Это по-прежнему ее дом, что бы ни ожидало ее в Экл-Нае и Наре. Она будет тосковать по этой земле. Зная, что не заснет, она надела мокасины и неслышно покинула лагерь. Она шла вдоль реки, пока лагерные костры не стали едва заметны. А вскоре набрела на большой камень и села на него. Запустив руку в мокрую землю, она набрала горсть камешков и стала по одному бросать их в воду, прислушиваясь к плеску и бульканью. Когда камешки закончились, она продолжала свою забаву со второй горстью. Звук получался приятный, врачующий, и девушка почувствовала некую умиротворенность.
— Дьяна… — окликнул ее кто-то.
Она вздрогнула. Затем вскочила с камня и оглянулась. На миг ей почудилось, будто в воздухе висит дым костра, но это оказался вовсе не дым, а мерцающая полуреальная фигура, сотканная из легкого пара; туловище было ложным и не имело ног.
Дьяна вскрикнула и попятилась. Видение поплыло к ней.
— Я нашел тебя, — сказал призрак. — Я обещал тебе, что найду.
Пурпурный туман или мутный саван имел очертания человеческой фигуры. Дьяна уставилась на него — ее объял ужас, когда она поняла, что это такое.
— Тарн…
— Прошло много лет, девочка. Я рад, что ты меня узнала.
— Тарн, — прошептала она, указывая рукой на привидение, — чем ты стал?
Он улыбнулся ей. В нем не было злости — только безмерное довольство.
— Посмотри на меня. — Он провел своими туманными руками вдоль туловища. — Я — дар Небес. Я — то, чем хотел стать.
Потрясенная, Дьяна подошла чуть ближе, не скрывая отвращения.
— Тарн, что это за магия? Что ты сделал?
— Я сделал то, что мне было предназначено, для чего меня избрали Небеса.
Девушка смотрела на него — и сквозь него. Он ушел из дома, чтобы узнать нарскую науку, а затем отправился за истиной к дролам. Он стал искусником и революционером. Но это его новое перевоплощение изумило ее. Оно было непостижимым.
— Но это — ты?
— Это и я, и не я. Это мой разум без тела. Я не могу объяснить этого, Дьяна. Это просто… — пожало плечами видение, — я.
— Но зачем? — недоумевала она — Что ты такое?
— Никаких вопросов! — вспыхнул Тарн, и в порыве гнева его тело на секунду развалилось. — У меня нет ответов. Я — меч Лорриса. Я — его вестник.
Дьяна отрешенно посмотрела на него.
— Ты безумен. Ты играешь с этими искусствами и превращаешь себя в чудовище. Тарн, ты…
— Я знаю, кто я! — взревел призрак. Его фигура распухла. — Меня коснулись Небеса! Я стремился к этому всю жизнь и наконец получил. И я не позволю еретикам вроде тебя называть меня безумцем! Можешь ли ты, глядя на меня, утверждать, что я ошибался относительно богов?
Дьяна не ответила.
— Можешь?
— Не могу, — произнесла она. — Но ты не всегда был таким, Тарн. Ты не всегда был убийцей. Я помню, каким ты был раньше. Я помню, каким ты был добрым.
Призрак окутался печалью.
— Я по-прежнему добрый, девушка.
— Нет, — возразила Дьяна, — ты совсем не добрый. Пробиваясь к своей цели, ты причинил вред огромному количеству людей. Ты говоришь, что получил дар Небес. Разве вам не положено использовать этот дар для блага людей и мира?
— Положено, — подтвердил Тарн. — И я всегда так считал.
— Тогда почему ты убиваешь? К чему все эти зверства?
— По-моему, так хочет Лоррис. Дьяна, я не такой уж злодей. У меня есть причины вершить эти кровавые дела — причины, которых тебе не понять. А некоторые недоступны даже моему понимаю. Я горячо молился, чтобы мне были дарованы ответы, и я поручаю себя руководству Лорриса. Такова воля Небес. Со временем ты увидишь в этом истину.
