Часть доходов должна быть отнесена на счет Кассандры, остальное помещено на трастовый счет, с тем чтобы компания передала его Кассандре, когда ей исполнится двадцать один год.
– Что будет лишь через шесть лет, – заметил Эмиль Ротшильд.
– Можем мы поговорить об этом после того, как я улажу дела с Кассандрой?
– Конечно, – заверил его Ротшильд. – Если я могу поинтересоваться, какие у вас еще планы?
– Мне бы хотелось иметь их.
Измотанный разными неотложными делами, Монк уединился в баре отеля «Ритц». Он подкрепился двумя стаканчиками нормандского кальвадоса и позвонил Эрнестине, чтобы убедиться, что с Кассандрой все в порядке. Экономка сказала ему, что Кассандра съела немного салата, а затем уснула. Удовлетворенный и этим, Монк несколько минут спустя предстал перед Розой Джефферсон.
На ней был черный костюм, в котором она была на похоронах Мишель. Когда она подняла голову для поцелуя, Монк заметил тонкие синие прожилки на ее шее.
– Как дела, Монк?
– Настолько хороши, насколько можно ожидать.
– Кассандра?
– С ней все будет в порядке. Роза протянула ему бокал с бренди.
– Что ты теперь собираешься делать?
– Отправлю ее в Нью-Йорк. Ей здесь нечего делать.
– Я ненавижу эту страну! – неожиданно сказала Роза. – Она отняла у меня Франклина. Теперь она почти погубила Стивена…
Монк не смог ничего ответить.
– Ты не веришь мне, когда я говорю, как мне жаль, что случилось с Мишель, не так ли? – сказала Роза. – Мне очень жаль. У нас была возможность, у нее и у меня, исправить прошлое. Или, по меньшей мере, что-то сделать для этого. Я хотела этого, Монк. Это было важно для меня. Теперь все пропало. Упущенные возможности… они преследуют тебя даже после того, как другие вещи стираются из памяти. Я полагаю, что ты понимаешь, что для меня это важнее всего.
Монк заставил себя задать вопрос:
– Как себя чувствует Стивен?
Голос Розы стал жестким. Он заметил, как она распрямила спину и плечи.
– Врачи делают все, что могут. У них большой опыт работы с ожогами, который они приобрели во время войны. Потом он поедет в Швейцарию. Для восстановительной хирургии могут потребоваться годы… но он никогда не будет прежним, никогда.
– Обнаружила ли полиция какие-нибудь следы Гарри?
Роза посмотрела на него мертвыми пустыми глазами.
– Еще нет. Но они найдут. Я хорошо его знала, Монк. Гарри Тейлор выжил. Он затаился где-нибудь. Но однажды кто-нибудь его обнаружит.
Роза не упомянула, что она тайно назначила цену за голову Гарри в сто тысяч долларов. Постепенно информация об этом просачивалась в преступный мир всей Европы. Удача ожидала человека, который доставит американского беглеца живым.
– Я знаю, что ты пришел не для того, чтобы порадовать меня, Монк, – сказала Роза. – Есть вещи, которые мы должны обсудить. Я думаю, ты уже побывал у адвоката Мишель. Я могу угадать условия завещания.
Монк рассказал о завещании.
– Так что, – заключил он, – я контролирую операции с дорожными чеками. Но, откровенно говоря, я не знаю, смогу ли я справиться с этой работой. Кассандра будет нуждаться во мне…
– Монк, я бы очень хотела помочь тебе и Кассандре, если я смогу… если ты позволишь мне, – сказала Роза.
– Что ты думаешь делать?
– Позволь мне руководить операциями с дорожными чеками. Мне не надо того, что создала Мишель и что по праву принадлежит Кассандре. Но я могу заверить тебя, что наследство Мишель окажется в надежных руках.
Роза улыбнулась мимолетной улыбкой.
– Я знаю, у тебя нет причины доверять мне. Но обстоятельства изменились, Монк. Я изменилась. Ты составляешь сроки и условия, делаешь настолько жесткими, насколько хочешь. Предоставь мне приемлемую, по твоему усмотрению, плату управляющего и оговори пункты, предусматривающие мое освобождение от обязанностей. Я подпишу все, – Роза сделала паузу. – Я просто хочу помочь.
Монк взял еще один бокал с бренди. У него не было ни опыта, ни времени, чтобы разбираться с финансовой империей Мишель. Он хотел сосредоточить свои усилия на Германии, на Варбурге, на том, чтобы держать канал открытым для всех, кто пытается покинуть Германию. Именно там, среди тысячи беглецов, он мог бы найти одного, возможно двух, кто помог бы ему разрушить заговор молчания вокруг Стивена Толбота.
А что касается руководства Розы операциями с дорожными чеками, был ли у него выбор? Она создавала финансовый порядок. Она вслепую могла ориентироваться в делах европейских финансовых домов. Но что самое важное, Роза чувствовала, что она что-то должна Мишель, может быть, должна принести извинение. Уже по этой причине, чтобы успокоить свою совесть, Роза Джефферсон будет связана своим словом.
