Имеет честь проживать-с!
- Это можно! - и многопудовый кулак тыркается в меня.
Я отлетаю в ночные звезды, в межгалактическое пространство, к черту на кулички. Потом удается открыть глаза и я слышу участливое:
- Ну-с, будем уважать Власть, Лопухин?
- Какую власть?
- Власть молодых, понимаешь, выдвиженцев.
- Этих мудозвонов, "писателей", с позволения сказать.
- Гунчено! - рычит мой истязатель. - Сделай из него фрикасе, понимаешь.
- Не надо, - воплю, - из меня делать фрикасе. Говорите, будем, значит, будем!
- Что будем?
- Уважать этих лоснящихся мудозвонов, не чующих страны?!
- Гунченко!
- Тьфу ты, Господи! - ору я, улетая от удара в угол камеры. - Может, хватит, е"вашу мать! Это что, демократия?!. Если я не совсем правильно разбираюсь в ней, пусть меня поправят, только зачем такими методами.
- Слушай ты, херов папарацци, - цедит человечек сквозь зубы. - Народ нашу власть любит. Мы народ сделаем счастливым. Счастливым!..
- Не программой ли $?
- Заткнись! Народ тебя, сучий потрох, не позволит грязными руками трогать святое!
- Это программа $ - святое? - удивляюсь я. - Тогда простите-простите...
- Народ лучше знает, что ему нужно. На данном этапе исторического развития.
- А где этот народ?
- Там, - и тыкает лекторский палец вверх. - Свободный и довольный, гуляет над твоей головой. В день Города. А ты здесь будешь гнить!
- Но за что? За что?
- Опять не понял?.. Гунченко!
- Понял-понял.
- Что?
- Все.
- А конкретно.
- Роман писать не... не... не...
- Ну-ну?
- ... нежелательно!
- Молодец! А еще?
- Не... не знаю?
- А если подумать?.. Вот что ты сейчас делаешь?
- Сижу.
- Нет, ты думаешь, сидя, - лектор клацнул костяшкой счетов. - А думать мы тебе категорически запрещаем! Раз! - И снова клацание костяшки. - За тебя есть кому думать! Два!.. - Клацание костяшки. - И три! Должен признаться, что ты верблюд! - Клац-клац-клац.
- А почему верблюд?
- Потому, что он не думает, - хихикнул рыжеватый плюгаш. - И не гонобобелится, как некоторые, а идет, куда ему указывают путь.
- Разрешите с вами не согласиться, это уже не демократия...
- Демократии хошь, сука! - взвизгнул подземный человечек и шлепнул изо всех сил ладошкой по рукописи - и та неожиданно взорвалась ярким обжигающим фейерверочным пламенем.
И я просыпаюсь: в кабинете появляется служивый человек в униформе, он открывает плотные шторы - и утренний солнечный свет режет глаза. Я морщусь - проклятье, что за сны и видения? И такие, что не знаешь, где лучше жить: во сне или наяву. Может, вся моя жизнь снится? А я не догадываюсь об этом? Хотя если это сон - то не слишком удачный. Впрочем, жаловаться не приходится - мы разгадали загадку, превратив "S" в "$". И что? На этот вопрос я получаю ответ у энергично появившегося Хулио. Он свежевыбрит, благополучен и весел, сообщает последние новости: папарацци выехали на объект, нас интересующий, и есть сведения о том, что господин Sodos вновь прибывает в славянскую столицу. Через два дня.
- И что?
- А то, Ваньо, что будут запускать "Программу "$"".
- Без дискетки?
- А вот этого я не знаю, - развел руками. - Возможно, есть резервный вариант запуска, да? Не знаю-не знаю... Но мы поднимем такой шум в прессе, ой-ей-ей!..
- Ты о чем, Хулио? - не понял я.
- Как о чем? О мировом скандале? Мои папарацци сработают по полной программе!
- И это все?
- А тебе этого мало, Ваньо?
- Мало.
- А что ты хочешь?
- Поднимай эту свою ООТН, так?
- Организацию освобождения?..
- Вот именно.
- Ваньо, не сходи с ума. Давай сначала разберемся, а после... трудовые, так сказать, массы.
И я вдруг осознаю, что цивилизованный мой друг не способен на истребляющую и жестокую войну. Бумажная возня - это да, это его коммерция. Хулио живет иллюзиями, что скандалом в средствах массовой информации можно остановить оккупацию долларом. Нет, я его не имею права осуждать, каждый выполняет свою задачи в этом мире. Наши пути-дороженьки сошлись, а теперь должны разойтись. И никаких проблем. Кроме одной - я должен знать местоположение "свечного заводика"?
- А зачем тебе, Ваньо, - пугается мой экзотический товарищ. - Мы сами все сделаем, клянусь!
- Хулио, не доводи до греха, - требую я, бряцая автоматом. - Ты меня знаешь, могу и промахнуться. Будешь калекой на всю жизнь.
- Черт знает что! - оскорбляется. - Мы же друзья?
- А истина дороже.
