою формальность он расценил как отталкивание и потому мгновенно остыл.
– Как дела, Стив?
– Отлично, просто отлично, лучше не бывает. Прикинь, мы с Бетти прилетели сюда аж из Талсы только на сегодняшний вечер, – он повел рукой в сторону грудастой блондинки в обтягивающем спортивном костюме жестом, каким ошалевшему от суеты бармену заказывают еще выпивки. – Съездил туда в семьдесят четвертом навестить брата, да так там и остался.
– Вроде я об этом что-то слышал, – отозвался я, вглядываясь в толпу. Было слишком темно, чтобы можно было узнавать людей, пока они не оказывались совсем рядом. А причудливо вращающийся агрегат в форме спутника над танцплощадкой ударил мне в глаза ярким светом.
– Самое лучшее место в стране, Скотт. Район открытых возможностей. Лос-Анджелес перехваливают, уж поверь мне.
– Верю, Стив. И уверен, что ты прав.
– А ты все еще ди-джей?
– Ага, так. – Все еще ди-джей – блин, это что значило? Твою мать, а что плохого в том, чтобы быть ди-джеем? Это лучше, чем продавать лицензии на производство гамбургеров с крысиным мясом – или какой там еще хренью он занимался в своей Талсе. – Это образ жизни, Стив.
Бетти к этому времени пробралась поближе, изгибаясь, как этакая сексуальная киска, сорвавшаяся с цепи.
– Милая, – сказал Стив, – это мой старый боевой друг, – фигурально выражаясь, конечно, ха-ха, – Скотт Кокрэн. Уверен, я тебе о нем рассказывал…
– О да, – ответила она писклявым голоском Бетти Буп, и я едва не заржал ей в физиономию. Я хочу сказать, что только чудом удержался от того, чтобы не загоготать так, что это тут же оскорбило бы ее; я еле-еле контролировал себя.
Я услышал визгливый крик и увидел, что ко мне вышагивает Мэри-Энн Джеймс, похожая на разъяренного жирафа на высоких каблуках. Я чуть было не завизжал на нее в ответ, только для того, чтобы показать, как она только что проехалась по моим нервам.
Она подошла ко мне, сложив губки бантиком, широко разведенными руками, и прежде чем я сообразил, что происходит, она уже обняла меня и снова завизжала, теперь уже в самое ухо:
– Скотт, у-у-у-уй! Я этого не переживу!
И я тоже. Я отклячил зад, чтобы пистолет не прижимался к ее животу. Когда-то я пригласил ее как свою девушку на выпускной. Потом, после вечеринки, я бы попробовал ее соблазнить, но она заблевала абрикосовым бренди весь мой «так-энд-ролл».
– Скотт, ты так классно выглядишь, так классно, я этого не переживу! – Заклинило тебя, что ли, Мэри-Энн? – Так, а где же Чарли? – огляделась она. – Где мой муж? Я хочу сделать обмен! – Она дико захохотала, но я подумал, что это шутка не более, чем наполовину. Когда-то она была влюблена в меня, но, конечно, в те времена я все еще не оправился после исчезновения Черил.
– Ты тоже отлично выглядишь, Мэри-Энн. – Так и было. Ей не помешало бы только принять немного торазина.
– Жизнь прекрасна, – заявила она, сияя мне в лицо. – Жизнь всегда была отличной. – Но в ее глазах застыл крик: «Помоги мне, я гибну здесь, внутри!»
Потом приперся Джефф Ментон, красивый парень, евнух от рождения; пожал мне руку с придушенным негромким «Здорово, приятель», словно боялся выказать слишком много чувств к другому парню – как бы не подумали что-нибудь не то.
– Как дела, Джефф?
– Не могу пожаловаться, – он скромно рассмеялся. Кретин, помешанный на гольфе. Печально.
– Так-так-так…
Этот саркастичный голос я узнал сразу, я помнил его по физкультурной раздевалке, где наши шкафчики были рядом, где, пока я расшнуровывал кеды, он вытаскивал свой хер, зная, что его не подвергшееся обрезанию хозяйство окажется прямо перед моим лицом. Это был голос, сообщивший мне, что Черил дает всем, кто ходит на задних лапах, лишь бы захотели. Это был голос человека, который глубоко лез языком в ее рот, а я смотрел на это в зеркало заднего вида в тот день, когда она умерла.
– Привет, Билл.
Он дыхнул на меня парами виски – он уже выпил, и похоже, выпил немало. Светлые волосы по-прежнему были вьющимися и сальными, а вот фигура сильно изменилась. Не стало наглой угловатости; теперь он был раскачанным мастодонтом в обтягивающей полиэстеровой майке и серых лавсановых слаксах, таких же тугих.
Он медленно потряс мою руку, словно подтверждая, что когда-то мы были смертельными врагами, но все это осталось позади, в прошлом, как давний итоговый футбольный матч, результаты которого забыты и пылятся где-то в спортивных архивах.
