Тем не менее я решил перехитрить Гвина маб Нудда без всяких там необычных сил, друидических, кузнечных и женских заклятий. Хозяин Дикой Охоты разгадал мои мысли и снова насмешливо рассмеялся:
— Я поставил шах твоему королю, о Мирддин, сын Морврин!
Нет уж, гневно подумал я. Всего мгновением прежде король был в относительной безопасности, а фигурки по краям доски были явно в безвыходном положении. Мысли мои, самая быстрая на свете вещь, неслись вихрем. Но, изучив доску, я не смог найти такого хода, которым король мог бы спасти себя, не видел вспомогательной фигурки, которую мог бы поставить между ним и угрожающими ему силами.
Гвин маб Нудд угадал мои мысли. Хохот его с нарастающей силой прокатился эхом по пещерам моего разума. Тошнотворный запах наполнил комнату, голова у меня закружилась, все зашаталось. Демон уселся и облегчился где-то в углу на усыпанный тростником пол, покуда черные бесенята его свиты ползали по мне в образе всяческих гнид и паразитов. Я сжался на своем сиденье. Мне отчаянно захотелось на свежий воздух, в чистую воду. Все вокруг меня было сплошным тяжелым, мрачным смрадом разложения и гнили. Дышать было почти невозможно, поскольку теперь мой мучитель, как я слышал, бурно мочился в другом углу комнаты.
Когда мое тело и все вокруг закружилось, завертелось и поплыло, я все равно продолжал смотреть, приказав себе полностью сосредоточиться на короле и соседней фигурке. Как могла игра кончиться так быстро и так странно? Я почувствовал на щеке смрадное дыхание и понял, что мой враг приближается ко мне.
Я видел, как убит был Бран
На западе, там, где поет океан, —
захихикал он мне в ухо. Я отклонился, чтобы быть подальше от этих нескладных виршей и от нелепого безобразия его похабной шайки, сосредоточившись на одном-единственном вопросе.
Но, сколько бы я ни старался, это дурацкое двустишие звучало у меня в голове, все повторяясь и повторяясь, пока я лихорадочно думал над тем, какие ходы могут предпринять вспомогательные фигурки короля. При чем тут Бран или смерть Брана? Какое отношение это имеет к нашей игре? Королевство Мэлгона, Гвинедд, также было известно как Край Брана, и люди верили, будто бы этот бог построил себе дом где-то среди белоснежных вершин зубчатых гор Эрири. Но если Мэлгону и суждено пасть в битве с ивисами, то будет это не в его родном горном краю, а где-то на зеленом юге. Как бы то ни было, Бран погиб в далекой Иверддон, за сине-зеленым Западным Морем. Возможно, демонический охотник (Ох! Вши! Я с ума сойду от их укусов!) намекает на то, как король погибнет? Как погиб Бран? Я отчаянно, вслепую пытался припомнить эту историю. Черви или змейки, я был в этом уверен, карабкались по моим ногам, чтобы сбить меня с мысли. Им это удалось — так они извивались, скользили и щекотали мое бедро… Бедро! Ведь в бедро получил Бран смертельный предательский удар! Да, предательский.
Почему предательский?.. А, вот оно! Предательство сгубило Брана в Иверддон, и предательство ныне управляло фигурками на доске для гвиддвилла. Кто сделал последний ход перед тем, как Гвин маб Нудд вступил в игру? Мэлгон Высокий или старец Мэлдаф? Теперь это не имело значения — игра была нечестной, в этом я теперь был уверен. Никто из игроков-защитников, ни Мэлгон, ни Мэлдаф, ни Руфин, никто другой не позволил бы неприятельской фигурке беспрепятственно подойти к королю так близко.
Теперь я вспомнил, как стояли фигурки на доске во время совета. Фигурка рядом с королем была его собственной! Ее заменили на другую!
— Предательство! — ликующе вскричал я. — Обман, ложь и вероломство! Игра окончена!
Со всех сторон обрушились вопли, бормотания и стоны, каких я никогда прежде и не слыхивал и не хотел бы услышать снова, но это было уже не важно. С ликующим воплем я схватил подмененную фигурку и запустил ею в дальний угол комнаты. Все сразу же погрузилось в кромешную тьму, Авагдду, и искореженные твари — крылатые, рогатые, с копытами — хлынули густым потоком в окно, испещрив его лунный прямоугольник темными пятнами Вереща и плюясь, дуя друг другу в морду, отчаянно хлопая кожистыми крыльями в попытке вырваться отсюда, они убрались прежде, чем я успел собраться с мыслями. Я подбежал к окну и выглянул наружу. Я увидел, как они взвились над залитыми лунным светом крышами и башенками Каэр Гуригон и полетели на север, словно пчелы в пору роения.
Меня мутило от вони и нечистот, которые мои мучители оставили после себя. Я распахнул дверь и вывалился на лестницу Из палестра доносились веселые крики и песни, но мне нужно было выйти на свежий воздух и подумать. Бродя по пустынным улицам, я наткнулся на восточные ворота города. Стражники были пьяны или просто спали и в любом случае не видели, как я прошел мимо них.