Надо ли говорить, что я получил то, что хотел получить. И мы расстаемся добрыми приятелями. Нет, мы будем помогать друг другу. Что нам делить, кроме горбушки хлеба и журнальных полос? Но я за более решительные действия. Обнимаясь, я каюсь - больше так себя вести не буду.
- Будешь, гад такой, - печалится Хулио, переживающий, что я могу перехватить у него горбушку хлеба и журнальные полосы.
- Дурачок, - смеюсь я. - Делай свое дело смело, а я буду делать свое с "Калашом"
- Ваньо! Сосо! Черти чесночные, - переживает. - Это же опасно, мать вашу так!
- Не-а, - смеемся над его страхами и со спокойной совестью и спортивной сумкой, где складированы два автомата, покидаем элитарный клуб интернациональной помощи. Мы её получили в полной мере, и теперь нам нужно торопиться, чтобы успеть в последний вагон последнего поезда, ускользающего в неизвестное далекое далеко. Как говорит один известный жизнерадостный придурок в рекламе по радио: "Отечественные поезда самые поездатые поезда в мире". И это точно. Главное успеть на свой "поездатый" поезд, и тогда все будет в полном, блядь, порядке.
Однажды бывшая жена Аура (третья) подарила на нашу свадьбу костюм. Я был счастлив от такого подарка. И, торопя время, надел его для одинокой прогулки по городу. И ошибся. В это время по улицам шли бесконечные манифестации в защиту демократических, блядь, преобразований. Черт меня дернул оказаться на площади, где происходило главное шаманство. Послушав истерические призывы к свободе, я попытался покинуть благородное собрание. Не тут-то было. Площадь запруживалась многомиллионной массой, которую прорвать не было никакой возможности. Понятно, что во мне взыграло ретивое. Не люблю толпу и догмы. И находится в эпицентре безумных общих устремлений...
И что же? Дело кончилось плачевно. Для моего костюма. Во-первых, меня припечатали к стене здания, обновленного пылеводонепроницаемой краской, которая тотчас же с подлым удовольствием впилась в мягкую шерсть дорогого материала. Во-вторых, какие-то интеллигентные фанатки, похожие на учительниц словесности, оторвали рукав и воротник. А в-третьих, прокаженный липкой, однако качественной краской я бы испортил праздничное настроение окружающим, и поэтому, когда выбрался в переулок, медленно удалился прочь. И, чувствуя, как коробится на спине высыхающая под ветром краска, и, слыша за спиной штормовое предупреждение площади, шел, и жил, и был вечен, и быть может, поэтому о чем-то думал. И тогда я понял: слабые духом сбиваются в толпы, а сильные всегда одиноки. Их дух свободен. Победить таких невозможно. Я не был последователен в своих попытках обрести свободу, и тем не менее делал усилия. И сейчас, чувствую, начался отсчет нового времени. Либо мы сохраним наши души, либо наши грудные клетки будут вскрыты, как консервные банки...
И поэтому надо принимать меры, чтобы наши святые души не заклеймили тавром со знаком $.
... Случайному очевидцу, оказавшемуся в складских помещениях овощно-фруктовой компании ООО "АРС", показалось бы, что он угодил к мятежникам, которые готовят военный переворот в банановой республике. Или поход на Кремль. Я познакомился с бойцами фруктового барона Гоги. Среди них были и старые знакомые гранатометчики: Шота, Анзор, Коля и Даниил. Ребята лениво готовили стрелковое оружие к ближнему бою. Никаких чувств не испытывали. Когда молод и силен, не веришь, что именно с тобой может случится такая неприятность, как смерть.
- Ну, что, братцы, постараемся? - спросил я. - Врезать по сусалам супостату.
- Это можно, - привычно ответили. - На то он и супостат, чтобы врезать по сусалам.
Прежде чем начать боевые действия, мы с Сосо выбрались на объект "Госзнак USA". На автомобиле с дипломатическими номерами - спасибо Хулио и его мифической ООТН.
Заняв господствующую высотку, мы принялись вести наблюдение. Объект находился под защитой лесочка и бетонной стены, похожей на Берлинскую, канувшую в лету. Незаинтересованный взгляд не заметил бы ничего подозрительного - то ли армейская часть, то ли фабрика по производству презервативов, то ли свечной заводик. Но с отличным бетонированным подъездом, пулеметными гнездами, колючей проволокой и, видимо, электронной системой слежения по всему периметру. Как говорится, ни мышке, ни мишки делать не х... я. А нам? Нам тоже, признался Сосо, чтобы взять эту крепость, нужны бомбардировщики В-52.
- Ничего, вызовем, - буркнул я, - с аэродрома Джона Кеннеди.
- Иди ты, Ехан Палыч! Все шутки шутишь.
- Да, - признался я. - Здесь нужен месяц, чтобы тихо продырявить всю систему.
- А если громко?
- Сутки.
- Как понимаю, кацо, пойдем по первому варианту?
- И не надейся, Сосо.
Я понимал, что мой план сумасброден и глуп, не имеет никакого отношения к военному искусству. Рефлектирующий папарацци решил в ближнем бою столкнуться с монстровидной Системой, не имея никаких шансов на победу. И тем не менее мы были обязаны идти на бетонированную амбразуру. Первым всегда смертельно трудно. Возможно, потом за нами пойдут другие?.. Пойдут ли?..
