В огромном холле отеля для высокопоставленных политических и государственных снобов столпотворения не наблюдалось. Было лишь несколько функциональных фигур по приему дорогих постояльцев. Два молодых человека со стандартными лицами вышколенных комсомоблядских деятелей спешили мне навстречу. Вот интересно: молодежной организации давно уже нет, а члены её остались и благополучно служат новому богу по имени дядюшка Джо.
- Лопухин? - спросил один из них, членов.
- Лопухин, - завредничал я.
- Прошу следовать, - пригласили меня со всей официальностью.
- И далече нам?
- Прошу.
Что и говорить, мои новые знакомые не отличались особым радушием и болтливостью. Были сдержаны в чувствах, как автоматические вибраторы на полках секс-шопа, но дело свое знали: один впереди, другой - позади. Это я про людей. Шаг в сторону - попытка к бегству? Сколько живу, а не понимаю, как подобные особи размножаются? Такое впечатление, что их души секвестированы со дня рождения.
Между тем, мы совершили подъем на лифте, похожем зеркалами на будуар мадам Де Факью. На шестом этаже был передан под опеку более развитому члену бывшей организации по воспитанию подрастающего поколения.
- Лопухин? - протянул руку для рукопожатия.
- Лопухин, - посчитал нужным уточнить.
- Не граф?
- Герцог.
- Тогда милости просим, - засмеялся и сделал приглашающий жест.
Наше путешествие по ковровым дорожкам коридора было недолгим. До полосы света, выбивающейся из-за приоткрытой двери номера 6016. Я вновь был передан в новые руки - двум молодящимся господам с характерными лицами из силовых, как нынче выражаются, структур. Находились СС-овцы в небольшом и комфортабельном холле, освещенном дежурным светом. По их корректному приглашению я плюхнулся в кожаное кресло, похожее на то, бегемотное, куда я, как оказывается, так бесталанно тыкал "жучков".
- Лопухин Иван Павлович, - угадал один из героев новой России и направил на меня лампу, от света коей я тотчас же ослеп, как наш рязанский крот-энтузиаст, прорывший запасной ход в штат Алабама и по этой причине перепутавший все часовые пояса.
- Эй, дядя, - сказал я. - Так дело не пойдет. Что за методы? Я в застенках? Или где?..
И добился своего - наш конфиденциальный разговор продолжился в уютном полумраке. Правда, поначалу мы плохо понимали друг друга. Моих собеседников интересовала вся моя родословная, начиная с IХ века. Кажется, они пытались обнаружить во мне графскую дистиллированную кровушку? В конце концов я заявил, что ночная морока мне порядком остоп( )здила, как они сами; я, конечно, могу запечатлеться вместе с ними на долгую память, однако это не есть решение проблемы, из-за которой, собственно, мы здесь все собрались.
- Ну хорошо, - согласились со мной. - Предположим, что вы, молодой человек, говорите правду, а где гарантии, что вы не человек из "Дельты".
- Тогда я из "Омеги", - невольно засмеялся. - Между прочим, банкир уверен, что я человек Лиськина. И что же? После этого не жить?
- То есть вы встречались с Марком Марковичем?
- Почему бы и нет?
- Зачем?
- Чтобы крестить детей, черт возьми, - занервничал я. - Господа, если скажу, что хотел организовать фоторепортаж, вы мне не поверите...
- Фоторепортаж?!
- А почему бы и нет? Я - папарацци, - и взял в руки "Nikon". - Могу и о ваших трудовых буднях...
Меня сдержанно поблагодарили за честь, но отказались, и мы наконец вспомнили о супруге господина Любошица. Мои собеседники хитрыми вопросами попытались было узнать, какие такие отношения между мной и Александрой? Когда мне осточертело изображать ангелочка, я признался, что у нас love, и не только духа, но и плоти...
На этих бесстыдных словах дверь в соседнюю комнату неожиданно отворилась и на пороге... муж?! Я было перетрухал: ну все, сейчас Ваньку сладят секвестр нижнего регистра, да выяснилось, что это господин Степанов Виктор Иванович с которым я имел счастье уже общаться по телефону. Был секретарь сухопар, подвижен лицом и насмешлив:
- Очень. Очень приятно познакомиться, - пожал руку. - Парижский Михаил Михайлович Лопухин не ваш ли родственник?..
- Я знаю дядюшку из Чикаго, - уверенно отвечал я. - По какой-то там линии. Александр Александрович, кажется? Он женился на гречке... в смысле, гречанке, чудная, надо сказать, женщина...
- Что вы говорите?
- Да, наша ветвь... эээ... ветвистая, - изобразил руками гносеологическое древо, толком не понимая, зачем так безбожно вру. - По всему миру, так сказать...
- Прекрасно-прекрасно.
- А где господин Любошиц, что-то я его не вижу? - решил перейти в наступление.
- Он у нас человек государственный, - тонко усмехнулся Степанов. Занятой. И поручил мне решать все вопросы.
