Сильнейшие воины ивисов, как выяснил Само, уплыли за море с отцом Кеавлина Кинуригом. Людей с лихвой хватит на то, чтобы отрядить их стеречь насыпи по всей длине от Динайрта до Каэр Виддай.
Герайнт из Дивнайнта, которого все всегда слушали почтительно, высказал сильные доводы в пользу второго плана. — Кажется мне, о Дракон Острова, что действительно лучше было бы задержаться на рубежах и подновить насыпи, валы и крепости, прежде чем вступать в болота, где мало кто знает тропинки. Думаю, мало кто из здесь собравшихся назовет меня трусом, — он окинул всех гневным взглядом, — но то, что я сунулся в их земли наобум, стоило нам Каэр Карадог, западного замка клетки. Вот что скажу я: давайте сначала восстановим частокол, а потом уж будем пытаться набросить петлю на быка! Не просто так император Артур построил рубеж столь грозный, что язычники считают его делом рук своего одноглазого бога.
Поскольку королевство Герайнта граничило с ивисами и мало кто мог равняться с Герайнтом в храбрости и славе, то люди стали перешептываться — прав ведь Герайнт! Поскольку каждый из королей был полновластным хозяином в своем королевстве, то они не могли позволить одному говорить за всех. Все, кто властвовал между морем Хаврен и Регедским морем, боялись Мэлгона, но когда Герайнт маб Эрбин заговорил, то и другие князья в совете стали высказывать иные мнения, хотя, следует заметить, осторожно и благопристойно.
— Мудро говоришь, Терентий, — раздался резкий голос чужака, который, как я заметил, весьма интересовался предложениями Мэлдафа, — но мне кажется, что прав королевский советник. Будет ли мне позволено, о король, обратиться к собранию?
Покуда Мэлдаф играл в гвиддвилл, этот человек стоял, склонившись над картой, и пристально рассматривал ее. Теперь он повернулся к собравшимся. Он говорил, как и прежде, на лладине, и Мэлгон Высокий (следует напомнить, что он учился у благословенного Иллтуда, просвещенного наставника молодежи Придайна) взялся переводить.
Но, прежде чем успел он сказать хотя бы пару слов, Сервилл Кередигионский, второй после Мэлгона в племени Кунедды, презрительно перебил его:
— Кто этот чужак с корявым языком, что осмеливается сидеть в совете среди королей бриттов и говорить, что нам делать, а что не делать? Пусть идет вниз и сидит на пиру среди равных — если он найдет таких. Из какого он племени? Кто из нас ему родич по крови или приемный?
С этим собрание согласилось, и все короли закричали: «Серый волк! Серый волк!» Были и те, кто плевал через плечо, чтобы избавиться от чужеземной порчи, поскольку приход чужеземца на совет нарушил защиту, которую друиды наложили на весь Остров Могущества.
Но препирательства королей вмиг прекратил Мэлгон Гвинедд, который поднялся с места, возвышаясь надо всеми, и сказал так:
— Верно, этот человек пришел сюда как чужой, потому он не может говорить на правильном бриттском. Но он не какой-нибудь айллт, изгой, чье потомство должно служить до Девятого колена, чтобы обрести права рода. Это чужеземец короля Гвинедда, аллтуд с галанасом в шестьдесят три коровы. Он также вождь, славный среди войск императора из Каэр Кустеннин, чьи легионы сейчас, как говорят путешественники, отвоевали все земли вокруг Срединного Моря, что принадлежат ему по праву происхождения от царственных предков. От этого человека многое узнаете вы о правильном расположении войск, о хитростях и замыслах войны. А кто и что такое этот человек, вы услышите от благородного Герайнта маб Эрбина, короля Дивнайнта, в свите которого он сюда прибыл.
От этих слов гнев королей быстро улегся. Кто из них не знал, что королевство императора Ривайна, что ныне сидит в Каэр Кустеннин, было некогда королевством всемирным? Невозможно счесть титулы и звания всех его подданных, так много у него консулов и бенефакторов, легатов и комесов, диктаторов и патрициев, сатрапов и сенаторов, судей и центурионов.
Снова встал Герайнт-с-Юга, чья холмистая страна Дивнайнт тянется от моря до моря. Он был одним из Трех Мореходов Придайна, и его флот вспарывал белопенные волны моря Удд вплоть до берегов Ллидау. Велика была его воинская слава, и чаще в полдень отдыхал он с разбитым щитом, а не рядом с упряжью волов. И поскольку он не признал верховной власти Мэлгона Высокого над всем Островом Придайн и Тремя Близлежащими Островами, то надо было относиться к нему с должным почтением.
