Они такие же маленькие, как я сам, но, по моему скромному разумению, не менее достойны внимания.
Оглянувшись, я увидел, что некоторые, подняв взгляд, с ожиданием смотрят на меня. Уже появились при дворе люди, которые отдавали должное остроте моего ума. Показав всем палец, который, как утверждал принц Рин, был отрезал им от прекрасной руки принцессы, я воскликнул звонким, пронзительным голосом:
— Вы, мужи Севера, и вы, мужи Гвинедда, прошу вас получше посмотреть на кольцо, что надето на этот белый пальчик. И прошу вас обратить внимание на то, что вы, несомненно, заметите так же быстро, как и я.
Во-первых, вот что. Может, это кольцо и принадлежит супруге принца Эльфина, ибо по красоте своей оно весьма подходит ее руке. Но, как вы видите, на этом мизинце оно сидит, как новый обод на разбитой бочке.
Во-вторых. Принцесса имеет обычай подстригать ногти раз в неделю, прежде чем отойти ко сну. Это я очень хорошо знаю, поскольку на мне лежит обязанность прятать обрезки там, где ведьмы и духи не смогут их найти. А на этом пальце ноготь — прошу заметить — не стригли по крайней мере месяц.
В-третьих. Пожалуйста, посмотрите поближе — да передайте по кругу, ежели пожелаете. Этот палец принадлежит той, кто часто месит ржаное тесто. Вот, посмотрите, кусочек теста и сейчас застрял под ногтем. А теперь поправьте меня, если я ошибаюсь, но, по моему мнению, принцессы Острова Могущества не слишком часто работают на кухне. Или среди женщин двора Деганнви в Гвинедде принято по-другому?
Эта выходка вызвала внезапный взрыв хохота среди собравшихся владык Кантрер Гвэлод, до которых дошло, что дело может повернуться вовсе не так, как им поначалу показалось. Король Гвиддно выпрямился в кресле, изумленный, а Эльфин устремил на меня выжидательный взгляд. Даже епископ Серван оторвался от воспоминаний о том, как много лет назад дьявол пытался соблазнить его под яблоней у входа в его пещеру в пустыне Фиф. Рин маб Мэлгон сердито нахмурился.
— К чему ты клонишь, малыш? Ты что, думаешь, я не знаю, с кем лежал я уста к устам и чьи белые руки обнимали меня эти три ночи?
— Вот именно, — ответил я. — Вижу, ты соображаешь куда быстрее, чем мне поначалу думалось. Ты очень ошибся, когда решил, что с тобой на ложе была целомудренная супруга принца Эльфина. Может, и не так уж близко разговаривал ты с этой женщиной, как хочешь нас в том уверить, раз ты так мало о ней знаешь?
Я повернулся и подмигнул принцу Эльфину. Румянец вернулся на его щеки. На лице его была странная смесь недоверия и облегчения Люди Севера выли от смеха, в то время как спутники Рина сидели мрачные и озадаченные. Да и самому мне нравились мои собственные нахальные ответы, хотя в таких обстоятельствах не так уж и трудно показаться умным.
Принц Рин яростно огляделся по сторонам и замер, увидев входящую в зал принцессу. Величественная и холодная, одетая в лучшее свое платье, она мерной поступью шла посредине зала. На ней был плащ спокойного голубого цвета, скрепленный на груди золотой застежкой, золотые волосы рассыпались по плечам. Она была воистину прекрасна — и телом, и умом, и мудростью, и нарядом, и целомудренностью, и благородством своим. Все собрание затихло — можно было бы услышать, как иголка падает с крыши на пол. Рин маб Мэлгон изумленно смотрел на нее, и вид у него был более чем просто глуповатый, когда она, словно лебедь, проплыла мимо него, не удостоив его ни единым взглядом, и подошла к мужу.
— Ты желал, господин мой, — тихо сказала она, хотя расслышали все, — чтобы я надела нынче вечером окаймленную золотом Мантию Тегау Эурврона?
С этими словами она обняла его за шею и, положив голову ему на плечо, ч го-то зашептала ему на ухо. Как же ему повезло, подумал было я, хотя сорокалетнему холостяку нечего предаваться развратным мечтам. Вздох прошел по залу короля Гвиддно, когда все, подавшись вперед, увидели, что на руках принцессы не то что ни одного пальца — ни одного ноготка ни на волосок не убыло!
— Что все это значит? Что тут за колдовство? — возбужденно вскричал принц Рин. При этих словах некоторые испугались, поскольку верно сказано: «Владыка — что камень на льду». Но пока наследник престола Гвинедда гневно озирался по сторонам, выискивая повод для оскорбления, его взгляд, как и взгляды прочих, упал на колыхавшиеся занавеси, что закрывали вход в комнату принцессы. Там стояла служанка ее Хеледд. Она слегка покраснела под взглядами полутора сотен пар глаз.