– Парень, да ты, похоже, нашел секрет молодости, – сообщил он. – Потому что тебе ни за что не дашь больше сорока пяти, ни на день больше, – и загоготал. Все такой же остряк.
– Ну, ты сам знаешь, в чем секрет, Билл. Я стараюсь следить за диетой. Много времени – физическим упражнениям. Никогда не сплю с одной и той же больше четырех ночей подряд.
– Да-а? – похоже, он слегка растерялся. – Ну, это я слышал. Короткие пути, жизнь в темпе. Рок-н-ролльном, – он снова заржал. На его лицо упали неровные световые пятна от спутниковой конструкции под потолком. – Это вот как раз из той области, да? – он провел рукой по моему «ежику». Я напрягся. – Как это теперь называется? Какое-нибудь собачье дерьмо новой волны или еще как-то?
– Это ностальгия, Билл, – спокойно ответил я. Я и в самом деле чувствовал себя убийственно спокойно.
– Ностальгия? Бля, а я думал – новая волна, – он загоготал и огляделся в поисках поддержки, но люди вокруг расходились. Неподалеку оставалась только Мэри-Энн; она сейчас разговаривала с кем-то еще, но явно готова была снова подойти ко мне.
– Так, ну а ты-то что сейчас с собой поделываешь? – спросил я, хоть и знал ответ.
Он моего намека не понял.
– Просто стараюсь оставаться трезвым, но не очень-то получается. – Гыгыкнул. – Третьему браку только что настал капут, ну, сам знаешь, как это…
– Да уж, Билл, знаю, знаю. А работаешь все там же, в том магазине снаряжения для серфинга?
– Шутишь, что ли? Черт, конечно, нет. Господи, это когда было, лет пятнадцать назад. Ты, мальчик, похоже, от жизни отстал. – Он инстинктивно попытался понизить голос, но был настолько пьян, что результатов заметно не было. – Я служу в полиции, Скотт. Я коп.
– Блин, шутишь? А где?
– Да прямо здесь, на старом добром Редондо-Бич. Да, сэр. Ну и прекрасный город – это тоже наше. Рад буду помочь, если что.
– Мать твою, да ты серьезно. Ну прямо как в книжке. Я имею в виду, скажу тебе прямо – и надеюсь, ты не поймешь меня неправильно – что никогда в жизни бы не подумал, что ты станешь копом.
Он вроде бы не обратил внимания на мой сарказм – напился так, что не смог его уловить:
– Ну, люди меняются.
– Ага, я тоже так думаю.
– Я прошел через время полной свободы…
– Да, да, посмотрим правде в глаза, мы все через это прошли, Билл.
– Что совершенно не значит, будто я стал весь такой домашний, – подмигнул он.
– Ого. Думаю, я тебя понял, приятель.
– Держу пари, ты и сам неплохо устроился. Все эти малолетние фанатки рока в полном экстазе…
– И еще каком! Скажу тебе, порой вокруг столько жарких молоденьких дырок, что прямо не знаешь, с какой начать.
– Ну когда у тебя в следующий раз будет такая проблема, ты мне только позвони…
– Да я просто обязан это сделать, дружище. Кстати, раз уж мы тут вспоминаем горячие юные щелки, поделись уж внутренней информацией насчет убийства Черил Рэмптон, а? Я слышал, эту шлюшку нашли, когда рыли котлован под жилой дом.
Я следил за каждой жилкой на его теле. Его глаза словно застряли в глазницах и не могли двинуться, взгляд мог дыру просверлить в блондинках на сцене. Наконец, его рука поднесла ко рту стакан, но пить там было нечего, оставался только лед.
– Кто тебе сказал? – поинтересовался он, не глядя на меня.
– В «Лос-Анджелесском наблюдателе» сюжетец был, – я уставился на капли пота, выступившие на его лбу. – О призраках жилого дома на побережье, – я понизил голос до мертвенной монотонности Грязного Гарри, – наполненного воплями и завываниями, – тут я улыбнулся. Сомневаюсь, что это была приятная улыбка.
– Это было не убийство, – сказал он. – Ее не убили.
Я вдруг отчетливо почувствовал холод пистолета на животе:
– А что же тогда это было?
– Несчастный случай.
– А, ну да. Она поскользнулась на медузе и напоролась мандой на фонарик бойскаута. Пожалуй, и не такие странные вещи случаются. Вот так-так, а интересно, чей это был фонарик? Вот предположим, ты – бойскаут, давай представим себе…
– Мы все были бойскаутами, – на миг он стрельнул взглядом на меня. – В этом-то и проблема.
– Ох, что-то ты заговорил загадками, Билл. Брось, а то у меня кишки узлом завязываются, когда начинают так говорить…
– Послушай! – он повысил голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45