Полуразрушенная лестница была покрыта меловой пылью и невразумительным прошлым. Я действовал по наитию, полагаясь исключительно на госпожу Фортуну. А вдруг приоткроет нужное окошко в покои для коронованных особ. Щелк - и никаких проблем для меня. В обозримом будущем.
Медленно поднимаясь по ступенькам, я приближался к летнему небу, зияющему в рваных прорехах крыши. Вместо того, чтобы лежать пузом вверх на мусорном пляжном песочке Серебряного бора и обжариваться, как пирожок, я занимаюсь вот этим сомнительным восхождением.
Не свернуть бы шею? Да, что там она, "Nikon" бы не поцарапать. При удачном приземлении. Молодого кораллового организма в кузов, скажем, грузовика. Будет печально, если в счет поврежденного аппарата у меня реквизируют кота, кактус, печатную машинку, телевизор и тахту. Вместе с призраком прабабки Ефросинии. Так что остается одно: быть бдительным и смотреть себе под ноги... И на этой правильной мысли я опустил глаза долу. И почувствовал свой холодный скелетный каркас, заиндевевший от ужаса. Подо мной лежала бездна, сработанная ударной строительной бригадой под руководством прораба Попова. Половина дома превратилась в щебень и труху. Остались лишь крепостные стены. Было впечатление, что сюда угодил многотонный фугас. Я почувствовал легкое головокружение, как Йехуа на пике Коммунизма - от затрещины родной благоверной.
Мама-мия, спаси и сохрани! Я отступил от ступенек, ведущих в никуда. Куда? Куда, ёханы-палы?.. А пойдем-ка мы другим путем. И я побрел по длинным коридорам, на стенах которых сохранились тени прошлого. В комнатах от ветра шуршала сухая бумага, будто там ходили неприкаянные привидения. Интуиция привела меня к небольшой чугунной лесенке, как бы ввинчивающейся под крышу. Я оптимистично затопал по её ступенькам вверх, руководствуясь своим основным принципом: верь в себя, Ваня, а остальное приложится. И не ошибся: дверца на чердак отсутствовала и мой путь закончился на краю крыше, которую не успели снести. Я сел на деревянный брусочек, чтобы перевести дух. Горели золотом купола Кремля. По брусчатке Красной площади гуляли летние гости столицы. Огромный котлован на Манежной, где строили подземный город будущего, был похож на открытый карьер по добыче якутских алмазов. Старой посудиной эпохи конструктивизма плыла в пыли гостиница "Москва". У подземок наблюдалось броуновское движение пассажиров. У памятника всемирного гея Карла Маркса разморенными бомжами сидели последователи его бессмертного учения, об этом можно было догадаться по алым и вялым тряпицам. А на автостоянку "Метрополя" заплывал лимузин цвета последней ночи Помпеи.
Мама моя, вспомнил я свою сверхзадачу и обратил взор на открытые окна пятизвездочного борделя. И сразу возникло впечатление, что я, жалкий папарацци, сижу на галерке и наблюдаю сцены из жизни патриций. Нет, ничего такого предосудительного не происходило. Во всех номерах. Кроме одного. На втором этаже, где, как утверждал информатор Гамбургер, находились апартаменты поп-звезды М.D., прибывшей, напомню, инкогнито в наш экзотический край. Чтобы познать горячую lоve варвара в шароварах, но с голым торсом?
Представляется, мои работодатели прекрасно были осведомлены о взаимных слабостях поп-звезд. Это я к тому, что в бывшем номере Предсовнаркома, мелькали не только торсы, но и то, что находилось ниже. Право, зрелище было отвратительным. Мог бы пересказать его в подробностях, да поскольку мы живем в пуританском обществе, умолчу. (Да-да, все мы пуритане, когда дрыхнем со своими досконально изученными, как пересеченная местность, спутницами жизни.) Скажу лишь одно: казалось, что два ожиревших физкультурника занимаются гимнастическими упражнениями. Со своими булавами. И мячиками для игры в пинг-понг.
Я крякнул от досады на самого себя: где вы, прекрасные порывы?, но тем не менее с помощью объектива приблизил место действия и принялся работать. Если то, чем я занимался, можно так назвать. Конечно же, я нервничал и поэтому торопился. Это во-первых. А во-вторых, в соседних окнах начали появляться праздные гости столицы, решившие некстати полюбоваться строительными лесами. Какой-то активный бюргер с берегов Рейна, похожий, естественно, на пивной бочонок, загоготал во весь голос, привлекая внимание общественности к моей трудолюбивой персоне. Его нелепый хохот был услышан миру явились нарочито улыбающиеся, ухоженные эротическим массажем физиономии любителей славянской старины. И каждый из них посчитал нужным поприветствовать меня: кто гортанным криком, кто махом руки, а кто и воздушным поцелуем. От такого непосредственного внимания я едва не свалился с крыши. Ничего себе конспирация! Радовало лишь одно обстоятельство: сладкая поп-звездная парочка была слишком увлечена партией в пинг-понг, разыгрываемой на атласном поле койки, на которой вождь всего мирового пролетариата в минуты роковые утешался комиссарским телом Инессы Арманд. Признаться, я очень волновался и аппарат, прыгающий в моих руках, отщелкивал совсем не те, скажем так, панорамы лиц. Да, как говорится, не до жиру быть бы живу.
