На удавке, мирно улыбаясь, покачивался старенький папарацци Ося Трахберг. На длинном столе лежали чистые листы бумаги. Я прошелся вдоль стола, чувствуя себе отвратительно, будто хлебнул сайгонского сакэ, настоянного на фекалиях диких слонов. Где я и что со мной? Не люблю неопределенности и поэтому, не выдержав всей этой галактической галиматьи, завопил в крайнем возмущении:
- Эй, есть здесь кто-нибудь! Выходи! Или порушу эту вашу гонобобельную гармонию. К такой-то матери!
Меня, как личность, проигнорировали. Тогда я ухватил галантерейный стул и от всей своей расхристанной души хрястнул его о стол. Дерево, ломаясь, стонало. Размолотив предмет первой необходимости, я быстро умаялся; плюнул, спросил саркастически:
- Ну-ну! Может, вам ещё кое-что показать? Во всей её первозданной красе, душеприказчики некомпетентные!..
И услышал голос; спокойный голос научно-методического, невидимого исследователя:
- Мебель зачем ломать? Нехорошо, землянин.
- Ты где?! - закружился на месте. - Покажи-ка рыль свою конспиративную, тварь внеземная?!
- Fuck you, - последовал категорический отказ.
- Почему это?
- Нас же не интересует ваш несознательная задница.
- А что тогда интересует, запредельщики?
- Душа.
Я рассмеялся, сделал недобросовестный поклон головой. Кому? Зачем? И заметил вполне резонно:
- Душа, извините, мне самому нужна.
- Зачем? - поинтересовался другой, более строгий голос.
- Как это зачем? - возмутился. - Вы что, господа хорошие, белены там у себя объелись... наверху?..
- И все-таки?
- Ааа, разговаривать с ней. С миром я на дружеской ноге... через душу... И вообще: душа - это душа, блядь. Вам, инкогнито, этого не понять, в натуре.
Возникла зловещая пауза, словно где-то там, в ином, околопланетном затхлом мирке, совещались. Затем раздался электрический треск, запахло озоном и мокрой землей. Из сполохов молнии на листы бумаги упала авторучка "Паркер". С золотым остроконечным перышком. Певчие голоса затянули молитву: "Посети Отчизну нашу благодатию Своею, да облечется она святостию, яко ризою, и да будут сыны её во смирении своем достойны одежды брачной, в ней же внити надлежит в чертог царствия Твоего!.."
- Эй, суки небесные! - заорал я. - Не травите мне душу. Все равно её, родненькую, не заполучите!
Озонированное пение прекратилось. Недовольный старческий голос заскрипел, как дачная калитка:
- Да, что мы с этим папарацци срамным лимонимся? Дайте мне его - я скоро из него душу...
- Да? - завредничал я. - Попробуй, старпер. Кстати, мне твой голос ржавый знаком. Вспомню, найду и язык оттяпаю.
- Ах, ты погань земная!.. Не-е-ет, немедленно кастрируем!
- Нет-нет, - запротестовал первый, интеллигентный голос. - Только добровольным убеждением... добровольным отказом.
- Между прочим, мы хорошо платим, - вмешался второй голос. - Все довольны.
Я возмутился и, мечась по кабинету в поисках зловредных врагов своих, тыкал в углы кукиши:
- Вот вам! Вот вам! Мудаки нумизматические! Моя душа, мать вашу так, бесценна! Ааа! В рай хотите въехать на чужом х...! Не выйдет, душегубы!
Очевидно, мой столь откровенный и грубый демарш покоробил моих невидимых собеседников, послышался разноголосый гомон, из которого выделялся скрипучий голос:
- Я ему, земному червю, всажу таки демократический кол по самую макушку!..
- Нет-нет, мы должны соблюдать всеобщую межгалактическую декларацию прав человека... - возражал интеллигентный голос.
