.. Что это? Случайность? Закономерность? Не банкир ли это, давший ссуду, решил получить свой процент и интерес? Не провести ли самостоятельное журналистское расследование? А зачем? Этот вопрос вернул меня в грубую действительность. Ба! Да, вы, батенька, кажется, ревнуете? Не может быть? А почему бы и нет? Сердечные раны затянулись и требуют любви. Вот любви тебе, Лопухин, и не хватает для полного счастья. Прекрасно знаешь, все заканчивается пошлыми семейными узами, потом ты из них рвешься на свободу, как конь из стойла, чтобы дать клятву навек на Воробьевых горах не смотреть в сторону соблазнительных по форме и ужасных по сути фуксий.
Нет, Ванечка, никаких чувств, кроме добрососедских и дружеских. Дружба между мальчиком и девочкой?.. И тут я вспомнил о своей дочери, которой обещал при удобном случае навестить. Маленький человечек мечтал о роликах. Кажется, я могу, как Господь наш, исполнить мечту. А почему бы и нет, если есть возможность исполнить родительский долг?
... Мария гуляла в скверике с дедом Аристархом Сидоровичем, моим бывшим тестем. У нас были довольно-таки терпимые отношения, он меня даже уважал за то, что я сумел вырваться из бабского, как он выражался, полона. Был бравым отставником в звании полковника танковых войск, а перед супругой своей пасовал, как "Фердинанд" перед Т-34.
Мое внеплановое появление обрадовало дочь, а деда превратило в заговорщика, готового пойти на самые решительные действия по подрыву семейных устоев. Я коротко изложил суть проблемы и мы поспешили в магазин "Спорт". Там пахло кожей, потными играми с мячами и трудными путешествиями по горам. Очередь за роликами не замечалась, и дочь начала старательно мерить спортинвентарь. У деда Аристарха от цены на бегунки с колесиками и на защитные щитки для коленей-локтей-ладошек последние волосы встали дыбком; от возмущения он не находил слов и только багровел, как генералитет на февральском плацу после праздничного обеда в честь защитников Отечества.
- Ничего, батя, - сказал я. - Выдюжим. Главное, ребенок счастлив. Да, Мария?
- Ага, - защелкивала замки на ботинках. Потом поднялась в полный рост, поправляя щитки. - Папа, а можно ещё ролики купить?
- Кому? Маме? - пошутил.
- Не. Юлечке Титовой, моей подружке... подарить.
- Мар-р-рия! - оглушительно рявкнул полковник в отставке, пугая потенциальных покупателей у прилавков.
- Ну мне будет скучно одной кататься, деда, - посчитал нужным объясниться ребенок. И заканючил, великолепный психолог. - Ну, па.
- А может ей подарить остров в океане, - задумался я о смысле нашего удивительного бытия. - С кипарисами?
- Не, ей ролики.
- Мария, ты заходишь слишком далеко, - отчеканил дед-полковник. - Как тебе не стыдно?
Стыдно было мне. За то, что испытал минутную слабость и не поспешил в кассу. Что деньги? Труха. Сегодня они есть, а завтра их нет. И как бы не старался придержать у ляжки казначейские билеты, все равно... Ааа, где наша не пропадала! Однажды живет, черт подери! Если можно сделать счастливым родного человечка, то какие могут быть вопросы.
Короче говоря, из магазина "Спорт" мы все выкатили на роликах, включая доблестного полковника в отставке. Конечно, шучу, но то, что моя дочь и Юленька Титова будут гонять по столичному дворику, это правда.
Я испытывал двоякое чувство: глубокого удовлетворения и прореху в своем бюджете. А что делать? Такие вот буржуйские времена: за счастье надо платить. Остается лишь работать и работать, как завещал нам великий инквизитор маленького роста товарищ Ленин, не к ночи, надеюсь, упомянутый.