Но не на ее довольно хорошенькое личико смотрели люди, а на перевязанную левую руку. Нетрудно было заметить, что на ней недоставало мизинца, и, пока она тихо шла по устланному камышом полу к своему обычному месту за креслом своей госпожи, за нею волной катился смех, словно прилив, покуда все, от короля Гвиддно до рабов, что вносили в зал чан с медом, не похватались за бока от неудержимого хохота. Воспользовавшись случаем, королевские шуты влетели в зал и стали скакать перед сиденьями князей. Они начернили лица и накрасили губы так, словно люди из-за Срединного Моря, и их кувырки, скачки, и броски, и перевороты развеселили и развлекли людей Севера к воинов Гвинедда.
Один лишь принц Рин продолжал хмуриться, резко сев на свое место. Но когда его люди волей-неволей присоединились ко всеобщему веселью, он понял, что тут уж ничего не поделаешь Вскоре ему пришлось забыть об обмане, жертвой коего он пал, и о глупом положении, в котором он оказался.
Действительно, были веские причины для того, чтобы не доводить дела до вражды между ним и принцем Эльфином. Во-первых, во Вратах Гвиддно находился Талиесин, глава бардов. Не раз и не два Рину показалось, что поэт в насмешливой задумчивости посматривает на него, и он очень боялся, что получит такую хулу, что от нее выскочат у него на лице три нарыва — стыда, позора и поношения. Во-вторых, он опасался гнева своего отца, короля Мэлгона, если к празднованию Калан Май вернется он ко двору в Деганнви, оскорбив короля Гвиддно Гаранхира, с которым в ту пору король Мэлгон Гвинедд желая заключить дружбу. Наконец (и причина эта не была малой) он припомнил, что три ночи, проведенные в опочивальне принцессы, совсем не были неприятными, кто бы ни спал с ним. Когда же принц заметил, что яркие карие глаза Хеледд смотрят на него отнюдь не холодно, он окончательно решил, что долгой зимой может быть и более приятное времяпрепровождение, чем вражда с грозными людьми Севера.
Принц Рин маб Мэлгон учтиво заявил перед всем собранием, что теперь он уверен в своей ошибке.
— Я тоже кое-что понимаю в законах, — заявил он, с загадочным видом подмигнув мне, — и, как я понимаю, дело обстоит так. Не сомневаюсь, что служанка принцессы поклянется в том, что рассказанное ее госпожой — правда, а закон гласит: «У девицы — девять языков, и потому ей следует поверить». Прав ли я, о законник?
Придворный законник одобрительно кивнул, открыв было рот, чтобы напомнить не один такой прецедент, но принц Рин поднял руку и, улыбаясь, обвел взглядом всех, кто сидел в пиршественном зале.
— Мы в Гвинедде тоже кое-что понимаем в этом, как я надеюсь показать и вам. Я слышал (и законник подтвердит, прав ли я), что в Законе Дивнаола Моэлмуда, которому обязаны подчиняться все на Острове Могущества, сказано еще вот что: «Если девушка обвиняет мужчину в том, что он изнасиловал ее и что, не будь этого, она все еще оставалась бы девушкой, то закон гласит, что следует испытать ее, девушка она или нет, поскольку такова ее жалоба». Есть ли такой закон в Кантрер Гвэлод, о законник?
— Да, — ответил законник, — более того…
— Если ты позволишь, я сам закончу, — весело перебил его Рин. — Мне кажется, что там сказано что-то вроде этого: «Должно испытать ее наследнику престола, и если он найдет, что она все же девушка, то человек, коего обвиняют, будет свободен, а она не потеряет своего девического звания». А тут получается, что все в сомнении насчет того, какая из женщин претерпела насилие — ведь какая-то из них уж точно спала со мной эти последние три ночи. И поскольку мне заявляют, что скорее эта, а не та, то закон вынуждает меня, как наследника престола Гвинедда, решить дело испытанием. И ныне докажу я тебе, о законник, что Рин маб Мэлгон чтит закон не менее, чем любой другой принц Придайна!
С этими словами принц Рин подхватил Хеледд, посадил ее на плечо и широкими шагами удалился в свою комнату. Веселая улыбка его была под стать радостному блеску карих глаз девушки. После короткого замешательства все в этом прокопченном зале разразились громким хохотом. Я увидел, как Талиесин поджал губы и уставился в пылающий очаг, но мне подумалось, что в эту зиму на принца Рина не будет ни хулы, ни нарывов.
Так прошла зима в празднествах и веселье. Воины пили сладкий бледный мед короля Гвиддно, который отслужат они в сражениях с его врагами, когда снова настанет время угона стад, осад, битв перед крепостными валами и у бродов. Каждый день разделялся на три части: поначалу молодежь упражнялась во владении оружием и забавлялась воинскими потехами перед крепостью. Вторую часть дня они посвящали играм в таллбурдд, гвиддвилл и прочим. Третью часть дня они ели и пили вдоволь, пока сон не опускался на них, а певцы и музыканты убаюкивали их.