Так я вышел из города Каэр Гуригон с его одетыми в пурпур королями, его отважными воинами в голубых кольчугах, его судьями и священниками, хитрыми златоторговцами, пекарнями, кузнями и рыночными площадями. Позади остались дворцы из тесаного камня, крепкие башни и ворот упорядоченные улицы, пересекающиеся под прямым углом гладкие, как доска — после того, как искусный мастер на шумном дворе распилит и выгладит узловатые, скрученные дубовые и вязовые стволы, что приволокли парные упряжки волов из темных лесных зарослей.
На какой-то миг яркие фонари у ворот ослепили меня, так что все поплыло перед глазами — словно завесу мрака прорезал головокружительный световой узор. Но как только я вышел на мощеную дорогу, лежавшую среди окрестных лугов, оставив свет позади, я быстро привык к ночи Мне стали видны вокруг спокойные очертания деревьев и коров, плывущих над поверхностью поднимающегося ночного тумана. Впереди меня, вознося свою темную могучую вершину к звездам, возвышался надо всеми холмами круглый серый суровый Динллеу Гуригон.
IX
БЕСЕДА МИРДДИНА С ТРИБУНОМ
Я бежал из Каэр Гуригон в возбуждении, близком к одержимости, почти на пределе. Я двигался ощупью, словно напился, как короли на пиру. Стоял тихий теплый вечер, длинные полосы тумана стелились по лугам. Из него то тут, то там выступали темные деревья, а вокруг в дымке неподвижно стоял скот, словно флотилия кораклей посреди застывшего, залитого луной океана. Ни звука — разве что где-то вроде бы тихо плеснуло: видать, рыба выпрыгнула из-под тяжелых вод разлившейся Хаврен. Откуда-то со дна колодца моей памяти всплыло воспоминание о долгом солнечном дне, когда мучения мои на время оставили меня и я отдыхал в полусне в своем чудесном саду близ Рина, а яблоки одно за другим падали в высокую траву вокруг меня.
Довольно долго я, шатаясь, брел по дороге под луной, пока вдруг не обнаружил, что стою у подножия священного холма Динллеу с крутой его стороны. Я собирался взобраться на вершину, где лежала широкая зеленая площадка, на которой прошлым днем король и его друиды разыгрывали действо Нельзя было терять времени, и, даже не посмотрев, где тропинка, я начал взбираться по возвышавшемуся надо мной обрывистому подъему.
Поначалу путь был нетруден, хотя мне приходилось изрядно стараться, продираясь по склону через папоротники, чьи мертвые стебли трещали под ногами. Но ближе к вершине я уже не шел, а карабкался, и был рад, что в лунном свете мне видно камни и ветви, за которые можно схватиться.
Теперь я продвигался не так быстро, а бодрящий ночной воздух позволил мне немного собраться с мыслями и восстановить силы. Не прекращая подъема, я смог постепенно перейти к размышлениям о своем предназначении и цели. Часто мне приходилось останавливаться и размышлять, каким бы путем мне пойти, хотя всюду было нелегко. И. погружаясь в мешанину смутных мыслей, я временами вроде бы слышал чьи-то шаги позади. Кто-то крался за мной Два-три раза я резко останавливался и смотрел вниз, но ничего не видел и не слышал. Ничто не говорило о том, что еще кто-то живой поднимался по этому крутому склону.
Свежий воздух сильно взбодрил меня, и я наконец остановился посмотреть на город. Он лежал внизу горсточкой мерцающих огней, светлячком рядом со змеящейся по плодородной равнине сверкающей Хаврен По-моему, нет реки более священной, гланос, во всем Придайне Она начинается на груди серой Пимлимон, на вершине которой стоит кайрн Гуилатир, где Кай и Бедуир играли в гвиддвилл среди сильнейшего в мире ветра. Тогда они увидели столб дыма, что неподвижно висел в воздухе среди бури далеко на Юге.
От своего истока на Пимлимон богиня пенистым потоком прыгает по горным проходам и ныряет очертя голову в водовороты, пока наконец не выходит к королевству Поуи Раю Придайна. Полнотелая и шаловливая, скользит она среди роскошных садов и зеленых пастбищ, пока наконец не проходит под мостами Сверкающего Города, Каэр Лойв, где в темнице лежит Мабон маб Модрон, которого забрали у матери, когда ему было всего три дня от роду. Но шумная, волнистая, увенчанная белой пеной сладкогласная серая струя не остановится, сколько бы ни стонал Мабон, поскольку ей предстоит Битва Двух Королей при Хаврен. Сверкающая река встречается с морским приливом с его гигантскими рыбами, дельфинами и яростными каланами, и два короля набрасываются друг на друга с брызгами, ошибаясь, как тараны, отступая и снова бросаясь в наступление, еще более яростное. И так бьются они с начала мира до нынешнего дня.
