впрочем, не трудно было догадаться чью волю она выполняет. Молодец тот, кто сумел зафрахтовать боевую летательную единицу. Радует, что это не истребитель МИГ-37 с ракетами ядерного залпового огня. Тогда бы у нас точно не было никаких шансов. А так он имеется... если нам споможет Господь наш...
- Сосо! - орал я. - Стопори машину!.. Стой, е-е-е!
- Чего, еklmn?!
- Тормози, а то п... ц!
- Ав!
Наш хитровато-простоватый маневр сбил боевой настрой МИ-17: насыщенная пулеметная очередь взбила пыль впереди капота нашего "Шевроле".
Тараня воздушное пространство, дребезжащая гигантская консервная банка плыла над нами... Я увидел бронированное брюхо в пятнах камуфляжа, увидел на декоративных крылышках нарисованный отличительный знак: трехполосный, как матрац, флажок, увидел стабилизатор с малыми лопастями. И я, разрывая рот от вопля и агрессивного пылевого потока, вскинул старенький АКМ к небу...
То, что произошло через миг, показалось дурным сном. Для меня и, возможно, других. Однако это был не сон. Монстр в небесах, содрогнувшись, пыхнул ослепительным факелом. Ослепительным даже при солнечном свете утра. Дымяще-горящие обломки, кружа, начали падать вниз, чтобы после влепиться в поле...
- А!!! - Ликовал невменяемый боец в моем лице. - Как я его сделал!
- Он?! - возмущался Сосо Мамиашвили. - Это они?!.
- Кто они?!
- Совсем плохой, да?
- Ав, - подал голос пес.
- Я ору, да, дай сигнал Анзору, да... ребятам, да?.. А он... с автоматом-матом на этот пэздолет!.
- Чего ты?.. Я ничего... такого... не слыхал, - приходил в себя: Бог мой, какой же я идиот; утешает лишь то, что это не постоянное мое состояние. - И что ты материшься "пэздолетом". Извини его, Александра.
- Ой, ребятки, - взялась за голову. - Я от вас сейчас умру от смеха.
- Ав! Не-не, умирать не надо, - загалдели мы, люди и звери. Самое-самое интересное начинается.
- Что интересное, - искренне трухнула, - самое-самое?
- Жизнь, моя любимая, жизнь, - и чмокнул её в щеку, пропахшую гарью русского беспредельного и вечного поля.
Кремлевская таблетка
(часть четвертая)
Победителей не судят. А если это пиррова победа? Какие могут быть победы, когда поражение запрограммировано в наших клетках, когда каждый день - тяжелые бои с самим собой и обстоятельствами, когда теряешь друзей и когда приходит понимание, что все твои попытки тщетны, чтобы изменить законы этой обреченной на разложение среды, где неистовствуют дешевые, в тридцать сребреников, страстишки...
Я устал. Ничего так не выматывает, как пиррова победа. Единственное, что мы добились: сохранили свои жизни в невнятной сумятице последних событий. И каких событий?! Если на тебя, мелочь в кармане Вечности, поднимают военно-воздушную эскадрилью, это доказывает одно: ты кому-то очень не понравился. Насчет эскадрильи - для красивого слога, но ведь остальное правда? Возникает закономерный вопрос: в чем причина столь радикальных действий? По отношению к нам? Как со стороны любителей воздушных боев, так и тех, кто действует исподтишка?
Предположим, что люди из "Дельта-банка" орудуют исключительно по корыстным представлениям: они рассчитывали на легкий успех своего мероприятия, а наткнулись на большие хлопоты и неприятности. Если все то, что произошло на спортивной базе "Трудовые резервы" и на дачно-барском барвихинском участке, можно так назвать. С ним, пожалуй, все ясно. С врагом, тебе известным. Как говорится, не так страшен черт, как его малютка. Вот этот неизвестный "малютка" очень агрессивен и беспощаден. Ему нужны наши жизни, и он уже сумел их отобрать у Костьки Славича и Софии. Зачем и почему? Вопросы, не имеющие ответа. Пока.
После первой радости от удачи, что мы остались целы и невредимы, вспомнили о павших, и наступило горькое похмелье.
- Вано, мы зашли слишком далеко, - сказал князь Мамиашвили. - Повезло, что вытащили Сашеньку, но потеряли двоих, - помацал воздух руками, как иллюзионист. - Они были, понимаешь, и вот их нет...
- И что предлагаешь, Сосо? Закрыть сезон охоты, - и поднял стакан с родной и светлой. - Пусть земля им будет пухом. Нашим.
- Пусть.
И мы, выпив, продолжили подводить неутешительные итоги. Мои друзья не поняли, о какой охоте речь? Я объяснил:
- На нас. "Дельта" - это первые цветочки.
- Цветочки у некоторых на могиле, - заметил Мойша Могилевский. Предлагаю передышку... Во-о-он на Сашеньке лица нет.
- Да, - призналась Александра. - От судьбы, понятно, не уйти, но и в мешок попадать.
