Сергей Валяев
Порнограф


Валяев Сергей
Порнограф

Cергей ВАЛЯЕВ
ПОРНОГРАФ
Роман-версия
Кто ходит по высочайшим горам, тот смеется надо всеми трагедиями мира.
Ф. Ницше.
Неприкасаемые
Часть первая
Все! Так жить нельзя. Нельзя, Ванечка, сказал я себе. Выразился бы куда энергичнее, да будучи журналюгой со стажем сдержал эмоции. Нас учили в МГУ: долой чувства, главное - факт. Факт бытия интересен нашему потенциальному читателю, а все остальное, друзья мои, душистая парфюмерия, утверждал профессор Воскресенский. Никого не интересуют личные переживания щелкопера, коллеги мои, никого. Как же так, профессор, удивлялся я под смешок аудитории, факт вроде конфеты должен быть в красивой обертке, иначе не притянет внимания.
- Притянет-притянет, молодой человек, - отмахивался преподаватель, постоянно интересуясь моей фамилией. Профессор был стареньким, плохо слышал, страдал склерозом, и ему казалось, что в его оппонентах ходит весь "поток". Через пять лет наших пререканий он наконец начал узнавать меня и, подлавливая в коридоре перед лекцией, грозил пальчиком. - Факт, батенька, факт, и никаких фантазий, господин Лопушкин.
- Я - Лопухин, профессор, - страдал. - Ло-пу-хин. Ударение на втором слоге.
- Вот именно, господин Лепухин. Лепите из себя человека, а все остальное приложится.
Выполнял его пожелания плохо - и теперь имею то, что имею: трех бывших жен, десятилетнюю дочь, комнату в коммунальной квартире, одноименного кота, обжору и ворюгу, пыльный старый кактус, подаренный прабабушкой Ефросинией, которая иногда является из мира теней, печатную машинку без букв "б", "п" и "х", три табурета, невозможно скрипучую тахту, ч/б телевизор "Рекорд" и страстное желание с понедельника начать новую жизнь, как абитуриент перед экзаменом по языкознанию.
И жизнь моя будет прекрасна и удивительна. Потому, что буду говорить всем правду и ничего, кроме правды, включая бывших жен, которых у меня, повторю, три. В мои неполных тридцать три. Какой кошмар!
Как тут ни нервничать. Ис. Христу удалось пятью хлебами накормить пять тысяч соплеменников, а я не способен... соответствовать, как выразилась первая супруга Асоль, материальным запросам ячейки общества. В переводе на язык трудовых масс: не плачу алименты дочери Марии. Девочка живет с мамой, бабушкой (бывшей моей тещей) и дедушкой. Ребенка воспитывают в духе времени: деньги - товар. Есть у папы гонорар - есть прогулки с дочерью. А чаще ни гонорара, ни прогулок. Какие могут быть у бумагомараки выплаты? Свободное слово у нас ломаного гроша не стоит.
Когда удача-таки нам с Марией улыбается, мы идем в парк, где на чистом озерном блюдце плавают кряквы и белые лебеди. Дочь любит мороженое и задавать вопросы. Вопросы очень простые, и на них нет никакой возможности ответить. Почему мороженое сладкое и вкусное, вода мокрая и плещется, небо синие и большое, деревья шумят, это они так между собой разговаривают, а дядя с тетей зачем складываются в кустиках, и почему, папочка, у меня фамилия такая - Цырлова?
- Это фамилия мамы, - отвечаю и вру. - Очень хорошая фамилия, выразительная.
- А мне не нравиться, - вздыхает Маша. - Я хочу твою.
- До нее, малыш, нужно как бы дорасти.
- Заслужить?
- В какой-то степени, - и отвлекаю любопытное чадо птицами, делающими шумную попытку взлететь над озером.
Они не могут этого сделать. По рядовой причине - обрезаны крылья. И лебеди беспомощно колотятся над водой, как в силках. Они напоминают мои попытки вырваться из сетей обстоятельств. Но когда человек сам себя опутывает путами?
Как я мог жениться на девушке с именем Асоль по фамилии Цырлова? Асоль Цырлова - звучит, точно скрипичный концерт И.С. Баха № 6 в продуваемом холодном переходе подземки, не так ли? Меня оправдывает лишь то, что узнал полное Ф.И.О. брачующей только в ЗАГСе, подмахнув документ, утверждающий, что отныне мы муж и жена. Муж и жена - одна сатана, это про нас. А теща в качестве бесплатного приложения, как корейская соя в праздничном наборе для ветеранов войны?
Не успел разойтись и прийти в себя от крепких семейных уз появилась девушка Ая. Ее папа был собаководчиком и разводил цацей, цац-шнауцеров и цац-науцеров. Эта такие породы охотничьих псов. Милые собачки, когда едят и спят. Папа мечтал передать свои знания лично мне - и для начала определил охранять песиков на собачьей ферме. После месяца бессонных ночей я взвыл, как цаца, передавленная грузовиком, и мгновенно развелся. С Аяей, похожей понятно на кого.