– Мы можем попробовать, – сказал Монк. – Я не знаю, сколько времени осталось Европе до того, как Гитлер получит войну, которую он ищет, но я не могу допустить, чтобы все, что создала Мишель, пришло в упадок.
– Я не покину Европу, пока я точно не буду знать, что будет со Стивеном, – сказала Роза. – Кроме того, дела помогут мне.
Роза протянула руку, и Монк осторожно взял ее.
– Мы оба одиноки, – прошептала Роза. – Пожалуйста, давай не будем больше ранить друг друга.
47
Монк Мак-Куин пытался сделать невозможное. Ни он, ни Кассандра не могли покинуть Париж до тех пор, пока он не был уверен в том, что операции с дорожными чеками находятся в надежных руках и осуществляются так же, как и прежде. Это требовало долгих совещаний с Розой Джефферсон, банкирами Ротшильдом и Лазаром и целой когортой французских юристов. Временами Монку казалось, что для выполнения всех дел в сутках недостает нескольких часов. Но самое худшее заключалось в том, что он был вынужден проводить так много времени вдали от Кассандры.
Хотя Эрнестина переехала вместе с ними в «Ритц» и делала для Кассандры все от нее зависящее, Монк был обеспокоен бледностью своей дочери и большой потерей веса. Кассандра почти не покидала гостиницы, а когда они выходили, чтобы перекусить, она всегда сидела молча за едой. Ничто из того, что говорил или делал Монк, казалось, не трогало ее. Как будто она уходила в свой собственный мир, подальше от боли и страданий.
Однажды вечером, когда Монк размышлял над тем, как помочь Кассандре, она подошла к нему и села рядом с ним.
– Отправь меня домой, пожалуйста.
– Я не могу, солнышко, – ответил Монк. – Мне нужно провести здесь еще по меньшей мере две недели. Кроме того, до этого срока нет кораблей.
– Есть другой путь.
Кассандра показала ему вырезку из газеты. Монк сдвинул свои очки на кончик носа.
– Это несерьезно.
– Серьезно, – ответила она твердо.
– Но даже если я смогу купить тебе билет, ты будешь путешествовать в одиночку.
– Я уже путешествовала в одиночку раньше. Кроме того, Абелина сможет встретить меня.
Монк покачал головой.
– Я не знаю. Это, похоже, очень долгое и трудное путешествие.
– Ты хочешь сказать, что это опасно.
– И это тоже, – согласился Монк.
– Нет, – резко сказала Кассандра. – Это будет весело. Пожалуйста, разве ты не видишь, что творится со мной здесь? Тебя все время нет со мной. Эрнестина пытается меня занять чем-нибудь, но каждый раз, когда я выхожу на улицу, я вспоминаю маму. Это были наши улицы, наши магазины… Это был наш город. Больше этого нет и никогда не будет.
Монк уловил здравую мысль в словах Кассандры и подумал о том, какой счастливой она чувствовала себя в Нью-Йорке. Кто бы мог оспорить, что она знала, как ей будет лучше?
На следующее утро Монк позвонил Розе и объяснил ей, что ему нужно.
– Считай, что все сделано, – ответила она. – Как раз в это же самое время прибыли два человека, с которыми тебе надо встретиться.
Три дня спустя Монк и Кассандра сели в экспресс, отправлявшийся в Марсель. Там они на такси добрались до доков и собственными глазами увидели то, что привлекало к себе тысячи зевак. В доках легко покачивался на воде сияющий серебристо-голубой самолет-амфибия с эмблемой компании «Пан-Америкен» на фюзеляже и хвосте. Под окном пилота золотыми буквами было написано его название: «Янки клиппер».
– Это восхитительно, – возбужденно сказала Кассандра.
– Путешествие будущего, – предположила Роза. – Путь от Марселя до Порт-Вашингтона в Нью-Йорке займет почти двадцать семь часов, но вы будете путешествовать с большим наслаждением. Там есть отдельные каюты для пассажиров, гостиная, и даже дамский салон.
Глаза Кассандры засияли.
– По какому маршруту он полетит?
– Отсюда в Лиссабон, затем на Азорские острова и длинный трансатлантический перелет домой.
– Я полагал, что линию планировали открыть не раньше чем через восемнадцать месяцев, – сказал Монк.
– Так оно и есть, – ответила Роза. – Это рекламный полет.
Монк отвел Розу в сторону.
– Ты уверена, что это безопасно? С ней все будет в порядке?
– Монк, клиппер летал через Тихий океан в течение нескольких лет. На борту экипаж из двенадцати человек, который обслуживает всего лишь 22 пассажира. Поверь мне, с Кассандрой все будет в порядке.
Посмотрев на выражение лица дочери, Монк оставил все свои сомнения.
– Ты будешь телеграфировать мне с каждой остановки?
– Конечно!
– И как только ты прибудешь в Нью-Йорк? Кассандра положила ладонь на его щеку. Его кожа запылала под ее прикосновением, потому что это был точно такой же жест, которым так часто пользовалась Мишель.