— Никогда! — заявила Дьяна. — Потому что меня здесь не будет. Я ухожу в те края, куда за мной не сможешь последовать даже ты!
Тарн покачал головой.
— Я пришел, чтобы предостеречь тебя, Дьяна. Я почти победил в этой несчастной войне. Когда все будет закончено, я приду за тобой. И ты не будешь мне противиться.
— Противиться? — Дьяна захохотала. — Я плюю на тебя! Я не стану рабыней мужчины!
— Ты — моя нареченная. Слово твоего отца связывает нас. И я заявляю на тебя свои права.
— Твои законы ничего не значат для меня, дрол. И договор наших родителей — тоже. Когда мы были детьми, ты не назывался дролом. Мой отец никогда не обещал бы меня тебе, знай он, каким дьяволом ты становишься. Я — свободная женщина.
— И ты направляешься в Нар, чтобы быть свободной? Тогда ты глупа, девушка. Как был глуп твой отец. Там для тебя ничего нет. Нар полон зла.
— Лжец! — закричала она. — Я попаду в Нар и выйду замуж за кого-нибудь другого. Я рожу детей, которые никогда не станут дролами, и мы будем смеяться над твоей извращенной революцией!
Тарн вздохнул, но призрачная фигура не имела дыхания.
— Тогда беги, Дьяна. Спеши. То, что ты сейчас видишь, — только начало. Я набираюсь сил; когда их будет достаточно, я протяну руку и схвачу тебя, где бы ты ни находилась.
— И будешь продолжать убийства? И дети будут голодать из-за того, что ты выжигаешь посевы? Это и есть любовь Лорриса и Прис?
— Это в традициях нашего уродливого мира. Нам грозят опасности, о которых ты не подозреваешь, чего никогда не смогла бы осознать. Когда мы будем вместе, ты поймешь всю правду.
— Я никогда не буду твоей, Тарн.
— Будешь. И внимательно слушай то, что я тебе скажу. Когда ты станешь моей, я не покажусь тебе таким чудовищем. Я буду добр к тебе, и ты будешь счастлива.
Дьяна насмешливо спросила:
— Это что — пророчество дрола?
— Нет, это не пророчество. Это обещание. Я не причиню тебе зла, Дьяна. Не надо меня бояться. Я всегда любил тебя.
— Новое безумие! — бросила Дьяна.
Неожиданно Тарн снова показался ей влюбленным мальчишкой, который карабкался на дерево, чтобы произвести на нее впечатление.
— Ты меня не знаешь. Ты влюблен в сон. Я не такая, какой ты меня себе представляешь. Отпусти меня!
— Не могу. Я искусник дролов, а ты — моя нареченная. Я не допущу такого позора. Повторяю снова: я тебя люблю. Когда я одержу победу, ты получишь в подарок весь наш народ, и ты поймешь, как ты мне дорога.
Дьяна покачала головой.
— Мне не нужен народ, и мне не нужен ты. Я буду сопротивляться тебе.
Тарн грустно улыбнулся.
— Тогда беги быстрее ветра!
Он исчез так же стремительно, как появился. Исчез во тьме, осталось только мерцание лунных бликов на воде. Дьяна застыла, глядя в пустоту — туда, где его невидимые ноги не оставили следов на земле. Тарн стал невероятно сильным. Вскоре у него может появиться возможность захватить ее. Надо торопиться, надо добраться до Экл-Ная, пока он занимается своей грязной войной. А это значит, что она должна оставить своих друзей. Дьяна бесшумно вернулась в лагерь, где спали беженцы. Стараясь никого не разбудить, собрала свои скудные пожитки: мешок с одеждой, мехи для воды и немного хлеба, оставшегося от ужина. Была у нее еще одна вещь: серебряный стилет, который когда-то подарил ей отец. Оружие она заправила в высокий мокасин. Она уже приблизилась к границе лагеря, когда проснулся Фалгер.