Отоспавшись, выбрался на улицу, там была весна, и я влюбился в девушку по имени Аура. Чертенкова Аура - было с чего потерять голову. В первую же встречу она, сраженная моим красным слогом, пала в койку. Ах, Ванечка, как ты чувствуешь стиль! Ах, какая эквилибристика словом. Ах, я вся твоя навеки!.. И я поверил, дурак. Через полгода она превратилась в мегеру, утверждающей, что я банален в образах, пошл мировоззрением и не пора ли мне переквалифицироваться в мерина, чтобы вспахивать дачные огородики и кормить её, изнеженную, блядь, орхидею, не только обещаниями, но и пирожными. Я не выдержал и кое-что сказал по поводу "орхидеи и пирожных"...
И что интересно: все бывшие жены Асоль-Ая-Аура подружились между собой, толстеют без мужской ласки и отныне считаются лучшими подругами. Общая как бы беда сблизила их, и теперь они неизменно перемалывают мне кости и считают своим долгом вмешиваться в мою же личную жизнь телефонными звонками. И поэтому к аппарату не подхожу. По принципиальным соображениям. Когда соседи сообщают, что в трубке плещутся женские голоса.
- Передайте, что я сказал - меня нет и не будет, - рявкаю на любезное приглашение.
Однако - баста, с понедельника начинаю новую жизнь и больше врать не буду. Маленькая ложь, точно камешек в горах, может привести к глобальному камнепаду. С человеческими жертвами. Я всегда хотел казаться лучше, чем есть на самом деле. Девушки очаровывались человеком, читающим под луной стихи Ф. Сологуба: В тени косматой ели Над шумною рекой Качает черт качели мохнатою рукой, а потом выяснялось, что он, подлец, знает всего господина Ивана Баркова: Природа женщин сотворила. Богатство, славу им дала. Меж ног отверстье прорубила И пи... дою назвала и так далее. Неприятно.
Неприятно, когда строишь радужные планы на будущее под Селеной, а после выясняется, что у твоего избранника нет должного уважения к святому местечку, похожему на пещерку, поросшему жасмином, откель вышел весь род людской.
Отныне буду делать все наоборот при знакомстве с представительницами прекрасной половины: читать И.С. Баркова без купюр, а уже потом прочую классическую чисто-поэтическую заумь.
Однако если быть откровенным до конца, то дело не только в личных проблемах, основная загвоздка моего плачевного положения в том, что я ославился во всех СМИ. Своей неуемной фантазией. Вместо того, чтобы лично, скажем, на оленях гецать по чукотской холодной тундре в качестве спецкора журнала "Северные широты", изучая трудный быт коренного населения, я, кулдыхаясь в теплом столичном гнездышке, сочиняю душераздирающий репортаж об охоте на белых медведей. Высокопоставленных членов общества. С такими подробностями, что у читателей кровь стынет в жилах от ужаса. И негодования за изуверство над родной природой тех, кто обязан её защищать нормативными актами.
На главного редактора, как авиационные бомбы, падают мешки с письмами трудящихся, которые требуют немедленного разбирательства с кровожадным автором и его героями. В прессе возникает движение: "Спасем природу, мать нашу!". Открывается валютный счет № 067890356/2. Члены "Гринписа" выставляют пикеты у Дома правительства: "Власть! Не стреляй в медведей, братьев наших меньших!" К ним присоединяются люди с красными знаменами. Администрация вызывает ОМОН и ОБСДОН для наведения конституционного порядка. Начинаются народные волнения: толпы бегут в соседний зоопарк освобождать всех уморенных зверюшек. США и прочие страны мира выражают озабоченность. Международный валютный фонд замораживает свою инвалидную помощь странам СНГ.
И весь этот мировой катаклизм возник лишь из-за того, что Ванечка Лопухин позволил себе пофантазировать, подпустив словесной вольности и некой экзальтированности в репортаже из своего столичного чума.
А кому нужны неприятности? Никому. И поэтому, когда я появляюсь в коридорах СМИ, от меня шарахаются, как от чумы. Главные редакторы баррикадируют двери прелестными безразмерными секретаршами. Многочисленные приятели сочувственно улыбаются в коридорах и заговорщически приглашают пить пиво в Дом журналиста. Прокуренные девицы хихикают и вспоминают за моей спиной мой же репортаж "Парни у огненной реки".
Клянусь - был я на заводе "Серп и молот", был. И даже ходил вдоль главного конвейера и огромных огнедышащих печей. Вместе с инженером безопасности Бряхиным. Было лето, жара и меня пригласили в столовую, чтобы привести обезвоженный организм в порядок. Там было прохладно, пахло вкусным борщом и котлетами, а пиво (в виде исключения) лилось рекой. Все, что говорили мне, я старательно записывал - фамилии передовиков производства, проценты выплавки тугоплавких металлов, километраж стального листажа и проч. То есть сбор информации шел успешно и по полной развлекательной, как тогда полагалось, программе. Утром я обнаружил себя дома с головной болью, но без репортерской сумки. Дело неприятное, да нет таких проблем, которые бы не решил ас журналистского пера. Это я про себя. На память не жалуюсь, и восстановил прошлое во всем объеме с допустимым, разумеется, процентной погрешностью. К моему удивлению, ляпсус оказался такой, что снова вызвал вселенский скандал. Оказывается, мало того, что я переврал все имена и фамилии, но почему-то станколитейный завод превратил в пивоваренный. И потенциальный читатель пришел в глубокое недоумение: то ли у него что-то с восприятием жизни, то ли у корреспондента что-то случилось со зрением. После отравления коксовыми отходами пивного производства.