- Психологически неустойчивый субъект!.. Контингент идет трудный, больной... А пьют что: "Бешеную Мэри"... Бррг...
- Попрошу тишины, - возник новый и велеречивый голос. - Не будем торопиться, коллеги.
- Ну-ну, - проговорил я. - Хотите взять измором? Поглядим, как это у вас выйдет, - и запрокинул голову вверх на массивную люстру, где на бельевой удавке покачивался улыбающийся Ося Трахберг, который неожиданно приоткрыл раковины своих сионистских мигалок. - Пугаете, господа, ну-ну...
- О, Иван Палыч, рад-рад вас видеть, - закехал удавленник. - Как дела?
- Какие дела? Делишки, - огрызнулся. - Что здесь вообще происходит? Какое-то светопреставление?
- Кхм-кхм! Все это, молодой человек, закономерный результат циклического диссонанса волновых колебаний. В эти периоды солнечная активность влияет на людей "кармических", имеющих мощный энергопотенциал...
- Это точно про меня...
- ... и умеющих с его помощью влиять на ключевые моменты развития общества.
- Ося, будь проще, - не выдержал я. - Лучше сообщи, кто тебя придушил?
- Господин Лопухин, - сварливо провещал старичок. - Вы нетерпеливы. Это неприятно. Я могу вообще замолчать.
- Черт с тобой, говори, - проговорил в сердцах.
И услышал такую ахинею, что хоть святых выноси. Мне сообщили, что в скором будущем существует высокая вероятность смены руководства страны. И на фоне дисбаланса физических явлений и политической нестабильности четко просматриваются два наиболее вероятных варианта. Первый - приход к власти человека государственного ума и феноменальной работоспособности...
- Ф.И.О., пожалуйста? - вскричал я.
- Вы его знаете, молодой человек.
- Государственный ум и феноменальная работоспособность? Не смешите меня, Ося.
- А под чьим чутким руководством очистили Тверскую и Манеж от говна, а?
- Когда прорвало коллектор и речку Неглинку? - вспомнил я. - Ааа, догадываюсь о ком речь, - и признался, что кандидатура весьма недурственна. - А второй вариант?
И вместо того, чтобы конкретно назвать фамилию имя и отчество претендента на шапку Мономаха, удавленник снова понес фуйню. Мол, в этом человеке воплотится "вождь всех времен и народов товарищ Сталин" да извечная надежда нашего народа на порядок и справедливость.
- Вот народ трогать не надо, - активно запротестовал я. - Он сам по себе, а власть сама по себе. Лучше признавайся, Осип, кто это с "сильной рукой"? Тоже знаю?
- Разумеется. Его все знают.
- Так, - задумался. - Он та-а-акой...
- Какой?
- Эээ... с глазами, как у бешеного таракана. С чубчиком цвета этой самой букаши? Лекции ещё читал, которые никто не слышал, да? И за них получил сумасшедшие гонорарии?
- Я не буду отвечать на эти вопросы, господин Лопухин . Это конфиденциальная информация.
- И не надо. Он-он, лектор общества "Знание-сила", - усмехнулся я. Больше некому. Такого продувного малого во всей Вселенной днем с огнем не сыщешь.
- А он нас вполне устраивает, - громыхнул велеречивый голос. - И хватит диспутировать, олух царя небесного.
- Эй там, наверху! Прикрой пасть, а то я за себя не отвечаю, - взревел я. - Мне терять нечего, выпущу вам кишечки, если они, конечно, имеются.
- Ёхан Палыч, ты сошел с ума, - зашипел Ося Трахберг. - Они из тебя душу...
- Хер им, а не душа моя! - снова заметался по кабинету. - Зачем им моя душа? Зачем? - И остановился от прозрения. - Ааа, понял? Собираете наши души, чтобы Лектору было проще прийти к власти. Лихо-лихо, господа!.. Ха-ха, - и засмеялся легко и свободно. - Не страшен черт, а его малютка, господа. Малютку мы задавим в зародыше, это я вам обещаю и гарантирую.