Наконец "Nikon" соизволил себе издать характерный звук: мол, все, порнограф срамной, сматываемся, пока целы, ты да я.
Намек я понял, но чтобы не выглядеть свиньей в лице всего мирового сообщества, пришлось приподнять кепи и отмахнуть в сторону тех, кто был свидетелем моего первого опыта на скользком пути папарацци. Мой жест доброй воли был принят с восторгом - мне зааплодировали, и я почувствовал себя коверным. На крыше разваливающегося дома, который содрогался от требовательных ударов.
Что такое? Ах, вот в чем дело? Закончился обеденный перерыв, и бригады коммунистического труда пошли в наступление за свое светлое капиталистическое сегодня. Было впечатление, что я угодил в бетономешалку: гул, цементная пыль и мат, похожий на народную песню. Я почувствовал себя в окружении беспощадного врага. Более того, чугунная лесенка сгинула... Была же, и вот нет. Разобрали, ахнул я, да хватило ума понять, что просто блуждаю по чердаку, держащемуся, кажется, на столпах радужного света. Вот так всегда: сначала вляпаюсь по уши, а потом думаю, куда это я влип, как горожанин в ароматную коровью суспензию. Однако натуральное добро на лужайке и на выходных штиблетах - во благо, а вот как быть в случае, когда подвешен между небом и землей, будто гондола в рекламных целях?
Единственная моя цель выбраться из этого тарараха имени Ататюрка с неповрежденным фотоаппаратом и пленкой, свернувшейся в потайном местечке ядовитой гадой. Остается лишь проявить чудеса эквилибристики. Над гремящей бездной. Что и делаю, запрыгнув гориллой на лиану троса. Обдирая ладони в кровь, спускаюсь на площадку последнего этажа. Уже успех. Теперь по лестнице вниз. Сломя голову. Закладываю такие виражи, что, кажется, ещё мгновение и улечу в открытый космос.
Земное притяжение оказалось сильнее - безумным болидом я вырвался на тактический простор дворика из подъезда. Моего явления трудовой коллектив из романтической и прекрасной, как сапфир, Анталии не ждал. Я промчался по дворику, точно смерч в степях Арканзаса, оставляя после себя разрушенный производственный процесс трудолюбивых турок. Доверчивые дети Ататюрка так и не поняли, что это было. Последнее, что успел заметить, попадая в щель забора, как огромный человек в феске плюхается в корыто с цементным раствором. С выражением легкого воздушного недоумения. Плюм-ц!
Я не успел оценить чужую шутку - небеса неожиданно встали дыбом и мои ноги вздернулись к ним, васильковым...
Мама-мия-моя! Что это со мной? И успел лишь прижать к груди, как ребенка, "Nikon". Чтобы приземлиться на копчик. Плюм-ц! Больна-а-а! Что за проклятье?! Ааа! Тьфу! Ну, такой подлости от стервы-судьбы трудно было ожидать - банановая корка! На которую я наступил, как на коровью лепеху. Ну нет слов, е"!
Проклиная колонизацию моей родной сторонки блядско-экзотическим фруктом, я похромал прочь. Вот что значит заниматься не своим делом, граф. Таким не аристократическим. Все, хватит! Получаю гонорар за отработанную пленку и отправляюсь лечить ушибленный копчик на воды в Кисловодск. Или на шелковистый песочек Коста-Брава, где много-много манговых задниц, принадлежащих исключительно прекрасной половине человечества.
Проявив мужество и, простите, стойкость, я приплелся к барскому особнячку. За гонораром. В редакции наблюдалась сумятица и нервное оживление. Оказывается, прибыла делегация педерастов из города-героя Лондон. Я плюнул (мысленно) на ковровую дорожку и, потирая собственное ушибленное седалище, потребовал обещанную компенсацию за пинок судьбы. В своих справедливых и пролетарских требованиях я был навязчив, как смола на лавочке ЦПКиО имени М. Горького в день Первого мая - весеннего наступления трудящихся.
- Извините-извините, - орал я у кабинета Главного, где гости из туманного Альбиона знакомились с последними успехами нетрадиционного издания. - Был уговор? Был! За каждый снимок двадцать баксов. Считаем: тридцать шесть снимков на двадцать! Семьсот двадцать! Может, для вас эта сумма пустяк! А я трудился в поте лица своего! И не только лица. А то, что ниже! Да-да?!