Словом, меня вызвали на ковер, лишили премии, ославили во всех средствах массовой информации и выгнали взашей. Правда, последнее произошло после того, как я поведал населению о своей встречи со Снежным человеком. В скверике у памятника пролетарскому бузотеру с булыжником в руках.
Ей-Богу, эта встреча случилась. Моя и Йехуа. В полночь. Когда я вышел из редакции после встречи наступающего Нового года. Вместе с друзьями. Но я их быстро потерял в заснеженной пелене, зато набрел на огромное человекоподобное существо, от которого смердело так, что в скверике никто не задерживался. Кроме меня и гранитного пролетарского дебошира. К запахам я равнодушен, а к скандалам меня тянет, выражусь без изящества, магнитом. Иду по скверу, вижу на лавочке скучает мужик в шубе - огромный, как скала, припорошенная снежком. Я к нему - мол, чего, командир, домой не тяпаешь, к жене и детишкам, Новый год на носу, не дай Бог, отморозишь хозяйство; может, того, вовнутрь желаешь? А он в ответ урчит снегоуборочным агрегатом: "Йехуа" да "Йехуа". Но утвердительно. Открыл я репортерскую сумку - бутылку родной под искрящуюся метель, два пластмассовых стаканчика, мандарины, прикупленные по случаю. Хор-р-рошо! Как говорится, праздник всегда с нами.
Клюкнули мы с ним по маленькой, начали потихоньку понимать друг друга. Шубка, говорю я собутыльнику, классная у тебя, дядя, как натуральная, медведь, что ли, гималайский? Агы, отвечает, из Гималаев я, Йехуа зовут. Них...я, говорю, заливаешь, однако, брат? Не, бьет себя в грудь, в натуре, братан, из самих что ни на есть Гималай. Ааа, значит, Ёхан Палыч, ежели по нашему? Ёхан, блин, Палыч, соглашается мой новый друг. И пришлось бежать в соседнюю палатку. Мне. Чтобы легче осознать, так сказать, контакт между двумя цивилизациями. Наяву. И где? В центре первопрестольной.
Тяпнули ещё одну бутылку; поговорили о международном положении - НАТО на восток, понимаешь, ломится, как теща из Засрайска в неожиданные гости, потом мой новый друг йехуанул к палатке за новым допингом - заложили ещё грамм по пятьсот, начали было о бабах. Мол, стервозы перворазрядные они все от острова Ямал до отрогов Гималай, да ба! Легка на подъеме - супруга Йехуа. От одного вида которой (и запаха), я протрезвел как стеклышко. Во-первых, далеко не красавица, во-вторых - голая, как в бане, но лохматая, а в - третьих, по размерам больше муженька раза в три. Если не в пять. И яростная, словно сопло стартующего на орбиту космического комплекса "Мир". Явилась из новогодней поземки косматой Снегурочкой и без лишних слов, как треснет моего лучшего друга по немытой потылице. Тот - кувырк в сугроб. А я за ним - меня ветром сдуло. От поступательного движения дамской десницы. Размером с палатку, которая соседний ларек с разноцветьем гирльяндных бутылок.
Прости, брат, сказал мой товарищ по празднику, надо идти, бля, в Гималаи, детки арахис в шоколаде ждут и папку, то бишь меня, Ёхана Палыча. Ну, это святое, ответил я, привет им от дяди Вани, то бишь меня, тоже Ёхана Палыча. Заметано, поклялся Йехуа, выбираясь из сугроба, а ты, Ванюха, передавай привет всему цивилизованному человечеству.
- Базара нету, - закричал вслед удаляющейся в сторону гор парочке. Через денек-другой!.. читайте репортаж о вас, родные мои!
Дал слово - держи. Мне повезло - после Нового года коллектив находился в таком состоянии, как мы с Ёханом Палычем, когда улетели в сугроб от затрещины его любезной благоверной. И поэтому мне не составило особого труда тиснуть рождественскую сказку-быль: "Йехуа, брат мой.". Потом наступили трезвые и привычные дни - у стен редакции снова забурлили активисты этого гринписнутого вконец общества охраны всего живого на земном шаре. С обвинениями в адрес репортера, мол, последний экземпляр Снежного человека был им (мной) нещадно одурманен алкогольным суррогатом неизвестного производства. И это вместо того, чтобы пригласить Йехуа с супругой в ресторацию, допустим, гостиницы "Урожай".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61