— Этот человек, — объяснил Герайнт, — прибыл к нашим берегам от Срединного Моря на последнем корабле, что пришел до бурь, которые начинаются после Калан Гаэф. Он провел зиму во дворце в Дин Герайнт в Дивнайнте, и я часто и с пользой беседовал с ним Это человек великого ума и опыта во всем, что касается битв, осад и походов, и мне кажется, что мы должны прислушаться к его словам и хорошенько взвесить его совет Я вижу, что он разделяет мнение Мэлдафа, а не мое, но тем не менее он человек, чьи слова дорогого стоят. Теперь он сам расскажет вам о том, кто он такой и как он посоветует нам вести этот великий поход.
Этих слов Герайнта маб Эрбина было достаточно, чтобы чужестранца выслушали с почтением. Все сидели тихо и ждали его слов. Он стоял перед нами, прямой, как копейное древко, держась так уверенно, что можно было догадаться, что он бывал на советах королей. Он начал свою краткую речь. Из присутствующих, думаю, только Мэлгон Высокий и еще трое-четверо понимали его. Хотя потом позвали монаха переводить Остальные сдерживали свое нетерпение и сидели тихо, слушая некоторое время непонятную для них речь. Для того чтобы понять, что речь идет о делах могучих, мудрых и достойных, им стоило только посмотреть, с каким напряженным вниманием слушает Мэлгон чужеземца.
— Меня зовут Руфин, я из сенаторской фамилии Руфиев Фестиев из Этрурии, — начал чужестранец ровно и монотонно. Я понял, что все последующее — обычное вступление перед тем, как произнести речь в подобном собрании. Позднее я узнал, какие замечательные события, какой опыт стоит за этим кратким, сухим перечислением.
— Я стал солдатом на восьмом году правления прежнего императора Я служил Империи в войнах против персов, вандалов и готов. Долгое время командовал на границе с Мавританией Типгитаной, где был на посту трибуна в Септоне. Позднее я служил в армии Либерия при вторжении в Испанию. Двадцать восемь раз был я награжден моими начальниками за храбрость, семь раз был увенчан золотым венком, корона ауреа. Я прослужил тридцать лет, мне почти пятьдесят. Те, кто понимал, согласно кивали. Этот человек наверняка понимает в военном деле куда больше, чем любой фрайнк. Но я сомневался в том, что его знания пригодятся для нашего, придайнского, способа ведения войны. Как ты позднее увидишь, я ошибался.
Руфин продолжал Голос и поведение его изменились, что насторожило всех и заставило внимательнее прислушаться к его словам.
— Мне кажется, что войско у вас отличное, что вы мыслите умно, и то, что предлагает этот человек, — он кивнул на Мэлдафа, — в целом верно. Поход в добрых руках и провалиться не может, если только мы будем действовать быстро, если каждый командир будет в точности знать, чего от него ожидают, и на волю случая будет оставлено как можно меньше. Есть у меня одна поправка к предложенному плану, но, принять ли мой совет, решать вам, о принцепсы.
После того как монах изложил эти слова языком бриттов, короли одобрительно закивали друг другу: искренность говорившего вызывала у них доверие, а его вежливость успокоила гнев самых горячих. На меня произвела впечатление его тактичность, поскольку его искусство и опытность легко позволяли ему говорить в царственном тоне, не подобающем в присутствии чрезвычайно гордых князей бриттов, которые, чуть что, заводились Мэлгон знаком приказал ему продолжать без дальнейших остановок.
— У войны есть два основных аспекта, кои надо держать в уме, и для каждого аспекта имеется руководящий принцип. Так говаривал комес Велизарий, и, когда ему не приходилось делить командование ни с кем, его подход всегда себя оправдывал.
Первое. В сражении многое зависит от случая, от отваги отдельных офицеров или отрядов, от воли к победе, которую иногда и лучшему командиру не удается вселить в сердца своих солдат. Как говорится, «во всех битвах в первую очередь побеждают глазами». В великой битве при Дециме при нашей высадке в Африке наша армия угодила в искуснейшую ловушку, которую я когда-либо видел. Однако брат их короля свел насмарку весь их план, поскольку слишком быстро выступил и дал нам возможность подготовиться. Его звали Аммата, и его положили на месте. Затем наши гунны прорвались на восток через Соляную Равнину и уж было подумали, будто бы день наш. Но, как оказалось, фланги были чересчур растянуты, и в следующий момент король Гелимер сам со своими основными силами врезался к нам в центр. Наш командир жезлом загонял трусливых гвардейцев Улиариса назад в строи (своими глазами видел), когда мы обнаружили, что перед нами на холме вдруг появились основные силы вандалов. Я понял, что нам конец, и наш военачальник тоже, как я видел. И что же дальше? А ничего. Атаки так и не последовало. По том мы услышали, что Гелимер был так раздавлен гибелью брата, что напрочь забыл проверить, разбиты ли мы на самом деле, и занялся похоронами брата. Велизарий, конечно же, времени терять не стал, собрал наших, которые на сей раз сражались так яростно, что мы загнали вандалов в пустыню. Итак, вы видите, что сначала враг был разбит, потом мы, затем снова враг — и все в один и тот же день! В ту ночь в Карфагене, когда мы отмечали победу великим пиром, Велизарий поздравил офицеров, указав тем не менее, что наша победа по большей части зависела от удачи. Если бы гунны не напали врасплох на Гибамунда на Соляной Равнине, если бы Аммата не был убит, если бы Гелимер умудрился справиться с горем, то тогда бы пировал здесь Гелимер, а не мы! Сами понимаете — армии весело было узнать, что пир, которым мы наслаждались той ночью, приготовили вандалы, не сомневаясь, что одержат над нами победу.