Когда я пытался наладить связь с "Дельтом-банком", Александра отвлеклась - красила губы. И вдруг - дверца распахнулась: гнилой запах тряпки, и все - провал.
- Вот что значит украшать себя во время боевого дежурства, - заметил я.
- Милый, заткнись, - ответила Александра, - Теперь буду ходить только с базукой.
Прийдя в себя, обнаружила, что находится в холодном оцементированном подвале, похожем на мешок. Первая мысль: ошибка. Отчаяния не было происходящее казалось грубой неприятной игрой. Потом пришло понимание, что все это связано с проблемами, которые решали мы.
- Ванечка, как я тебя вспоминала, - призналась девушка.
- Тихим и не злым словом, надеюсь?
- Очень громким, - вздохнула. - И очень нецензурным.
- То-то нам всем было так весело на воле, - сказал я и выдал краткую информацию о событиях происшедших за то время, пока наша боевая подруга находилась в плену.
- Боже мой, - взялась за голову, - и это все из-за меня?
Мы её успокоили, как могли, ссылаясь на происки империалистического НАТО на восток, и попросили продолжить повествование.
- Как там... этого главного? Фирсов, да? - уточнила Александра. - Эту гадину надо поймать и в холодильную камеру.
- Сделаем, - пообещал я.
Холод - самое страшное испытание: убивает волю и желание сопротивляться, превращая человека в североамериканскую куриную тушку. Потом появились бессловесные призраки. Выполнили благородную миссию кинули на цемент старое одеяло, свитер, буханку хлеба. Как собаке, сказала Александра, как собаке. На этих горьких словах дог Ванечка, обживающий местечко под кактусом, поднял башку и с философским пониманием глянул на девушку. Кот же Ванечка, сидя на шкафу, всем своим всклокоченным видом показывал возмущение наглым вторжением на его территорию. Я обнял любимую за плечи: забудь, родненькая, а им, сукам, предъявим счет с процентами.
Поведение главного секьюрити "Дельта-банка" было более чем странным: зачем издеваться над заложницей? Для острастки? Или господин Фирсов был настолько уверен, что мы не выполним своих обязательств, и решил не обременять себя заботой о пленнице? А мы возьми да перевыполни: вместо бесценных документальных материалов по программе S" предъявили бесценное тело хозяина. Думаю, телохранитель крепко задумался, когда под утреннем небесным куполом вспыхнул бесцветный костерок из авиационных ошметков. Очевидно, он окончательно убедился, что имеет дело не с малосостоятельным партизанским отрядом, а с подразделением специального назначения. Однако такие ретивые служаки не любят терпеть поражения и нужно быть готовым к любым сюрпризам от банковского дома "Дельта". Хотя, на мой взгляд, перед нами стоит более ответственная задача: разгадать ребус "S". Как это сделать, не имея под рукой никаких вводных данных, кроме одной - программа имеет место быть. Взять за потную мошонку господина Лиськина и его подельников? Подозреваю, это нам не по силам, да и толка практически никакого: кастраты часто обижаются и ведут себя истерично, когда из их организма начинаешь выжимать лишнюю кровянистую водицу.
- Нужно работать, - сказал я друзьям, - конечно, проще всего плюнуть и забыть все, но в память наших...
- Вот только не надо красивых слов, - справедливо возмутился Сосо Мамиашвили; его поддержал господин Могилевский, мол, на мне тоже лица нет и не пора ли объявить антракт.
Антракт в Театре военных действий? Я согласился и, тяпнув стакан теплой родной, гаркнул в открытое окно, где плескался неотчетливым парусником ветреный вечер:
- Антракт!
Меня не поняли - друзья решили, что я хочу махнуть вниз головой, чтобы сделать больно сидящим внизу на лавочке доверчивым, как дети, бабулькам. Я попытался объясниться, мол, о санитарном часе по сбору трупов должны знать все наши враги, да мне заявили, что пора Ванюхе баиньки.
- Где?
- Что где?
- Где баиньки?
- Где-где? На тахте.
- Не, там я не буду, - вредничал, - там олимпийца зарезали, как куру из СэШэАа.
- А жизнь продолжается, - верно заметили товарищи, оброняя мое притомленное тело на ржавые пружины.
Хорошо, что Александра удалилась в свою светелку часом раньше и не видела наших пьяных пререканий. А то образ героя поблек бы в её глазах. А герой ли ты, Ванька Лопухин? И с этим трудным вопросом, как с котомкой, я отправился в царствие Морфея. И бродил там в потемках долго, пока не забрезжил рассвет, и я увидел в клочьях сновидения призрак бабки Ефросиньи.
- Опять что-то не так? - занервничал. - Был я в Лопушкином Овраге, был.
- Ох, Ванёк, глуповой ты, однако, - захихикала бабка. - Пенек, одно слово.
- Это почему? - обиделся.
- Шла барышня по дорожке, на ней новые полсапожки, да запнулась за кочку, уронила сумочку, подняла юбочку, упала на дорожку, поломала ножку, частила.
- Стоп! - завопил не своим голосом. - Что это все значит, ба?!. Что за присказки такие?!
