- Приняты все звонки и даже более того...
- Как это? - насторожился. - Что значит: "более того"?
И выяснилось, что за мое короткое отсутствие обо мне, любимом, вспомнили, тут господин Могилевский вытащил записную книжку и зачитал список: 1. Из библиотеки Н.А. Некрасова, чтобы вернул журнальную подшивку "Северных широт", 2. Из домоуправления, чтобы уплатил за комнату, 3. Из "Голубого счастья", чтобы посетил их в обозримом будущем, 4. Из страхового общества "Шанс", чтобы...
- ... чтобы застраховал свою жизнь, - завопил не своим голосом. Хватит издеваться! Меня интересуют звонки по нашему делу, умник, и только они!
- Тогда верни кота, где взял, - сказал Мойша.
Как меня не хватил удар от возмущения, не знаю. Повезло, потому что в коридоре брызнул телефонный сигнал и я устремился к аппарату. И кто это был? По закону подлости. Если бы позвонили из Ватикана и предложили пожертвовать будущий гонорар за новые срамные снимки, я был бы только счастлив и рад, но служки Господни еще, видать, не знали о простом российском пареньке и папарацци Ванечке Лопухине, и поэтому звонила... Асоль Цырлова.
О, боги, вздрогнул я и хотел закричать, что меня нет дома. Однако сквозь треск и шум на линии, похожий на серебристый дождик, услышал голос дочери. Что такое, детка?! И выяснилось, что деда отъезжает в госпиталь для лечения, его надо сопровождать, и у меня появилась внеочередная возможность погулять с Марией.
- А тетя Ая не может?
- Она работает, папа. У неё операции на собачках.
- А тетя Аура?
- Уехала на дачу. Еще вчера.
- Тогда больше нет вопросов, - ответил я. - Скоро буду.
- А я на роликах буду, да, па?
Вот так всегда, вздохнул я, жизнь диктует свои законы и от них удрать ещё никому не удавалось. Что делать: дети - это святое, и я засобирался на свидание. Черт, у семи нянек ребенок без присмотра: одна с любимым папой, вторая режет псов, а потом штопает их, как чулки, а третья выращивает редиску и петрушку на собственном мелкособственническом огородике с дырявым нужником. И каждая считает, что она занимается самым важным на свете делом, а Лопухин валяет ваньку... Ну бабы, гималайского Ёхана на вас нет!
Когда господин Могилевский понял, что я не шучу и удаляюсь по чрезвычайному делу, то признался - был сигнал от Константина Славича, который просил передать: работа с известным мне лицом идет полным ходом, хотя от срочной встречи оно, лицо, пока отказывается. Убедительная просьба со стороны журналиста Славича созвониться, чтобы выработать единую тактику поведения.
- Тактика у нас одна: раздавить гадину, - сказал я и, выбежав в коридор, вспомнил об Александре.
Помимо многих недостатков, у меня есть одно достоинство: я не злопамятный и, когда чувствую, что меня занесло на вираже, то готов сбить скорость и повиниться перед пешеходом, которому в горячке отдавил ногу. Такой вот невозможный, но благородный характер.
Я пошкрябался в дверь соседки, мол, люди мы не местные, бедствуем, сиротки, уж дайте на пропитание, люди добрые.
Сашенька отдыхала - услаждала слух "Танцами с саблями" товарища композитора Хачатуряна. Эта классическая музона, на мой взгляд, полностью соответствовала душевному состоянию воительницы-победительницы. Я представил остроконечные янычарские сабельки в ласковых руках любимой и решил, что лучше будет, если повинюсь во всех смертных грехах.
- Ну виноват, - повесил буйную головушку. - Ну, что теперь не жить? Не дружить? Не любить? Не пить? И дела не делать?.. Поехали с Машкой познакомлю. У неё все мои положительные качества.
- В следующий раз я тебя, сукиного сына, кастрирую, как ты кота, простила и спрятала "сабли" в ножны. - Тебе, Ванечка, надо или учиться хорошим манерам, или лечиться в психлечебнице грязью...
- ... чтобы в князи, в смысле, в графы, - обрадовался я, пытаясь приложиться к дамской ручке, как это совсем недавно делал молодой царедворец, находящийся, очевидно, уже на борту авиалайнера Air France эх, Париж-Париж...
- Подлиза, - сказала Александра. - И беспринципный к тому же. Убила бы.
Я не оспаривал этих утверждений. По принципиальным, кстати, соображения. Как показывает всесветный опыт, женщина - друг человека. А какие могут быть споры между друзьями?
Отбив очередную атаку неугомонных боевых бабуль, требующих компенсацию за моральный урон в виде серебряной форели, я и Саша поспешили в душегубку имени "Победа" - давненько не плавились, как отвратно рекламированный и омерзительный на вкус суррогатный маргарин "Rama" в пастях лживых домохозяек.
Наша поездка была скорой - на магистралях наблюдалось временное перемирие перед вечерними баталиями. Мирная обстановка на дорогах и мой виноватый вид повлияли на Александру самым благородным образом. Спутница была мила, и я наконец узнал то, что хотел узнать.