- Мария, - сказал я, собираясь попрощаться. - Слушайся дедушку, и далеко не убегай. Вместе с Юлечкой. Ты меня поняла?
- Ага, - передернула подростковыми плечиками. - А где дед-то?
Я посмотрел по сторонам: Аристарх Сидорович, культурно матерясь, трусил по солнечному бульвару, как раздосадованный носорог по африканскому сафари. В чем дело? Оказывается, я и Маша умчались вперед, увлекшись легким скользящим бегом над обыденным асфальтом.
- Ну вы... блин... того, - выдохнул полковник в отставке, рухнув на лавочку.
- Ничего, деда, порядок в танковых войсках! - цыкнула дочь и укатила на площадку закладывать виражи.
Я вспомнил об ушибе своего организма и тоже присел на скамейку. Поговорив с бывшим танкистом о сложном международном положении: НАТО, сукины дети, так и прут к нашим границам, так и прут, я вручил ему три "сотенки" с мордатым, малопривлекательным президентом чужой республики и засобирался уходить.
- Добрые дела, Ваня? - полковник в отставке прятал доллары в карман гимнастерки. - Гонорарий, значит, получил? Где читать-то?
Пришлось сделать вид, что я заволновался за полеты ребенка на площадке. Не рассказывать же старому ратнику о моих последних приключениях. И моей профессии. Он меня не поймет. Вообще. И, не дай Бог, ляпнет семейству о моем новом призвании. Тогда я точно Марию не увижу. На роликах. И без оных.
- В газете "Правда" читать, - отмахнулся. - Под псевдонимом.
- Псевдонимом?! - орал отставник мне в спину. - Каким?
- Папандопуло, - брякнул я.
На теплой площадке попрощался с дочерью, выписывающей на роликах бесстрашные зигзаги. Ребенок учился на глазах. Я похвалил Марию, прося соблюдать осторожность. На крутых виражах.
- А ты уже уходишь? - удивилась.
- Ага, - отвечал, - пойду зарабатывать на остров. С кипарисами.
- Ух, ты! - поверила дочь. - Честное слово?!
- А то! - цокнул я. - Купим островок в океане на месячишко. Где наша не пропадала!
- Чунга-чанга, ха-ха! - засмеялась Мария. - Ур-р-ра! - И побежала от восторга по большому кругу.
А я поспешил уйти, чтобы не ляпнуть что-нибудь еще. Этакое феерическое. Во всех отношениях я человек положительный, единственный недостаток: люблю дернуть для красного словца нечто завиральное. А потом, чеша затылок, думаю: на хрена? Не было никакой необходимости обещать златые горы. Просто хотелось сделать приятное собеседнику. Право, будто черт за обмылок языка тянет.
Вот и сейчас: на какие такие грошики я куплю остров? Даже на один день для личного пользования. А ребенок будет ждать.
Эх, Лопухин-Лопухин, стыдно жить фантазиями. И других ими кормить от пуза. Вот отсюда, товарищ завиральщик, все твои беды. Хочешь выглядеть лучше, чем есть на самом деле.
Вот чего мне не хватало для полного счастья, так это пасть ниц. В глазах дочери. Тогда точно я сам себя не буду уважать. Выход один работать и работать, чтобы мечту об океанском острове воплотить в жизнь.
Я почувствовал зуд в руках - где мой друг "Nikon", сниму любую часть тела для жаждущей свинского скандала публики. Да, вот такой я, гадкий папарацци, в смысле порнограф! Осуждайте меня, господа, и вы будете совершенно правы, однако помните: нет безгрешных на этом голубом, тьфу, острове во вселенной, именуемым планетой Земля. Все грешны либо в мыслях, либо в действиях. Я признаюсь в своем грехе, значит, часть вины передаю Господу нашему.
Да, таким он меня создал, малоприятным для ханжей и лицемерно-сюсюкающих теток, мечтающих о французской любви в вышеупомянутой позе Трендэленбурга, но делающих оскорбленный вид при виде бананового члена в витрине овощного шопа.