Ломкие сотрудники пытались меня урезонить, мол, фи, молодой человек, где культура поведения в общественном социуме, разве так ведут себя люди интеллигентные, вы своим неандертальским ревом буквально застопорили творческую работу коллектива и потом, что подумают о нас уважаемые господа из Великой Британии?
Я отвечал, как меня учила родная школа (советская). А это все равно что плеснуть серную кислоту на норковое манто привередливой любимой. После этого мои проблемы были решены мгновенно. Я был отправлен в фотолабораторию, где мною была сдана кассета с пленкой. "Товар" был принят тощей и злой, как селедка в банке, теткой Бертой Эразамовной, пропахшей кислотными проявителями-закрепителями. От неё я узнал все, что думают люди подземелья о тех, кто самым бесстыдным образом эксплуатирует трудовой люд. Я был полностью солидарен с этим мнением и поэтому без проблем получил расписку, что мой материал выполнен на высоком идейно-художественном уровне. После этого мне (на верху) без лишних хлопот выдали половину суммы; остальное получу, объяснили, после появления материла в свет. Я вздохнул: эксплуататоры хреновы, но сделал вид, что такое положение дел меня устраивает, как гомосексуалиста поза Трендэленбурга. (Кто не знает, что это за положение, пусть вспомнит себя на приеме у проктолога: рачком-с.)
Уже дома я обнаружил, что таки не расстался с "Nikon". Он висел на моей шее, как собачий намордник. Я пожал плечами: нет, более я не ходок на такие сомнительные мероприятия. Лучше спокойно прозябать в бедности, чем ославиться на весь мир. Таким образом. Надеюсь, мое Ф.И.О. будет отсутствовать рядом со снимками любителей гимнастического отдыха на фоне искусственных березок?
Надо признаться, что летняя ночь прошла в кошмарных снах. Снилась такая чудовищная жопная абракадабра, что германский профессор Зигмунд Фрейд посчитал бы за счастье лично заняться мной, как с самым многообещающим дурковатым пациентом.
Проснулся в холодном поту, я, разумеется, а не профессор, который уже далече от нас. Со стойким впечатлением, что только чудом удалось выдраться из чана, похожего понятно на что, переполненного жидкими кофейными фекалиями. Куда я настоятельно нырял, спасаясь от меча янычара в феске. Брр!
За окном тёхали здравницу наступающему дню невидимые птахи. Зевая, пошлепал за кислородом, чтобы провентилировать умаянные за ночь мозги. Лучше бы я это не делал. В нашем заштатном дворике лимузинил автомобиль и к нему, посланцу из другого мира, направлялась... Александра. Да-да, моя соседка по коммуналке. С которой мы постоянно путали свои паленные чайники.
Ничего себе, хекнул я, глядя, как предупредительный до тошноты водитель в фирменной фуражке открывает дверцу для будущей пассажирки, кою я привык видеть в джинсиках и майке, но отнюдь не в костюме для официальных фуршетов от любителя макарон и строгих линий Валентино.
Через минуту прекрасное видение в БМВ цвета тишины русского поля исчезло. А я остался в жалкой конуре. С прожорливым котом. Продавленной тахтой. Запыленным кактусом. Телевизором, косящимся под радиоточку. С разбитой параличом печатной машинкой. Чувствуя себя на расквашенной обочине жизни.
Эх, жизнь наша, копейка! Не быть тебе, блядь, Ванёк, графом, а быть тебе, родной, п о р н о г р а ф о м. Графом, но порно (в широком смысле этого слова.)
Такая вот небесная прихоть фатума, и от его указующего перста никуда. Так что успокойся, сердечный, да продолжай вместе с народными массами глотать непереваренные куски псевдодемократического дерьма и бесславия.
Такие вот наступили потешные времена: каждому по его способности ухапать столько, сколько он сможет. И все это перевести на валютные счета в страну альпийских ультрамариновых эдельвейсов. Для возможного счастливого будущего. Если, конечно, случайно не пристрелят в уютном кафешантане со стриптизом на каком-нибудь тихом Засрацштрассе, когда мысли о красоте мира и номер тайного счетика в кармане укрепляли веру в собственную дольнюю вечность.
Как говорится, у каждого свои земные радости, да одно кладбище. С наевшими морды могильными червями, для коих биография преющего праха не имеет ровным счетом никакого значения.
С этой умиротворяющей меня мыслью я цапнул чайник и отправился на кухню. Мой поход сопровождался хаем боевых старушек, ведущих свою бесконечную звездную войну за обладание господствующих высот у мест общего пользования, звяканьем пустых бутылок из комнат наших крепких, как стальной лист, алкоголиков, нечеловеческим ором раннего клиента Софочки-Сахарные губки...
Разве можно так жить, господа? Вот-вот, нельзя. И поэтому возникает закономерный вопрос, как в этом коммунальном кавардаке оказалась девочка Саша? Ее байка о желании жить самостоятельно вполне правдива, но парадный выезд в БМВ?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61