Молодой реформатор, летящий уже у термоядерного светила, но в прохладной дюралюминиевой птичке, есть товарищ по экспериментальным опытам её б/у супруга Любошица. Между ними, Аркадием и Александрой, приятельские отношения, и все мои домыслы...
А что касается духовитого добра, растекающегося по всем нашим весям и городам, то нельзя жить в чане с дерьмом, делая вид, что находишься меж грядок с розанчиками роз.
- Прости, - снова повинился. - Должно, жара на меня так подействовала.
- Будем считать, что жара, - засмеялась.
- Надеюсь, скоро пройдут грозовые дожди...
- Грозовые дожди?
Я объяснился, вспомнив первую нашу ночь; Саша подивилась диковинным образам и сказала, что с моим сочинительным даром привирать надо срочно строчить романы о нашей действительности. Так оно и будет, согласился я, и первый опус, знаешь как будет называться?
- "Ёхан Палыч - герой нашего времени".
- Не-а.
- "Граф Лопухин - как зеркало капитализма"?
- Отнюдь.
- Тогда не знаю.
- Подсказываю: чем я занимаюсь?
- Вместе со мной... черт знает чем.
- Посмотри на меня, - и поправил на своем животе фотоаппарат. - Думай, родная?
- Ах "Папарацци"! - и захлопала в ладоши.
- Вот и нет, - прервал её радость. - Кто в нашей варварской сторонке правильно осмыслит "папарацци"? Подумают, что это из жизни древних римлян патриций... А кому это интересно сейчас? Никому.
- Ну тебя, романист хренов.
- Угадала-угадала, - признался. - В принципе. Потому, что в переводе это будет "Порнограф".
- "Порнограф"? - переспросила. - А что - мне нравиться. Я бы такую книжку купила. Про нашу, как понимаю, жизнь. Везде и всюду, - отмахнула рукой в открытое окошко, - "порнуха". В широком смысле этого слова.
- Будешь моим редактором, - решил я. - А то, не дай Бог, угодит мой нетленный труд в нежные SS-ские ручки какой-нибудь рафинадной мадамулечки, доказывай после, что не рыжий. И сам себя не секвестировал.
- Сегодня рыжий цвет самый модный, - заметила Александра. - А твоя кастрация будет только на пользу общему делу.
- Нет, только не это, - скукожился за баранкой.
- Надо, Ванёк, надо! - и "клацала" пальцами близ моего причинного места.
За столь беспечным трепом мы подкатили к жилому дому, хорошо знакомому. Мне. Стоял тот дом, напомню, почти на самом Садовом кольце и комнаты с окнами выходящими на окольцованную магистраль были похожи на камеру пыток. И провел я в такой камере лет пять. Думаю, после этого мне не страшны ни Лефортово, ни Бутырка, ни прочие лечебно-санаторные учреждения.
Чтобы не травмировать собой бывшую тещу и Асоль, я притормозил авто на углу дома - дети на роликах выписывали кренделя, и среди них была моя дочь, тепличный лопушок. С помощью мобильного телефона я установил связь с квартирой Цырловых и сообщил о своем прибытии. И скором убытии в ЦПКиО имени М. Горького. Получив "добро", проклаксонил - на крякающие звуки прикатила вся детская ватага. Окружила дедушку советского автомобилестроения, будто бронтозаврика, пробудившегося из глубин мезозойской эры.
- Па! - несказанно удивилась Мария. - Ты купил такую старую машинку?
- Это тети Саши, - открыл дверцу. - Садись и знакомься.
- О боже! - проговорила Александра. - Я уже тетя.
- А я на роликах, - вспомнила Мария.
- Ничего, Маша - машина наша, - сказала "тетя".
- А вы папина новая жена? - спросил непосредственный ребенок, удобно угнездывающийся на заднем сидении.
- Я?.. - запнулась Александра. - Я папин друг.
- Друг?
- Сердечная подруга.
- Ааа, - проговорила дочь. - Хорошо! - И принялась отмахивать руками малолетним "роллерам", тянувшимся за нашей колымагой.
Что тут сказать: наши дети все видят и понимают; с ними лучше вести себя на равных, иначе можно попасть впросак. Когда наш "бронтозаврик" покатил по Садовому, я перевел дух и поинтересовался здоровьем дедушки. По мнению дочери, тот слопал трехдневные бабушкины пирожки, потом прочитал газетку и ему сделось худо. На это я банально заметил, что обжорство и чтение прессы к добру не приводит.
- А деда сказал, что ты шалопай, - вспомнила Мария. - Это кто?
- Тетя Саша лучше знает, - ответил я. - Да, тетенька?
Александра закатила глаза от возмущения, но была вынуждена объяснить, что "шалопаем" называют того, кто все на свете путает и шалит, точно маленький ребенок. Тогда это про папу, вздохнула дочь, огорчив тем самым меня. Как говорится, устами младенца...