Наконец сражение утихает, и широкая река втекает в широкое лоно моря Хаврен, и мириады морских птиц поют в вышине, чудовища океана радостно прыгают в волнах, а Нудя Серебряная Рука сидит в своем храме на холме в прекрасном краю Гвент и смотрит на все это, держа в Серебряной Руке своей трезубец власти.
Такова и дорога, по которой идут все люди, — при рождении своем выходим мы из мрачной бездны Аннона в чистый холодный рассвет. То бредем мы скалистым путем, полным тревог и опасностей, то лениво убиваем время среди удовольствий и неги, праздно сидя в светлых залах одетых в пурпур королей. То уходим мы на зеленом рассвете на валы, к бродам, крепостям, окруженным тройным рвом, где ломаются копья, трещат щиты и вороны слетаются на трупы.
Наконец после времени сражений уносит нас в бесконечные просторы Океана, которым правит трезубец Нудда, и сквозь хрустальные врата попадаем мы в четырехугольную крепость Каэр Сиди. А там, как узнали Манавиддан и Придери, нет ни болезней, ни старости. Над вершинами ее струится океан, а под ней находится источник, из которого бьет вода, что слаще белого вина. За воротами внутри крепости растет дерево, чьи ветви склонились почти до земли под бременем яблок вечной юности, а вокруг расстилаются зеленые луга, усыпанные цветами столь многочисленными, что их даже больше, чем звезд в Каэр Гвидион. Молодые мужчины и девушки лежат на мягком мху, и легкий ветерок, с музыкой выходящий из трех органов Хавгана, ласкает их. Бродя среди лютиков, что растут по берегам ручейков, слышат они в тростниках пенье Птиц Рианнон и музыку сфер, которую теплый ветер наигрывает на семи струнах Арфы Тайрту.
Долог и тяжек путь к Каэр Сиди. Много приходится нам претерпеть испытаний и мучений, прежде чем достигнем мы этой блаженной гавани. И все же — как странно, часто думал я, что источники, с которых начинаются реки, бьют вблизи золотого океана, запаха соленых морских брызг и криков чаек. Как мерцающий поток Каэр Гвидион, юная река не может сразу устремиться к столь близкой цели, но должна описать длинную дугу, пройдя сквозь свет и тьму, пока не вернется к тому же месту, откуда началась. В свое время я сидел на кайрне Гуилатир, глядя в Западное Море, и высматривал среди туманной дымки на горизонте Остров Гвалес. Мне казалось, что до него не больше прыжка лосося, но я прекрасно сознавал, что для того, чтобы добраться туда, мне нужно лечь спиной на волны и мучительно плыть по Хаврен много томительных, трудных лет.
Эти размышления встревожили мою душу, заставив меня остановиться на последнем перед вершиной уступе холма. И, остановившись, я снова услышал у себя за спиной то, что показалось мне звуком шагов. Шаги остановились, как только остановился я. Прямо передо мной был острый выступ песчаника, поросшего лишайником и укрытого кучкой тисовых деревьев, вцепившихся корнями в ненадежный склон холма. Не оглядываясь и не ускоряя шага, я сделал вид, будто собираюсь ухватиться за них, а сам заполз в распадок между двумя валунами. Там я и залег, измотанный и запыхавшийся, радуясь тому, что ветер дует на холм, прижимая меня к моему ненадежному убежищу, и уносит звук моего тяжелого дыхания. Я боялся, что это всего лишь минутная передышка, но я воспользовался ею, прижатый к стене моего убежища сильнейшим в мире ветром.
За дрожащими вершинами деревьев я мельком увидел серебристую полоску ровной земли возле города Каэр Гуригон. По небу летели облака, временами гася мерцание лужиц росы, усеивавших равнину вдоль томного течения Хаврен. Но по западному краю окоема тянулась далекая смутная череда мрачных холмов, казавшихся мне зловещими, как болтающийся на виселице разбойник. Кругом все было спокойно, величественно, но сердце мое трепетало от страха. Подо мной, справа, извивалась тропа, по которой я взобрался сюда и по которой сейчас поднимался еще один человек. Я забился в Щель так быстро, что острые края камня расцарапали мне спину. Невозможно было не думать о Дочери Ивора, в чьих владениях я сейчас лежал, прижавшись к земле.
Я был прав — кто-то торопливо шел по тропе, что вела прямо ко мне через тенистую тисовую рощицу. Этот кто-то вел себя достаточно осторожно, чтобы его не заметили, но тревожился, что потеряет меня из виду. Неясная тень вынырнула прямо рядом со мной. Преследователь вглядывался е камни, где я притаился. Мне вдруг пришло в голову, что это, наверное, Мэлдаф, друид короля Мэлгона. Кому, как не ему, ведающему обряды вступления, осмелиться войти на клас Ллеу во тьме и в одиночку?
Я решил открыть свое присутствие и выяснить, кому еще хватило безрассудства полезть на голую вершину холма. То, что этот человек знал, что я здесь, было ясно — разве я не останавливался два-три раза на фоне восточного небосклона?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106