Матерясь, я прыгнул из колымаги и тихим шагом удалился на исходную позицию. Для вторжения на вражескую территорию. Тьма была египетская, даже мне пришлось напрягать зенки, чтобы не провалиться в тартарары. Потом прошел вдоль забора, раздвигая ночь, как тяжелую занавес, сотканную из безнадежности и мрака... Родина. Всеми преданная. Кто бы из них поверил, что я иду сейчас и говорю нечто патриотическое. Слышны голоса живых сквозь глухо забитые окна. Мертвые просыпаются. Обуваются. Открываются широко текущими толпами, плачущими безмолвно. Эти толпы в слезах влезают на столбы. Чтобы вывинтить лампочки. Большие куски нашей славы парят и витают во мраке.*
* Стихотворение М. Анагностакиса.
... Рев мотора и пляшущий свет мощных фар взорвал неживую тишину ночи. "Шевроле" разудало подкатило к воротам дачи президента "Дельта-банка" и подало сигнал, прозвучавший в первобытном бору, будто возмущенный пук Вселенной. На закрытой территории возникла естественная тревога - захлопали двери, загомонили голоса, наконец прозвучало угрюмое:
- Кто там?
- Курьер. С секретным предписанием! - раскричался мой боевой товарищ как его учили. (Учил я.)
- Чего?
- А то! Дача Берековского, или кого другого березяхи?!
- Ну она.
- Тогда получите правительственную корреспонденцию.
- Чего?
- ..., ... ... ..., ..!.. - более чем доходчиво выразился Сосо Мамиашвили, хотя этому я его не учил.
Оказывается, после таких волшебных и старых, как мир, слов даже в нашей обновленной и просветительской республике отворяются любые запоры. Грюкнули металлические засовы на калитке и появился телохранитель, похожий на задумчивого гориллу Макка, которого служители зоопарка стащили с любимой Микки во время органического их соития, чтобы показать самца любознательному донельзя мэру в кепке. Интеллектом он, секьюрити, конечно, не выделялся, а вот габаритами, прикрывающими калитку...
- Эй, дядя! Получи и распишись, - догадался крикнуть Сосо. - Мне ещё на дачу банкомета Утинского! Это где? Там, что ли?!
Оглянувшись, служака зыкнул какого-то Гришу и медленно направился к авто. Грише не повезло - он неосмотрительно выступил из дачной территории, чтобы тоже, очевидно, принять активное участие в жизни и... жало тига, впившись в сердце, позволило ему спокойно перейти в мир, где нет выматывающей маеты. Я опрятно опустил агонизирующую тушку под кустик - и бесшумной тенью замелькал по дорожке в сторону барского особнячка. Исполнилась мечта Ванька Лопухина, прорвался таки на запретный участок с вишневым садом. С резной воздушной беседкой, где на столе пыхтит самовар-богатырь, где на батистовых кружевах фарфоровые чашечки, из которых пьют чай девочками с кукольными личиками...
Эх-ма, не жизнь - чудное видение.
Чувствовал себя великолепно - возвращалась армейская диверсионная выучка, а вместе с ней уверенность и хмельной кураж. Вперед-вперед, боец войск спецназначения... во славу любимого отечества!
На парадном крылечке курил очередной хранитель тела банковского магната. Смоля сигаретку, засматривался на шум у ворот; ему тоже было интересно жить? Финка бегло проникла в чужую брюшину, точно в тесто. Секьюрити охнул и принялся приседать, как это часто делают голые тетеньки в бане, когда к ним на помывку запускают армейский взвод. Сигарета пыхнула прощальным кометным шлейфиком...
Я услышал: от дачи стартует "Шевроле" и лязгают засовы калитки. Потом раздается удивленный голос гориллы: Гриша-Гриша, где, так-растак, Гриша?
Наш ответ на этот вопрос был несоразмерен и странен: вскинув "Стечкина", я заслал пулю в непроницаемое небо и через мановение оно буквально треснуло обжигающим и ярким огнем.
И огнь пал на землю, и люди пали от него.
Если был ад на земле, он был именно здесь, на этой выхоленной вотчине, территория которой обрабатывалась с четырех точек. Понятно, что такое жизнерадостное вторжение в частную жизнь не осталось незамеченным. Служба безопасности потеряла голову - двое из неё скатывались с лестницы, будто торопились на пожар. Пули остановили торопыг. Лбы - удобная мишень для стрельбы на вскидку. Как говорится, торопись-торопись, да не промахнись. Мимо врат рая.
Под грохот канонады я летал по буржуйским комнатам, освещенным заревом, как ангел во плоти. Но с пистолетом в руках. У одной из закрытых дверей наткнулся на мудака. По ужимкам и бабьим взвизгам он походил на камердинера. Он и был этим самым. Легкий удар в лакейскую челюсть привел в чувство и на мой вопрос, где хозяин, я получил правдивый ответ:
- Тама-с....