Отношение фруктового барона Гоги к нашему плану было сдержанным - он прекрасно понимал, что наши шансы на победу минимальны. Их нет, этих шансов. Но взбить жирную холку Системе надобно. И в полуночной беседе, как это лучше сделать, мы сидели в комнате отдыха, шурша бумагой, где был начертан план объекта "Госзнак USA", когда по мобильному телефончику прошел сигнал. Сосо Мамиашвили привычным движением прислонил аппарат к небритой щеке, выслушал сообщение, глянул на меня.
- Что? - встревожился я.
- Хулио, - и резким движением ладони "перерезал" горло.
Наш экзотический друг и товарищ совершил ошибку - он помнил страну, где проводил веселые и беззаботные деньки, и поэтому не принял достаточных мер безопасности. Декоративные секьюрити казино "Красная звезда" и невидимые бойцы невидимой Организации Освобождения Трудового Народа не могли защитить его от профессионального и агрессивного наскока. А то, что работали профи, не было никаких сомнений.
Меня и Сосо, как близких товарищей погибшего, пропустили через милицейские кордоны. Специфический запах крови и пороховой гари витал в бывшем доме культуры. По сбивчивым показаниям служивых людишек, нападение произошло около полуночи. Около десятка боевиков атаковали игровые залы и подсобные помещения. Из посетителей никто не пострадал, может быть, потому, что не оказывали сопротивление? Но скорее всего цель нападения была определенная: Хулио и его любознательная команда папарацци. Когда мы заглянули в комнату, обитой кожей, то мне показалось, что под ногами следователя хлюпает кровь. Потом понял - игра теней. Хулио и его трое приятелей были искромсаны автоматными очередями. Пулевые отверстия червоточили на искореженных телах. На лицах - выражение недоумения и какой-то детской обиды, будто отняли жизнь, как игрушку.
Следователь задал несколько вопросов, и главный - подтверждаем ли мы, что этот гражданин Испании Хулио Мария Санчес Хуанито де Сильва? Мы подтвердили. А почему бы и не подтвердить. Потом нас попросили оставить наши данные. Следователь, услышав мою фамилию, задумался: кажется, проходила ориентировка по этому Ф.И.О? Я развел руками: это навряд ли, товарищ начальник, фамилия моя известная, графская. Или журналистская. На выбор. Да? Да-с. Понятно, что заниматься нами, живыми, было некогда, и мы были выпущены на волю, которая встретила нас у входа "Красной звезды". Там стояли "кареты скорой помощи". Два санитара заталкивали в глубину труповозки носилки с жертвой. Я увидел качающуюся тонкую руку и луковицу часов на ней.
- Минутку, мужики, - попросил санитаров и приподнял простынь: хакер с придушенным заостренным лицом. С тоже крайне обидчивым выражением, словно его обманули самым подлым образом.
- Чего? - спросил один из санитаров. - Свояк? Не свезло, придушили, как куренка.
Потом мы с Сосо сели в "Шевроле", закурили - дымок уплывал в летнюю душную ночь, тая. Как наши души, сказал я, как наши души. Ты о чем, Вано? Так, ничего, кацо, мысли вслух, кажется, дождь будет. Будет, согласился мой товарищ, хорошая погода для охоты на лис и мойш. Мойшу мы сделаем потом, а сейчас надо делать первого, князь. Я такого же мнения, генацвале.
И мы посмотрели друг на друга и поняли друг друга, как люди, которым нечего терять, кроме жизни.
Так вот получилось, что мы были вынуждены колесить по ночной столице. На Тверской стояли бляди, как мужественные постовые на часах. Пожаром полыхали рекламные огни. У ресторанов и ночных клубов по интересам кучились автомобильные стада. Мы на "Шевроле" кружили вокруг этих злачных местечек, поскольку у нас не было времени вести тщательную предварительную подготовку. Надежда была только на удачу.
И она нам, сука, улыбнулась: у клуба для избранных "Fillini" (прости, мэтр!) мы наконец приметили то, что искали - лимузин "Рольс-ройс". Радости не испытали - это была наша работа. Чтобы не случилось неприятных накладок, я, вооружившись тигом, отправился на беседу с личным шофером господина Лиськина.
Похожий на упитанного галльского петушка, служивый в униформе сладко дремал, овеваемый ночным ветерком. Я тиснул руку с тигом в окошко и пощекотал чужой кадык. Когда оппонент понял вопрос о своем хозяине, то заметно занервничал и попытался цапнуть из кобуры пистоль китайского производства. Болван, он решил, что ему снится дурной сон - нож перерезал его сонную артерию и кровь ударила упругим фонтанчиком: плюм-ц! А ведь я хотел только узнать, когда ожидается парадный выход Большого Лиса, любителя пристраивать кровавые шоу. С музыкальным помпезным сопровождением.
Припарковав авто в темном переулочке Сермяжный, удобном для отступления, мы с Сосо отправились на тяжкий наш промысел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61