– Скорее возвращайся домой, – прошептала она. – Все, что я хочу, это видеть тебя дома.
– Я обещаю, солнышко.
– Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя, Касс.
Беспокойство вновь охватило Монка, когда «Янки-клиппер» с ревом пронесся над заливом и устремился в небо. На обратном пути в Париж Роза представила его двум своим друзьям и ближайшим помощникам, Хью О'Нилу и Эрику Голланту.
– Я предлагаю, чтобы они управляли «Глобал тревелер чекс» в Европе, – сказала Роза. – Хью и Эрик знают финансовый бизнес досконально. Эрик может остаться в Париже, для того чтобы следить за финансовой стороной дела, в то время как Хью сможет решать возникающие проблемы где бы то ни было в Европе. У него все еще ирландский паспорт. Пользуясь традиционным нейтралитетом Ирландии, он не будет испытывать трудностей при пересечении границ.
Монк был согласен. У обоих была отличная репутация. Но самое главное, он видел, что Роза держит свое слово: она не ищет для себя другой роли, кроме администратора на расстоянии вытянутой руки.
После возвращения в Париж им потребовалось менее недели, чтобы выработать взаимоприемлемое соглашение. Затем Монк собрал всех европейских управляющих и рассказал им о произошедших изменениях. Убедившись в том, что все идет по плану, он отбыл в Берлин.
– Единственная вещь, которой не знают ни О'Нил, ни Голлант, это настоящая цель путешествия, – говорил Монк Абрахаму Варбургу, когда они встретились в особняке банкира, построенном в готическом стиле, в Ванзее. – Вам надо будет найти надежных людей в Париже, которые смогут занять место Мишель во Франции.
– Эмиль Ротшильд и Пьер Лазар уже занимались этим, – ответил Варбург. – Они будут продолжать принимать беженцев по мере их прибытия. Между тем, у меня есть люди в Германии, которым я могу доверять.
– Как насчет свидетельств против Толбота? Время идет, Абрахам. Нацисты усиливают свое влияние. Если мы не сможем вскоре уличить Стивена, будет слишком трудно помешать ему и Гитлеру.
Изысканный немец поставил свою прогулочную трость между колен и, положив обе ладони на ее серебряный набалдашник, всем телом наклонился вперед.
– Уже может быть слишком поздно, герр Мак-Куин. Нацисты вцепились мертвой хваткой в правительство и промышленную бюрократию. Наши источники информации иссякают с каждой неделей. Добавьте к этому страх, с которым работают наши информаторы, и вы получите невероятную ситуацию.
– Мы должны изменить ее, – упрямо сказал Монк. – Стивен и эти негодяи убили Мишель, и я еще увижу их на виселице!
Варбург положил руку на плечо американца.
– Никто так не разделяет вашу боль, как я. Но вы должны учитывать обстоятельства…
Монк все понимал, понимал лучше чем когда бы то ни было. Но понимание того, насколько трудно, если вообще возможно, было получить информацию из Германии, не помогало ему справиться со своим разочарованием или утолить жажду мести.
Терпение, это было его единственное оружие. Он должен был ждать до тех пор, пока либо Стивен допустит ошибку, либо к нему, Монку, придет удача. Этого момента он должен дождаться, не пропустить его и суметь воспользоваться им…
Монк вернулся в Париж за день до отплытия «Конституции» из Гавра. Впервые со времени гибели Мишель он почувствовал дружелюбное отношение к себе со стороны города.
Монк гулял по Иль Сент-Луи, где бродили они с Мишель, останавливался перед антикварными лавками и картинными галереями, в которые она так любила заглядывать. Он проходил мимо букинистических развалов, вдоль набережной, где американские и британские туристы тайком пролистывали «неприличные» французские романы. Он держал свой путь через блошиный рынок с его уличными торговцами, разносчиками и карманниками и вступил в многовековую тишину Марэ, где Мишель открыла для него историю Французской революции. На рассвете он оказался в Ле Алле и наблюдал за бесконечным караваном грузовиков, наводнивших рынок под открытым небом и доставивших фрукты, овощи, мясо и рыбу из самых экзотических уголков земного шара.
В то время как город пробуждался под лучами утреннего солнца, Монк пересек Сену и вошел в кафе, где, целую жизнь назад, во время своей первой поездки в Париж они сидели с Мишель. Место было точно таким, каким он запомнил его, – с длинной оцинкованной стойкой бара, невероятно маленькими столиками и плетеными креслами.
– Bonjour, monsieur.
Монк поднял глаза, ожидая увидеть того же самого пожилого официанта, который так давно обслуживал его и Мишель.
– Caf? au lait, s'il vous pla?t.
– Лишь один, мсье? Мадам не присоединится к вам?
И тогда, впервые с тех пор как он потерял ее, Монк Мак-Куин уронил на руки свою голову под тяжестью хлынувших слез.
Швейцарская горная цепь Юра возвышается на семнадцать тысяч футов над уровнем моря и образует естественную защиту от Германии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104