- А сказка, красный молодец, впереди, - погрозила как бы костлявым пальчиком, прихватывая со стола "Nikon". - Ладна игруха, да в ней, Ванюха, твоя поруха...
- Хватит загадками говорить, - притомился я. - Что за манеры, черт дери?!.
- А лукавый-то рядохом, милок, - призрак исчезал в открытом окне. Оборотися-ка...
- Бабуля, ты своими аллегориями достала, - признался. - Нельзя ли быть простой, как газета?..
- Глянь-поглянь, внучок...
Я послушался доброго совета и открыл глаза. Лучше бы этого не делал: звериный оскал нависал надо мной. Боже мой, ахнул, кто это - не иначе этот самый лукавый пожаловал в гости? Свят-свят, спаси и сохрани. И почувствовал на своей щеке... щетку, мокрую и шершавую. Потом понял, это язык. Не мой. А Ванечки, который пес. Он требовал к себя внимания и пыхтел, как альпинист на альпинистке на пике Коммунизма.
- Ну чего тебе, блядь такая пятнистая, надо? - поднимался, ощущая себя любителем высоты, передавленным камнепадом.
Ученая мне досталась собачка, ученая сука, как выпускница холенного Гарварда: потрусила к двери, мол, пора хозяин мой на прогулку, сам понимаешь, ежели обделаюсь, то в этом коллективном месте проживания вместе с моей жидкой кучей экскрементов народится революционный, как булыжник пролетариата, эксперимент.
- Об этом и не подумал, - вздохнул над своим будущим. - Это что, тебя, сукин сын, теперь каждое утро. Каждое утро? - Взялся за голову. - Ёхан ты Палыч после этого... - И поплелся к двери. - Лучше бы ты был маленьким и морской свинкой.
Мои стенания остались без внимания - физиология, блядь, от неё никуда. Можно города брать и бюджет секвестировать, а когда вдруг захочется под пыльный кустик крапивы или на фаянсовый лепесточек, тут уж не до многообразных великих подвигов.
Когда мы, два Ванька, выбрались на улицу, то открыли для себя новый и незнакомый мир. О его существовании я, конечно, знал, и "собачники" всегда вызывали у меня удивление. Не понимал, какая такая колдовская сила заставляет их бродить в утреннюю стынь, вечернюю слякоть, при дневных землетрясениях и проч. Теперь понимаю: переполненный мочевой пузырь четвероногих любимцев. Мало того, каждый хозяин, защищая своего породистого цац-шнауцера, сам готов вцепиться в горло противной стороне. Такая угроза возникла, когда мое пятнистое "теля" принялось метить территорию. На каждом углу. Гармоничный утренний мир "собачников" был нарушен. Шавки и прочие морские свинки захрюкали, цыцы поболее сделали вид, что изучают флору родного края, а люди сжали челюсти от ненависти. От такого хамского отношения у меня самого появилось желание оросить чьи-нибудь башмаки. Хорошо, что я человек не конфликтный и могу терпеть. Во всех смыслах. Я позвал Ванечку, дожевывающего упитанную, как кролик, домашнюю болонку, и мы отправились домой. Насчет утреннего легкого ленча для дога шутка, а во всем остальном голая, как член правительства в бане, правда.
Удивительно, но ранняя прогулка оказала на меня целебное действие, точно кислый кумыс на американского астронавта после вынужденной посадки в монгольских степях, где лошадь используют в качестве коровы. Но речь не об этом. А совсем наоборот. О нашей среднерусской мирной равнине. Я решил, что так жить на ней дальше нельзя, и начал генеральную уборку. В комнате. Не делал этого лет сто по причине лени и ожидания той, кто вооружиться тряпкой... Это я про любимую женщину. Она как бы имеется, но заставить Александру елозить ветошкой по кровавому пятну, оставшемуся от прошлого? Зачем нервировать ту, кому досталось по полной развлекательной программе...
Вот именно, кажется, весь сыр-бор происходит из-за этой загадочной программы "S"? Что за ней скрывается? Банковский дом "Дельта" мечтал добыть материалы о ней, люди Лиськина при первом же упоминании занервничали, а нет ли третьей силы?..
Трудно сказать, когда в руках одни мелкие карты, а в настоящее время половая тряпка, которая успокаивает нервы и наводит на размышления... Чтобы понять прошлое, надо крепко думать в настоящем. Последние события развивались так стремительно, что не было никакой возможности спокойно их осмыслить.
Итак, с чего вся эта кровавая буча начиналась? Рождение героя, его детство и отрочество опустим. Начало всех начал: день, когда явился князь Сосо Мамиашвили, а я валялся на тахте в мыслях о хлебе насущном. В том, что все СМИ, напомню, боялись меня, Ванечку Лопухина, как чумы, исключительно моя личная заслуга. А что делать? Как говорится, лизать бы рад, принюхиваться тошно. И вот приходит мой друг, и все его попытки трудоустроить репортера по специальности... Неожиданно, как черт из табакерки, возникает злосчастное "Голубое счастье". Там мне выдают дорогостоящий фотоаппарат "Nikon".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61