— Дьяна?
— Тш-ш! — прошипела она, подходя к нему.
— Куда вы уходите? Что случилось?
— Я иду в Экл-Най, Фалгер. Мне надо спешить. Мне нельзя терять время, я не могу двигаться медленно.
— Но мы придем туда через несколько дней! — растерянно сказал Фалгер.
— Нет, — мягко возразила Дьяна, — я не могу ждать.
Ей хотелось объяснить ему все, но она не решилась. Теперь она опасна для своих спутников, и этого ей не вынести.
— Пожалуйста, — попросила она, — дайте мне уйти.
— Дьяна, это безумие! Вы не справитесь одна. Путь слишком далек и слишком опасен!
— Я справлюсь. Я просто буду идти вдоль реки.
— А как же еда? Чем вы будете питаться?
— У меня в сумке есть немного хлеба. Я смогу добраться до Экл-Ная примерно за день. Там для меня найдется еда.
— Но вам нельзя идти сейчас! — продолжал уговаривать ее Фалгер. — Сейчас слишком темно!
— Луна светит. Я разберу дорогу. Пожалуйста, не тревожьтесь обо мне. — Внезапно она поцеловала его в щеку. — Спасибо. Спасибо вам за все.
— Но как вы попадете в Нар? — волновался Фалгер. — Что вы будете делать?
— Все, что понадобится, — ответила Дьяна и ушла в темноту.
7
Когда Ричиус сообщил Динадину о поездке в Экл-Най, тот принял это известие с радостью ребенка, которому объявили о наступлении каникул. В отличие от большинства нарских солдат Динадин еще до прибытия в Экл-Най знал, куда их отправляют, и потому не смог насладиться множеством удовольствий, предлагаемых городом мужчинам, отправляющимся воевать. Он все время сожалел об упущенных возможностях и при каждом удобном случае припоминал это Ричиусу. Последнему, укоры юноши, лишенного такого ритуала посвящения, порядком надоели, и Ричиус сообщил Динадину о скором отъезде с той же радостью, с какой он известие принял. Да и сам Ричиус желал этой поездки. Хоть он сказал Люсилеру и Динадину, что оная преследует важные цели, его вдохновляла перспектива вырваться из траншей и лагеря — хотя бы ненадолго. Он появился в долине Дринг почти год назад, а дома не был уже два года. Если в Экл-Нае ему встретятся какие-нибудь арамурцы, он будет счастлив повидаться с ними.
Вопреки возражениям Люсилера Ричиус решил, что в поездку отправятся только он и Динадин. Сам Люсилер ехать не захотел, потому что был слишком правоверным трийцем, дабы посещать Экл-Най. Однако он настаивал, чтобы его товарищи отправились с отрядом, тогда они будут в большей безопасности. Ричиус подумал и пришел к выводу, что безопасность тех, кого они оставляют в траншеях, важнее их собственной: пусть как можно больше людей встретят Фориса, если тот вновь нападет. Он изложил свои соображения Люсилеру, перед этим поручив ему командовать отрядом. Триец не стал оспаривать доводы командира. А накануне отъезда друзей он проверил, сколько они взяли с собой вяленого мяса и солдатских сухарей (это составляло основу их рациона уже много месяцев), чтобы их с запасом хватило на два дня. Ричиус позволил ему эту роскошь, так как понимал, что именно Люсилер, при всей его строгости, был для солдат, да и для самого Ричиуса, заботливым отцом.
Утро стояло ясное — как и в предыдущие сутки. Динадин бодро заявил, что погода идеально подходит для путешествия верхом. В глубине долины встречались заросли колючих кустарников и бурьяна, попадались и трясины, в которых лошадь могла сломать ноги, но в том направлении, куда они ехали, лес редел и становился легкопроходимым. Главный конюх, вручая поводья двух прекрасных коней Ричиусу, смотрел на него с завистью. Дислокация в долине для бывшего арамурского гвардейца была неприятной обязанностью, а возможность выехать куда-нибудь на лошади — привилегией, которой все добивались.