- Брезгует начальничек, - сделал я странный вывод. - Не желает общаться с графом из народа?
- Ничуть, - удивился секретарь. - Он больше по экономической части, а здесь, как я понимаю, криминальная...
Я вынужден был согласиться: пахнет уголовщиной, как сыром рокфором в знаменитом педерастически-парикмахерском салоне на Арбате. Тогда какие могут быть вопросы к товарищу Любошицу? Никаких, признался я, но я уже более часа занимаюсь хрен знаем чем, только не поисками выхода из ахового для Александры положения. Меня успокоили - времени достаточно для того, чтобы вырвать из неприятельских лап своевольную заложницу. Господин Любощиц очень огорчен, и прежде всего вызывающим поведением супруги. Всего этого следовало было ждать. Разумеется, меры будут приняты.
- И что? - не понял я.
- Спасибо за помощь.
- И все? - наконец докумекал. - Я свободен? А обмен? Они без меня не будут...
- Будут, Ваня, будут, - твердо уверил в обратном господин Степанов. Мы найдем... хм... консенсус.
- Не уверен, - обиделся я. - Они пойдут войной.
- Слова-слова, - равнодушно отмахнулся секретарь. - У нас есть... эээ... рычаги воздействия.
- Видео?
- Это мелочь, мой друг.
Кажется, аудиенция моя заканчивалась весьма неудачно. При ближайшем рассмотрении я, как товар, оказался залежалым и без знака качества. Я почувствовал себя Ванькой, которого так и не пустили в барскую, осветленную пригожим деньком усадебку; спасибо хоть борзых не спустили.
Право, не могу объяснить внятно, почему, выбираясь из кресельной западни для последующего невыразительного ухода, я признался, что Александру хотят обменять на информацию по программе "S". Интересно, спросил я, что это за проклятая программа, оцененная в человеческую жизнь? Вопрос, право, задал без особого на то глубокого смысла. Скорее всего по профессиональной привычке не оставлять загадок. Чтобы спать спокойно. Итак, я спросил:
- А не проще Александру обменять на программу "S". Это, кстати, что? Вроде программы "Дети России" иль чего покруче? - и шкурой почувствовал, как благодушная атмосфера в холле изменилась.
Что такое? Неужто я незатейливо вломился в запретную тему, совершенно секретную. Во всяком случае, благость господина Степанова исчезла, будто её и не было, а два СС-овца тянули руки к невидимым кобурам под пиджаками от покойного Версаче. Впрочем, ситуацию я утрирую, однако то, что мой вопрос-гравий угодил в строгий и точный механизм, нарушив его привычный ход, это факт. Правда, секретарь попытался замаскировать свой интерес и, позевывая, поинтересовался, мол, откуда Ванюхе Лопухину известно об этом "S"?
- Отсюда, - ощущал себя юным пионером, выуживая из кармана аудиокассету. - Господин, однако, Берековский...
Вещдок был тотчас же истребован. Как бы со скукой, мол, просто интересно, что там наболтал господин банкир в пылу полемики? И с этими словами Степанов Виктор Иванович удалился в соседнюю комнату. А я остался под неусыпным наблюдением СС-овцев.
Так-так, веселые дела, задумался я, подойдя к окну, откуда открывался чудный промышленный пейзаж на Москву-реку и на строящийся в муках и концептуальных спорах памятник Первому реформатору и костоправу. С планами будущего переустройства земли Российской, сжатыми в поднятой руке до дубинковидного состояния.
Темна, дика и таинственна наша история: много было в ней желающих повести за собой народец в светлое далеко, освещая ему путь огнем из пламенных посулов. И людишки верили, и покорно брели за неверным светом чадящих факелов, не понимая, что раньше или позже наступит вселенская мгла, где будут хрустеть их хрупко-фарфорные кости да корчится в страданиях окровавленные души.
И что же теперь? Эфемерная великая империя развалилась, как карточный домик, и под её руинами... миллионы и миллионы раздавленных судеб, которым кинули лозунг обновляющегося (как бы) общества: каждый выживает сам!..
И трудно сказать, что удобнее: жить иллюзиями или вовсе не жить?
Наступательное появление господина Степанова отвлекло меня от обществоведческих рассуждений о роли государства в жизни маленького человека. Нас ждут, Иван, заявил он безапелляционно, и я в приятном окружении покинул радушный гостиничный Дом для ходоков во власть. На стоянке мы застопорились - меня хотели отправить для удобства передвижения в "Кадиллак" цвета нижнего женского белья, а я настаивал на заржавелом, но родном "Вольво", где, кстати, нервничал Сосо Мамиашвили, готовый выступить в боевой поход. За наши интересы. С лучшим другом Калашниковым (модернизированным). О чем я посчитал нужным сообщить новым друзьям, чтобы они не обольщались мыслью о своем бессмертии. Господин Степанов хекнул и признался, что они нас недооценили.
- И это только начало, - пошутил я. Как бы.