Так что, граждане великой страны, ныне, повторюсь, нет запретных тем и поз. На мой взгляд, нужно лишь соблюдать необходимые гигиенические наставления, чтобы не вляпаться с головой в говно нашей великолепной и неожиданной действительности.
Надо ли говорить, что домой возвращался на эмоциональном подъеме. Греза о прекрасном острове в океане застила мне глаза и я не сразу заметил человека. В своей комнате. Я думал, что это игра теней и моего воображения, и побежал с чайником на кухню. Чтобы пить чай с тортом "Napоleon" и одноименным коньяком. Решил, так сказать, себя побаловать. Для оздоровительного тонуса всего ушибленного организма.
Когда воротился в комнату, держа кипящей чайник подальше от кота, то обнаружил, что тень приобрела характерные черты моего товарища Сосо Мамиашвили на продавленной тахте. Сидя на ней, князь с самым мрачным видом пожирал торт. И коньяк тоже, используя для этих целей алюминиевую кружку, доставшуюся мне от прадеда Клима, участника первой империалистической войны.
- О, Сосо! Ты? - обрадовался я. - Извини, а я думал игра теней!
- Игра блядей! - неожиданно рявкнул мой друг. И ударил кулаком по столу. Вернее, хотел хватить по столу, а влепился рукой в торт. Это обстоятельство окончательно вывело его из себя. Он завопил дурным голосом текст на малознакомом мне языке, где, правда, угадывались слова на буквы, которые отсутствовали на моей печатной машинке. И ещё там было слово "папарацци".
Я открыл рот от удивления: в чем дело, кацо, тортовых жиров обкушался? Или клопиный коньячок не приглянулся?
- Идиот! - гаркнул. - Ты кого снял, папарацци херов?! - И швырнул пачку снимков, выполненных на глянцевой цветной бумаге.
- Кого надо, того и снял, - огрызнулся я. - Что происходит, генацвале?
- А ты уж погляди, Ёхан Палыч, - попросил, сдерживаясь. - Сделай такую милость, вах-трах!
Я застеснялся, мол, чего там смотреть, имел таки удовольствие лицезреть, так сказать, в натуральном виде. Не прошли и сутки. Однако визитер с кружкой коньячного пойла был неприятно настойчив. Я вздохнул - ну и времечко, мало того, что заставляют заниматься черт знает чем, так ещё надо рассматривать результат собственной трудовой деятельности. Однако делать нечего, тем паче у меня возникло подозрение, что у Сосо за обшлагом пиджака кинжал из дамасской стали, не дай Бог, прирежет, как засрацкого цыпленка, и ничего ему не будет, потому что лицо кавказской, понимаешь, национальности.
Пожимая плечами, просмотрел снимки. И ничего нового для себя не обнаружил. Жопа - она и в бывшем номере Предсовнаркома это самое.
- Не понимаю, - признался. - Что, имеются претензии к художественному осмыслению объектов?
Мой товарищ задохнулся от возмущения: какое к такой-то матери ху-ху-художественное, блядь, осмысление? Отщелкни глаза до щек, сукин ты сын?
- А что такое, - заорал я, - можно спокойно объясниться, а не жрать мой, между прочим, торт и кружками заглатывать коньяк?
- Ах, прошу прощения, граф, за ваш еб... ный коньяк?!
- А вы, князь, прекратите изъясняться загадками и материться, как конюх!
- Да, пошел ты, граф!
- Сам туда иди, князь!
Неизвестно, чем бы закончилась наша горячая, как кипяток, перепалка, да дверь в комнату рыпнула. Оба мы вздернулись, точно ошпаренные. Кто это ещё посмел вторгнуться в частную собственность?!