- Я всегда говорил, что он слишком смышленый, этот папарацци, - с ненавистью проскрипел старческий голос, мне знакомый.
- Но надо что-то делать, коллеги, - молвил строгий голос.
- А пусть сам предложит нам какую-нибудь чужую душу, - задумчиво изрек интеллигентный голос.
- Это как? - насторожился. - Я вам что - Господь Бог, чтобы душами приторговывать, как картошкой.
- Иван Павлович, - заныл в петле Ося Трахберг. - Подпиши документик и будешь жить вечно и счастливо.
- Ну, конечно, дядя Осип. Тебе-то самому как? Весело, чай, парить в вечном полете?
- Кадык жмет, а так можно терпеть, - признался старичок.
- А я не хочу терпеть, - и цапнул со стола авторучку, точнее нож, сработанный под мирный бухгалтерский предмет. - Ишь ты. Небось, кровью надо подписываться?
- Совершенно верно, - раздался интеллигентный голос. - Подпишите, Лопухин. Это так просто. Враги, надеюсь, имеются?
- У кого их нет, - развел руками. - И что из этого следует?
- Подмахнете, юный друг, документ и сообщите нам любую, так сказать, кандидатуру. И никаких проблем. У вас.
- А если не подпишу?
- Это будет печально. И прежде всего для вас, землянин.
- Почему?
- Мы вынуждены будем взять безгрешную душу, - проговорил велеречивый голос. - И ничто нас не остановит.
Я сжал в руке нож, понимая, что услышу на следующий свой вопрос; я знал, что услышу, и тем не менее, спросил:
- И чья это будет душа?
И услышал ожидаемый ответ спокойного, велеречивого голоса из неполноценного мертвого мирка:
- Дочери.
Я услышал это. Я был на удивление безмятежен. И, кажется, безразличен. Я даже подивился своему созерцательному спокойствию. Лишь странный полифонический звук заставил меня встревожиться: никелированная сталь тига от удара моей руки врезалась в лаковую поверхность стола, проникая в живую древесную его ткань. Я закричал от ненависти и беспомощности и... проснулся.
Бог мой, хотел перекреститься, где я и что со мной? И вздохнул с облегчением: мои больные глаза признали родную комнатку, пыльный кактус, скулящего у двери дога Ванечку. А в открытом окне переминалось хмурое утро.
Господи, за что такие кошмары, поднимался с тахты, какой-то запредельный космогонический бред. Нет, пить надо, Ванечка, меньше. Обнаружив чайник под кактусом, заглотил пресной водицы с ошметками ржавого налета, ополоснул опухшее лицо и почувствовал себя в состоянии гравитационного полета в черной дыре антимира. Блядь, Лопухин, матерился, натягивая свитер, когда ты, краснознаменный мудак, прекратишь издеваться над организмом. И потом - проблем выше крыше. И ещё выше. Надеюсь, с Хулио все в порядке? Помню, по-братски прощались у таксомотора, после чего Миха Могилевский толкнул меня в салон, куда я завалился, точно в отхожее место вселенской прорехи... Проклятье, чтобы все так жили, как я там корежился. Как на электрическом стуле в 6000 вольт. Похоже, какая-то иступленная потусторонняя сила пыталась вырвать из меня?.. Что? Не помню... Помню лишь угрозу. Кому? Мне? Нет, не могу припомнить. Пустота в голове и ниже, и только. Надо проветрить себя, как ковер-самолет, провалявшийся несколько столетий на полках ломбарда. Да, и дог Ванечка готов вот-вот выпустить из себя все добро, переработанное за ночь.
- Пошли, засоранец, - вздохнул я, открывая дверь. - Тебе плохо, а мне ещё хуже.