Пинком ноги высадил декоративную дверь. Ба! Милый собачий теленок, застывший в бойцовской стойки. Тсс, сказал я и посмотрел в глубину его агатовых и умных глаз, мы одной крови... Этому обхождению с братьями нашими меньшими меня научил собакозаводчик Коробков, он же по совместительству папа моей жены Аи (бывшей второй). Мраморный дог засмущался, мол, прости, кровник, не признал за своего, обстановка хер знает какая, сам понимаешь, и прилег у хозяйской лежанки. По масштабам та была как аэродром имени Дж. Ф. Кеннеди. С зеркалами, бра и шелковистым одеяльцем, под коем трепетал крепко недоумевающий господин Берековский: видно, думал, плешь, что начались народные волнения вкладчиков его банка за свои кровные проценты...
- Привет, дядя Марк, - рявкнул я. - Вот тебе, Маркович, и процент смерти!
- Как? Что?.. - не узнавал. И я знал даже почему. - Во-о-он!.. Кто вы такой?
- Твоя удача, блядь, Берековский!
- Что?.. Я не понимаю?.. Как вы сюда?
Не люблю, когда мне под руку задают вопросы. Скользящий и нежный удар крестьянской ладошки по барской вые заставил моего оппонента угаснуть, как бра под зеркальным потолком.
Взвалив банковскую тушку я трусцой пустился в обратный путь. Дог ковылял рядом. Я усмехнулся: кажется, кровник решил сменить хозяина?
Если бы не был участником и организатором этой ночной феерической вечеринки, то, пожалуй, бы струхнул. Было такое впечатление, что горит пересохшая земля и деревья. Впрочем, так оно и было, ещё синим пламенем пылали хозяйские постройки. На фоне огня и дыма металась обслуга. Понять кто, где, что и зачем и на ком не представлялось возможным. С драгоценной ношей на плечах и псом под ногами я поспешил к калитке. Она была отворена теми, кто докумекал драпать из пекла, где всем желающим раздавали гранаты. То есть наш фруктовый бизнес удался - накормили всех, кто этого хотел, от пуза... Ведь умеем, если очень хотим.
При нашем появлении "Шевроле" подкатило лихим таксомотором, мол, всегда готовы обслужить упревшего клиента. И через секунду-другую наша веселая компашка с пятнистой милой собачкой на переднем сидении в качестве Белки-Стрелки улетала прочь, как космический челнок во мрачную космическую прореху, откуда возврата не было.
Утренняя туманная плесень плыла над дальним леском. За сонливыми деревьями угадывалось парадное светило нового дня. Вот и все - безумная ночка закончится, и мы сможем подвести некоторые итоги. Утешительные? Не знаю. Это выяснится после встречи на проселочной петляющей дороге с теми, кто был заинтересован в этой встрече так же, как и мы в ней. Удобно иметь дело с публикой приятной во всех отношениях и без бюрократической волокиты принимающей решения по текущим сложным проблемам.
Проблемы были. У финансового воротилы Берековского, когда вник, что его самым вульгарным образом сп( )здили. Из бронированного ларца. Обидно. Платить сумасшедшие деньги за охрану своего бесценного скелета, чтобы, опамятовавшись, обнаружить его в передвигающейся каморке, правда, комфортабельной и с кондиционером, но с ножом у кадыка. Подобное положение вещей окончательно расстроило директора банка - его глаза от ужаса сошлись на остром тиге, и он, человек, был похож на тряпичную самодельную куклу, сработанную ребенком, у которого свои понятия о гармонии и красоте.
- Эй, Марк Маркович, - решил привести в чувство. - Вчера и сегодня был не твой день.
- А?
- Кто подорвал-то?
- Не-е... знаю.
- А догадываешься?
- В-в-вы?
- Нет, мы сами по себе, - засмеялся я. - Хотя мы знакомы.
- Знакомы? - и перевел взгляд. - Не имел чести-с.
- Ох, простите, зарапортовался, - повинившись, стаскиваю со своего лица шапочку. - А так?.. В фас... в профиль.
И господин Берековский не верит собственным глазам: как, папарацци?! Иван Палыч Лопухин! Ах, ты сукин сын! Ах, ты гад! Да, я тебя, подлеца, сгною!.. урою!
- Тсс, - предупреждаю я. - Со мной был мальчик, помните, Марк Маркович?
- Помню, - мой тихий голос останавливает проклятия. - И что из этого?
- Его убили ударом ножа в сердечко. И, быть может, ваши люди, господин Берековский? Хотите покажу, как это делается?
- Вы... вы... полный идиот!
- Не, он не понимает, - выступает Сосо. - Вот... песик понимает... а человек, вах, не понимает. Думает шутим, да?
- Пока шутим, да, - и резким движением, перехватив чужую холенную лапку, почти детскую, с коротенькими маникюрными пальчиками, отсекаю фалангу мизинца. Без анестезии. Понятно, что господин банкир пришел в глубочайшую депрессию от столь радикальных операбильных мер. Взвыв дурным голосом, засучил ногами и упрятал под себя оцарапанную ручку. Я посчитал нужным сообщить. - Это первое и последние предупреждение, Маркович. Вы сами не хотите вести конструктивный, прошу прощения диалог... Что? Ах, хотите? Тогда прошу отвечать на вопросы.