- Вах, красавица, прошу к нашему столу, - расплылся в медовой улыбке Мамиашвили, хлебосольным жестом сбивая бутылку, которую я успел привычным движением поймать у пола.
- Привет, мальчики, - проговорила Александра. - А у вас весело. - Была в строгом костюме, но в узкой короткой юбке. - Нет ли тут моего чайника?
Чужую посудину я нашел под кактусом, и пока её искал, князь галантный, как тульский пряник на празднике города, начал обхаживать молоденькую и доверчивую "красавицу". Это мне не понравилось - появилось настойчивое желание огреть любвеобильного друга чайником. Чтобы он забыл все слова. На всех языках мира.
- У нас проблемы, - напомнил я ему.
- Вах, какие проблемы? - удивился донжуан с гор. - Какие могут быть проблемы в обществе такой очаровательницы, да, Сашенька?
- Нет, у нас проблемы, - повторял я, как какаду, сидящий на кипарисе острова, омываемого океанскими волнами. И, вручив чайник хозяйке, принялся с помощью живота буквально выдавливать её из комнаты.
Улыбнувшись, девушка пообещала заглянуть на огонек к мальчикам попозже, когда они решат все свои проблемы.
Конечно же, все наши вопросы были сняты мгновенно. За час. И мой друг тут же поспешил вон из комнаты, чтобы пригласить прекрасную соседку на праздник, который был поминками. Для меня. Поминками по самому себе.
В чем дело? Надеюсь, это ещё кому-то интересно? Мне, например, нет. Потому что более в идиотском положении не приходилось бывать. Даже когда я елозил спиной по кремлевской каше в контейнере, была надежда, что таки выберусь из кисловато-удушливого пространства металлического куба. А тут? Мрак!
Моя мечта рухнула в одночасье: не тонуть по щиколотки нам с дочерью в тропическом жарком песочке, не лазать по шершавым стволам пальм, не бултыхаться в штормовых волнах океана. Все, амба!
Выразился бы куда энергичнее, да какую-нибудь бледную, как спирохета, вонливую дамочку хватит удар, если она услышит яростный вопль моей измученной души. Жаль, что у меня нет силы воли и бельевой веревки под рукой, удавился бы, не размышляя. Вместе с культурной спирохетной теткой, для коей словцо "конец"(в экспрессивной форме) есть оскорбление личного и общественного вкуса.
Но вернемся к печальной для меня яви. Когда мы снова остались одни, Сосо, отдав мне мою же алюминиевую кружку, наполнил её коньячной бурдой и сказал, что лучше будет, если я залью свой организм огненной водой. Для точного восприятия того, что произошло вчера.
- А закусить? - поинтересовался я, чувствуя, как мой друг приходит в хорошее расположение духа: дамасский кинжал был загнан в невидимые ножны, и можно перевести дух - мне.
- Кусай, дорогой, - указал широким жестом на мятое малосимпатичное месиво торта.
- Вы поразительно любезны, князь, - и залпом ухнул коньяк в себя. Цапнул кусок тряпичного "наполеона". - И чегось вчера было-то?
- Он меня ещё спрашивает, блядский фотограф?
- Пардон... порнограф... я, ик.
- Как?
Повторив, я по мере возможности объяснил значение этого слова, которое, кстати, придумал он, Сосо Мамиашвили, когда искал мне работу.
- Вот-вот, я тебе, пьяная рожа, нашел хорошее местечко, а ты?
- А что я, - продолжал не понимать, - а-а-атличные, глянь, фотки, - и веером кинул их на пыльный ландшафт тахты.
- Naturlick! - согласился. - Чувствуется, рука мастера.
- Ну?
- Бабу гну! - взъярился мой малопонятный товарищ. - Ты где э т о снимал, порнограф?!
- Где-где, - отвечал я, пытаясь подобрать удачную рифму. И не нашел. В "Метрополе", а что?
- В "Метрополе", - поднял указательный палец князь Мамиашвили со значением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61