Нетрудно догадаться, что я стал любимцем принца Эльфина и его супруги. Мне казалось, что теперь они любят друг друга сильнее, чем тогда, когда я явился из моря. Как часто находил я юную чету наедине в их жилище, где им было хорошо. Юный принц лежал, положив голову на колени жене, а она, прекрасная принцесса, тихим нежным голосом напевала песни своей страны и искала у него в голове.
Я видел, как они вместе возились с миленькой комнатной собачкой, которую принц Гвинедда привез в подарок, когда приехал. Она умещалась на ладони моей принцессы, на шее у нее была серебряная цепочка с маленьким золотым колокольчиком. И мне не нужно было вдохновения моего ауэна, чтобы понять, что еще до конца лета пухленький залог их любви будет лежать в королевской колыбели, укрытый куньим мехом, и девять рабынь будут тихо мурлыкать ему «Колыбельную Диногада».
Принц Рин тоже простил мне мое вмешательство, когда увидел, что все кончилось для него не так уж и плохо. Действительно, он вскоре решил, что заберет в Деганнви не только мизинец блистательной Хеледд, но и все остальное тело этой девы — горячей, словно ее припекло солнышком месяца Ауст, белой, с высокой мягкой грудью, гладкими бедрами, как у добросердечной Эссилт или распутной Гвенхвивар. Он даже заявил, что возьмет с собой и меня, чтобы поразить всех людей двора его отца моею мудростью!
Часто я играл в гвиддвилл с королем Гвиддно. В последнее время он очень привязался ко мне — а как же, у него был повод. Ведь то затруднительное положение, из которого я вытащил его наследника, большей частью было вызвано королевской расточительностью и безрассудством. Он заявил, что я могу получать все, что только придет мне в голову и чего потребует мой язык, покуда дуют ветра, покуда льют дожди, пока движется солнце во всю ширину суши и моря в земле Кантрер Гвэлод.
Король, Талиесин и я очень сблизились, и они с великим любопытством выслушали мою историю. Мое рождение в Башне Бели особо взволновало короля, который поведал мне, что рассказывают, будто из твердыни под таким именем в прежние времена каждый Калан Гаэф приходил разбойничий флот и разорял Кантрер Гвэлод, похищая две трети детей, зерна и молока. Эти набеги совершали морские демоны, орды Кораниайд, и, когда нападения прекратились, стали думать, что приход веры Христовой отогнал их.
Каждый год на Калан Май епископ и священники спускались к берегу, распевая священные гимны. Святой Серван сказал, что захватчики не смогут пройти дальше некой скалы, которую ударил он своим баглем, сим священным посохом, Доставшимся ему со звездного свода небесного. Гвиддно верил, что это подействует, но в то же время не рассердился, когда друид Сайтеннин тайком начертал некие руны на дальней стороне скалы с той же самой целью Ибо эта скала, как говорили, была отколота от горы топором Гофаннона маб Дон и установлена им на берегу как отметка, выше которой наводнения, демоны и напасти подниматься не могут. А кому, как не друиду, разбираться в заклятьях кузнеца?
Раз, когда мы играли с королем в гвиддвилл, я попросил его расставить фигурки так, как они стояли в Калан Гаэф, когда он играл в страшную игру с Гвином маб Нуддом Он сделал так, и я с великим удовольствием показал, как король мог избежать ловушки, которую ему устроили наступающие фигурки Черного. Однако оказалось невозможным утаить от него то, что его левый фланг оставался открытым, если бы он стал передвигать фигурки так, как мог бы.
— И что? — доверительно отметил король. — У нас нет врагов ныне на Регедском море. Я послал заложников королю Уриену, а его флот силен, как и флот его союзника, короля Гаврана из Далриады на островах морских. С запада ни одно войско не пройдет.
На миг мои собственные мысли обратились к стихии, к размышлению об ином воинстве, чьи белогривые кони дважды в день мчатся по берегам Кантрер Гвэлод, — к воинству Манавиддана маб Ллира, короля Стеклянной Крепости Океана. Плач раздается среди пенистых водяных гор, стон Дилана Аил Тон. Только поэту понять слова этого плача, поскольку на берегу морском ауэн нисходит на него. Пока мне еще не досталось вдохновения ауэна, но придет день, когда я тоже смогу толковать чары волны, и тогда, может быть, мне откроется смысл этого стона, который западный ветер несет над стенами Врат Гвиддно на Севере.
VI
ЯСТРЕБ ГВАЛЕСА
Четыре года непрочный мир царил на Юге Острова Могущества. Вскоре после битвы при Камлание, где пали Артур и Медрауд, полчища безродных ивисов отказались платить должную дань правителю Острова Придайн и Трех Близлежащих Островов. Тогда князья бриттов казнили знатного ивиса по имени Вигмер вместе с остальными его соплеменниками, которых они держали в темницах заложниками. И стало казаться, что снова того гляди пройдет по Югу всепожирающая война, но до того на остров обрушилась напасть куда более страшная, чем ужаснейшая из войн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106