— Будьте с ними поосторожнее! — напомнил конюх. — Если пришлют весть, то нам на них уходить.
Ричиус позволил ему говорить в наставительном тоне. Как бы он ни относился к Фелдону-человеку, конюху удалось сберечь их немногочисленных верховых лошадей вопреки капризам погоды, болезням и нападениям волков. В отличие от находившихся под командованием Ричиуса людей лошади не казались ни больными, ни изголодавшимися. Ричиус добродушно улыбнулся Фелдону и пообещал заботиться о лошадях.
Солнце только вставало, когда всадники выехали из лагеря. Прощаясь с ними, Люсилер был очень серьезен.
— Ставь часовых в каждой траншее, — напомнил Ричиус. — А разведчиков отправляй парами. Если появятся волки, готовься к нападению. И начинай будить людей. Форис может напасть на нас…
— Перестань, — оборвал его Люсилер. — Я знаю, что надо делать. Просто возвращайся, как только сможешь. Мы по-прежнему будем здесь.
— Через пять дней, не позднее, — заверил его Ричиус. — Позаботься о моих людях.
Люсилер молча кивнул, и Ричиус последний раз оглядел лагерь. В какой-то миг он вдруг захотел остаться, но нетерпеливый толчок Динадина заставил его отбросить эту мысль.
— Поехали! — поторопил его молодой воин. — Я хочу попасть туда раньше, чем закончится война и все бабенки разойдутся по домам.
Люсилер выразительно закатил глаза.
— Только не привези сюда чего-нибудь неизлечимого! — бросил он.
— Мы будем осторожны, — смеясь промолвил Ричиус, трогая лошадь.
Он помахал рукой Люсилеру, и вскоре они с Динадином исчезли в лесу.
Тропа, по которой они ехали, оказалась вполне подходящей, хотя и не слишком отчетливой: так как последнее время подкрепление из Арамура перестало поступать, буйная лесная растительность уже начала оттеснять ее. Тем не менее, лошади проходили по тропе довольно легко, поэтому всадники быстро расслабились, доверясь обретенным навыкам. Ричиус почувствовал, как на него нисходит умиротворенность, а поводья в руках надежны, словно старые друзья. Ричиусу казалось, что он не ездил верхом уже целую вечность. В траншеях он был простым солдатом, настолько вымазанным грязью, что даже не узнавал свое отражение в пруду. Но когда мчался на гордом арамурском скакуне, он вновь становился гвардейцем. К счастью, война в долине не отняла у него былого умения ездить верхом. Динадин с просветленным лицом легко держался рядом.
Некоторое время они ехали молча. Приятно было внимать многоголосию обитателей лесной долины, чутким ухом ловить необычные или угрожающие шумы. Этот участок долины находился под их контролем, однако Форис имел привычку рассылать повсюду своих шпионов. Если б они позволили пению птиц себя убаюкать, их могли бы застигнуть врасплох. Однако день выдался до того погожий, что безмятежность поселилась в душе вопреки их воле. Дул ветерок — прохладный, но не настолько холодный, чтобы забраться под кожаные жилеты. Именно к такой погоде они привыкли в Арамуре: это было веселое, бодрящее утро.
— Как мне этого не хватало! — со вздохом признался Динадин. — Если б мы не были друзьями, я бы, наверное, сейчас дезертировал.
Ричиус засмеялся.
— Люди Эдгарда в Таттераке могли использовать лошадей, но дела у них обстоят не намного лучше, чем у нас.
— Дело не в этом. Они могут воевать по всем правилам, как их учили, а нам приходится барахтаться в грязи подобно свиньям. — Динадин в раздражении покачал головой. — Кто-то должен просто всадить Форису стрелу в темя, и дело с концом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112