Трудный состоялся разговор, что скрывать. В предутреннем подмосковном лесочке, где участники похода за скальпами решили задержаться. На отдых. Сначала я решил познакомиться с боевой группой, и пока господин банкир пытался пристроить фалангу к укороченному мизинчику, я сделал это. Гранатометчики Шота, Анзор, Коля и Даниил были молоды, безмятежны и походили на студентов МИСИ.
- Молодцы, - поблагодарил я, - отличная работа. Мне понравилось побывал, точно в геенне.
- Ну мы старались, - пожали плечами.
- Можно утром подстраховать? - спросил. - Так, на всякий случай. Враг у нас тяжелый, с вывертами.
- Ну если с вывертами, то даже нужно, - и, посмеиваясь, ушли дремать в свои автомобильные домики.
А я вернулся на исходные позиции - в "Шевроле", чтобы продолжить диспут о проблемах, вынудивших всех нас бдить, включая пса, лежащего уютным калачиком на переднем сидении.
Итак, я и банковский магнат с перевязанной рукой бойца пострадавшего по собственной глупости на передовой возобновили трудный разговор, чтобы поставить, как в таких случаях говорят, все точки над "i". Я задавал вопросы и получал обстоятельные вопросы, из которых следовало, что мы являемся свидетелями грандиозной битвы двух банковских консорциумов, пытающихся скупить государственную собственность на всевозможных залоговых аукционах.
- Консорциум - это что? - решил проверить себя. - Объединение банков?
- Да-с, молодой человек, именно так.
- И кто где? И с кем?
- Это конфиденциальная информация.
- А я никому не скажу, Марк Маркович, - поигрывал тигом. - На меня можете положиться, тьфу... в смысле надеяться.
- Вы хотите моей смерти?
- Я хочу информации.
- Нет, вы таки хотите смерти Марка Берковского, - укоризненно констатировал мой собеседник, укачивая поврежденную руку. - Зачем мне такая жизнь? Взрывают, режут и...
- ... и снимают ху-художественный фильм, - прибавил я. - Маркович, будь проще.
- Проще? Я вам что? Транссибирская магистраль?
- Нет, - рассмеялся я. - Вы наш богатенький Самоотлор.
И угадал - про нефть. По утверждению моего нового заклятого друга, нынче возникла очередная "нефтяная война" между двумя крупнейшими финансовыми группировками, которые возглавляют с одной стороны наш покорный слуга господин Берековский, а с другой - Поханин, президент банковской империи ОАЭИЕБАКС .
- Поханин? ЕБАКС? Так-так, интересно, - задумался я и задал уточняющий вопрос о том, почему таки на моего уважаемого собеседника оказывался такой жесткий прессинг со стороны господина Лиськина? В чем дело?
- Ох, вы, Лопухин, режете без ножа?!
- Ножом, Маркович, ножом.
- Прекратите угрожать, в конце концов, - вспылил. - Я... я тоже человек с определенной гордостью!
- Верю, но мы отвлекаемся от существа дела.
- Я не знаю, что вам от меня?..
- Почему на вас, Марк Маркович, - был спокоен, как буддийский монах в горах Тибета, - наехали, прошу прощения за современный слоган. Мало того, что про вас, повторяю, кино ху-художественное отсняли, так ещё и подорвали... Плешь вон... подсмалили.
- Прекратите так со мной разговаривать! Ху-художественное кино? Это моя частная жизнь. Частная моя жизнь!
- Голубая как небо?
- Вы - мужик, Лопухин! Дурак! Быдло! Хамы!.. Да, я такой - у меня голубая кровь. И этим горжусь, да-с!
- Тьфу, - не выдержал я. - Голубая? Странно, мне показалось, что она цвета переходного знамени. А не проверить ли нам ещё разок?
- Не трогайте меня! - завопил магнат, пряча руки под свой беременный животик. - Убивают!.. Караул!
- Эй, генацвале, нельзя потише, - вскинулся задремавший за рулевым колесом Сосо. - Орет, как кастрируют, да? - и кинул голову на грудь.
Из темных глубины леса выступали несмелые химеры нового дня. Что он несет? Не будет ли последним для всех нас, актеришек Театра военных действий?.. Переведя дух, мы с банковским магнатом продолжили выяснение отношений. На пониженных тонах.
- Ну хорошо, Маркович, - согласился я. - Голубизна - это дело каждого, хотя казус этот собрал всех нас здесь, в этой глубинке...
- Я вас не понимаю? - снова вскричал вздорно. - Что вы от меня хотите? Не говорите загадками.
- Хорошо, - согласился. - Меня интересует программа "S". Что это такое?
- Не знаю ни какой программы, - поспешно ответил господин директор, вращая по сторонам лживыми выпуклыми зенками. - Клянусь мамой.
- А вот маму, мсье Берековский не трогайте, мама - это святое, - и напомнил его невнятный разговор с главным секьюрити Фирсовым. После того, как мы (как бы) журналисты, удалились прочь.
- Бог мой! В каком обществе живем! Всё слушают, всё вынюхивают, всё... не по-человечески... - захлюпал горбатеньким носом. - Не жизнь - мука!
- Марк Маркович, право, как баба!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61