- Вы меня пугаете, молодые люди, - тоже как бы пошутил секретарь.
С предупредительными улыбочками мы разобрались с авто: господин Степанов и один из СС-овцев решили вспомнить прошлые времена, когда колесили на подержанных колымагах. Меняли лайбы, как перчатки, сообщил секретарь, угнездываясь на заднем сидении. Такой его вызывающий демократизм был весьма подозрительным. И причина тому: мое упоминание о программе "S". Следовательно, Ванькой Лопухиным обнаружен ключик к барскому особнячку. Мечта воплощается в явь? А на хрена? Боюсь, что этот простодушный вопрос задан слишком поздно. Мы хотели легкого приключения на собственный зад? Мы его и получили. Будем надеяться, без тяжелых последствий. Как учил нас прапорщик Дудяхин: бей, а уж вслед за тем разумей. Впрочем, решительный командир имел ввиду империалистических солдат удачи из наступающего на восток НАТО, а вот что делать, если перед тобой соотечественник, наряжающийся в тогу, выразимся красиво, смертельной дружбы? Не знаю. Я сделал шах пешкой, теперь погодим ответного хода.
Увядающая на глазах ночь была похожа на притомленную шлюху с разъ( )банной вагиной во время бессменной трудовой вахты на Тверской-Япской. Сам город затягивался тусклой пленкой утра. В такое времечко - на границе между смертью и жизнью - сон самый сладкий. И почему я не законопослушный обыватель - дрых бы в свое удовольствие под оперные рулады благоверной. Нет, лучше гибель на предутренней магистрали. Гибель, потому что наша пендюха, спеша за "Кадиллаком", угрожающе скрипела остовом. Не выдержав, я поинтересовался: куда это мы так убиваемся? И получил содержательный ответ: нас ждут.
- Дождались бы, - сказал я на это, чем вызвал оптимистический хохот подельников, не обращающих внимание на то, что отказали тормоза. Пришлось об этом грубо намекнуть. Конечно, это была шутка, однако она отрезвила господина Степанова, и он через космос потребовал впереди летящему челноку маленько сбить прыть. Я поблагодарил секретаря. - Спасибо. Всегда успеем к гильотине.
- Лучшее лекарство от перхоти, - не был оригинальным Виктор Иванович. - А вы, Иван, мне нравитесь?
- Простите, это в каком смысле? - занервничал я.
- В исключительно человеческом, - засмеялся секретарь. - У нас ориентация традиционная. В отличии от многих.
- У нас - это у кого?
И не получил ответа, господин Степанов сделал вид, что не услышал вопроса, а я не был настойчив. Зачем? Сам узнаю с минуты на минуту. И был прав - из глубины умирающей ночи всплывала гигантским айсбергом чаша крытого спортивного комплекса "Олимпийский". Не торопимся ли мы на соревнование по художественной гимнастике или стрельбе по движущимся мишеням, поинтересовался я? Меня успокоили - нас ждет состязание по плаванию. И прыжкам с трамплина. Я решил, что это очередная шутка. И на этот раз ошибся.
Закатившись под бетонный мосток, "Кадиллак" тиснулся к освещенному парадному подъезду бассейна, о чем сообщала металлическая трафарета. Потом я и Сосо (без АКМ) были приглашены в оздоровительное учреждение. Опасности я не чувствовал, высказав лишь сожаление, что не прихватил плавки производства КНР. Здесь плавают голенькими рыбками, осклабился господин Степанов, и мы затопали по казематным коридорам. Я почувствовал: где-то там, впереди, огромный организм и, кажется, живой? Что за чертовщина, куда это нас заманили, лохов лопушиных? К счастью для нервной системы, скоро понял: в керамических плитках плещется хлорированная водица. А в ней, судя по девичьим взвизгам, русалки. С дельфинами? Нет, он был в гордом одиночестве, а вот русалочных развратниц - пруд пруди. В чем их мамы родили.
Кажется, мы угодили в вертеп на воде, осматривался я: над бассейном пылали мощные юпитеры, пестрели пустые ряды для потенциальных болельщиков, у бортиков замечалась гибкая прислуга с передвижными столиками, а в темных проемах - телохранители. Было такое впечатление, что мы находимся на съемках фильма о простых парнях, на которых завистливое и нищее общество поставило тавро: "новые русские". Вот только легендарный белорусский режиссер Попович-Зиберштейн убыл за натурой и шекелями в государства Израиль, позабыв вякнуть в матюгальник традиционное: "Мотор, засранцы!"
Так-так, сказал я господину Степанову, надеюсь, наша встреча произойдет не в водной стихии? А мне нравится, хохотнул князь Мамиашвили и попытался содрать шкеры. С себя. Чтобы обследовать подводные русалочьи шхеры? Пришлось напомнить о долге перед родиной и Софочкой. Пока мы припирались, "дельфин" лупил саженками по дорожке в попытке установить мировой рекорд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61