Хотя, если настоящие события начнут разворачиваться в том же криминальном духе, будет не до шалостей и шуток. Какая может быть шутиха, когда над ушами поют прощальную песни пули, а тела счастливчиков делятся на молекулярные частицы при химических реакциях в тротиловых шашечках.
Пока я рассуждал на тему нашего трагифарсового бытия, "Победа" скатилась с горки Крымского моста.
- О, карусель! - закричала дочь. - Приехали, еханы-палы!
Да уж, приехали, зачесал с яростью перегретый затылок: ребенок, видать, брал от меня не только все хорошее.
Культурный же отдых нам удался, благодаря материальной поддержки тети Саши. По-моему, у тех, кто определил цены на аттракционы, не было собственных детей или они не любили чужих.
- Ничего, прорвемся, - заявила Александра, и они вместе с Марией дали своим душам порезвиться.
Глядя на верчение бесконечных каруселей, у меня закружилась голова, а мужественным астролетчицам хоть бы хны - летают. Чтобы не упасть в фонтан, я сел в тенек лип и замечтался о том прекрасном денечке, когда, имея полный чемодан шуршащей "зелени", мы втроем пустимся в путешествие к теплым песочным отмелям, горбящимся в океанских просторах. Заковыка лишь в одном сцапать чемоданчик. Или коробку из-под бумаги для ксерокса. И вперед - в рай.
Есть даже доброволец, мечтающий отдать мешок с американской "капустой" взамен на личное благополучие. Дело остается за малым - добыть "товар", способный его захватить до нервной дрожжи в членах. Можно предъявить фотокарточки, где он занимается гимнастикой с депутатом, да цена им копейка в базарный день. Коль в стране правит бал его величество Порнуха, то охальными вещдоками мало кого удивишь. Разве что законопослушного обывателя, пока ещё не привыкшего к таким откровенным издержкам демократического времечки. Ныне, когда голая жопа тоже стала аргументом в игрищах политического истеблишмента, то козырять ею следует в последнюю очередь.
Что там говорить, широко шагает по республике порнография как тела, так и духа. И уже трудно понять, кто из нас больше порнографичен развратная, как шлюха, власть или мы, граждане, к ней приспособляющиеся?
Восторженный голосок дочери привлекает меня - мчит, родной, на роликовых коньках, рассекая угловатым и подвижным корпусом горячий воздух. Капли пота на юном и чистом лбу...
- Класс! - закладывает дерзкий вираж. - И тетя Саша классная!
- Полет нормальный? - я тоже радуюсь, но сдержанно, сочувствуя приближающей Александре. - Этот день тетя запомнит на всю жизнь.
- Жизнь продолжается, - отвечает отважная воздухоплавательница, покачиваясь. - В следующий раз прыгнем с вышки, - и показывает на длинную стрелу крана, с платформы которого любители острых ощущений имеют гарантированный шанс махнуть в пропасть, чтобы после нескольких сумасшедших секунд полета обвиснуть обкакавшимся коконом на эластичном тросе. Вниз мозгами к твердолобой планете.
- Не, - пугается ребенок. - Я ещё жить хочу. - И гонит к тележке с мороженым, пользуясь удачным стечением обстоятельств.
Покупаем пломбиры, от них тянет далекой заснеженной зимой. У выхода сидят фотографы с маленькими медвежатами. У зверей мелкие и внимательные брусинки глаз; в них таится тишина леса, прощальный рев мамы-медведицы, звук огненного грома, запах гари и горя...
- Па! Я хочу с мишками, - требует дочь. - Какие хорошенькие, - и тянет к ним ладошки. - Сфотай меня с тетей Сашей?
- Тяпнет, - предупреждает фотограф.
- А сколько прокат топтыжек? - интересуюсь. - И чтобы не тяпали.
Проблема решается за полцены, и я запечатлеваю своим "Nikon" прекрасное мгновение: двух любимых и дорогих с лесными зверюхами.
К сожалению, праздники имеют свойства заканчиваться. Возвращаемся к прогретой, как примус, "Победе". Ребенок плюхается на сидение и заявляет, что не хочет возвращаться домой.
- Почему?
- Там скучно-о-о и бабушка все кормит-кормит.
- Не мороженым? - уточняю.
- Кашами, - признается дочь, - ненавижу манку, вот.
Тогда я прошу тетю Сашу провести разъяснительную беседу о том, что у каждого человека есть свои обязательства перед родителями, друзьями, родиной, наконец.
- Вот только не надо о родине, - требует Александра, и они, сидящие на заднем сидении, начинают шушукаться, как две близкие подружки.
Все не так и плохо, говорю себе. Наши дети вырастут и не будут повторять наших ошибок - они не будут лгать. Не будет даже лжи во спасении. Не будет иллюзий, которыми живем мы.
Например, мои мечты весьма и весьма утопичны. Я хочу вырвать жирный кус из прожорливой хавы Системы. Реально ли это? Не есть ли вся наша затея безумным предприятием, похожим на прыжок с вышки аттракциона без охранительного троса. Плюмп-ц - костей не соберешь!
С другой стороны - прозябать в вечном фекальном состоянии, плавая в ароматных стоках. Недопустимый шик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61