Коммуналка безмятежно дрыхла, как человек в уютной, теплой, блевотной массе, которого устраивает абсолютно все в этой египетской жизни. От мутного света дежурной лампочки хотелось удавиться. На первом попавшем крюке. Я даже непроизвольно поискал глазами металлическую скобу, но, к счастью, не нашел. И отправился на улицу. Жить дальше.
Утренний воздух был насыщен озоном, что привело меня в состояние близкое к обмороку. Я бродил за жизнелюбивым песиком и мне казалось, что из меня выпотрошили душу. Осталась лишь болезненная оболочка, непригодная для дальнейшего применения в хозяйстве.
Эх, жизнь, иль ты приснилась мне? Вот именно - сон, похожий на чудовищный кошмар. Что же там происходило? Какие-то замогильные потусторонние голоса, а что еще?.. Увы, мои попытки вторжения в память, затравленную насыщенной алкогольной атакой, были безуспешны.
Плюнув на себя, как в прямом, так и переносном смыслах, я потащился к родному дворику, завидуя здоровому образу жизни своего четвероногого друга.
И почему я, Ванька Лопухин, не собака, на этой положительной мысле я заступил в подворотню и... увидел лакированное, как башмак, авто, мной уже однажды виденное. Я попридержал шаг - странно-странно, что за ранний променад, Сашенька?.. А вот и она сама, красавица. В вельветовом костюмчике от покойного голубого Версаче. В солнцезащитных очках. Хотя светило пока и не мыслило явить свое румяное и горячее личико нашему маловыразительному мирозданию.
Трудно сказать, что заставило меня действовать самым решительным образом. То ли безумная и веселая ночка, то ли общая весьма подозрительная международна обстановка, то ли кондовая крестьянская любознательность? И не успела вышколенная и надушенная публика глазом моргнуть, как я вместе с пятнистым Ванечкой уже сидел в партере, то бишь в салоне комфортабельного "Мерседеса", класса "Е", с объяснимым нетерпением ожидая поднятия занавеса. Девушка повела себя хладнокровно, как дама высшего света, не обратившая внимания на пьяного хама, который уронил в её пахнущее декольте бисквитный пирожок. Вместе с бутылкой портвейна "777". Александра сделала знак водителю, мол, крепче держись за баранку, баран, и только после соизволила улыбнуться мне:
- В чем дело, Ванечка?
- Доброе утро, - ответил я. - Куда это мы ранней пташкой, если не секрет.
- Секрет.
- Я люблю секреты.
- Ванечка, будь так любезен, - поморщилась. - Дыши в окошко. Я не выдержу этой газовой атаки.
- Прости, - смутился, задерживая дыхание. - Это все "Бешеная Мэри".
- "Бешеная Мэри", прелестно-прелестно.
Может, с крепкого похмелья, но Александра казалась мне чужой и неестественной. В ней таилась загадка. Компанейская и простая девчонка, мечтающая выскользнуть из оков высшего мертвенного света, не была похожа сама на себя. Я чувствовал эти принципиальные изменения, однако пока не понимал причин таких метаморфоз. Полевая ромашечка неожиданно превратилась в сочащую благоуханиями розу, а трудолюбивый садовник (я про себя) этого не приметил.
- "Бешеная Мэри", прелестно, - повторила. - А я здесь, Ванечка, при чем? Пил ты, а голова будет болеть у меня?
- Извини, но тебе, милая моя, хорошо известно: у нас общие проблемы, которые надо решать.
- Какие же проблемы?
- Например, господин Савелло.
- Ваня, - улыбнулась. - Не смеши, ты и он, это... - и не нашла слов, чтобы определить разницу между маленькой рыбкой (я) и большим тараканом (мой оппонент).
- И тем не менее, - был настойчив, - меня интересует не он сам, а программа "S".
- Кажется, он сказал, что об этом... - и убрала с лица солнцезащитные очки, и я увидел её глаза - в них плескалась темной морской рябью ненависть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61