— Воистину, — ответил Мэлдаф, — непросто избежать беды, когда человек малоудачлив. Смерть и неудача постигают каждого, и никто не знает того дня, когда придут они.
— Точно. Но если сражением часто руководит удача, то еще до сражения можно подчинить ее себе. Искусная стратегия кампании решает, где, когда и на каких условиях вести битву. А в стратегии главным фактором является умение, а не удача. По крайней мере так говаривал господин мой Велизарий, и я часто становился свидетелем его правоты. Потому нашу стратегию, направление марша и место битвы мы должны особенно тщательно рассмотреть.
Мэлгон Гвинедд, взглядом утихомирив тех, кто все еще смеялся, представляя, как Велизарий пьет Геройскую Долю из котла Гелимера, приказал Руфину продолжать.
— Вот так. Теперь, господа, я прошу вас посмотреть на эту карту. Ваш примицериус (если его звание таково) предложил, чтобы армия, собравшаяся здесь, форсированным маршем шла к угрожаемой крепости и подготовила ее к защите от предполагаемой атаки врага. С этим я не согласен. Мне кажется, что вы рискуете допустить кардинальную ошибку, которую, как я уверен, мой господин комес Велизарий никогда бы не допустил. «Если можешь выбирать, — говаривал он, — бей врага где хочешь, но не там, где он этою ожидает, и прежде всего не там, где он захочет». Мы знаем, что варвары намерены захватить эту крепость на вашем защитном рубеже, а вы предполагаете встретить и разбить их там. Это неверно, да будет позволено мне сказать!
Короли задумчиво воззрились на карту, согласно кивая, хотя и не могли понять, какие размышления привели этого солдата к такому заключению. Большинство вообще ни слова не понимали, говоря только на чистом бриттском, и каждый готовил красноречивое возражение, пока монах переводил. Тем не менее было ясно, что чужестранец так или иначе стоит целиком и полностью за хорошую драку, и какой она будет, решать королю Мэлгону и его советникам. Этим летом коршуны и вороны напьются крови по горло, а воинам будет хороший повод побраниться над рогами с медом. Руфин вновь повел свою речь, которую тут вкратце излагаю, поскольку ты в должное время узнаешь, как прошло сражение. К тому же, как это обычно и случается, не все пошло по плану. Руфин утверждал, короче говоря, что план Мэлдафа в целом хорош. Но жизненно важно, однако, было не оставаться на границе, как настаивал Герайнт, а искать нашего врага и заставить его принять решающую битву там, где хотим мы, и так, как хотим мы. Как уже упоминалось, в Ллоэгр ведут две дороги: через угрожаемую крепость Динайрт и та, что перекрыта неприступными стенами Каэр Виддай. Пусть Рин и Эльфин немедленно усилят первую крепость, как и предлагалось, — очень важно, чтобы враг не мог опрокинуть наш фланг, что непременно случится, если он прибудет туда раньше нас. В эго время основная армия форсированным маршем пойдет прямо к Каэр Виддай. Под прикрытием города, за который враги выдвинуться не смогут, войска подойдут незамеченными. По крайней мере на это можно надеяться. Король тогда сможет как следует построить свои войска и затем со всей поспешностью идти на столицу варваров. Тогда разумно будет ожидать, что либо Кеавлин отступит, чтобы защитить средоточие своей власти, либо (менее вероятно) продолжит осаждать Динайрт. Что бы он ни выбрал, армия быстро сможет вынудить его биться в открытом поле.
— Не думайте, что говорю я так от неопытности, — заключил он. — Долгие годы я командовал на римской границе в Африке после того, как мы ее отвоевали, и потому я многое знаю о том, что там происходило до меня. Ни одного лета не проходило, чтобы враги на нас не нападали намного превосходящими силами. И, несмотря на это, наши полководцы Велизарий и Соломон отправляли экспедицию за экспедицией, беспокоя тамошние племена и много раз побеждая их. Затем в недобрый час император назначил нашим командиром своего племянника Сергия. А вот его политика как раз и состояла в том, чтобы защищать рубежи и никогда не высовываться за них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106