– Кто такие «мы», Роза? – тихо спросил он. – С кем из наших конкурентов ты заключила сделку – если они действительно конкуренты? И на какой срок?
Роза оглянулась и посмотрела прямо на него.
– Со всеми. Дедушка создал это соглашение задолго до того, как мы с тобой появились на свет.
Франклин опешил.
– Почему ты даже не сказала мне об этом? А главное, зачем нам это нужно сейчас? У нас ведь, кажется, и так дел хватает.
– Прежде чем кипятиться и делать глупости, подумай о своей девочке-секретарше, – напомнила ему Роза, уловив в его голосе упрек. – Ты без всяких угрызений совести использовал ее, когда на карту были поставлены интересы компании.
В эту минуту Роза не жалела о сказанных ею словах. Она не почувствовала их жестокости, так как искренне полагала, что Франклин сразу поймет, что произойдет, если ОКК удастся сунуть свой нос в документы транспортных компаний: тайные соглашения между компаниями, гарантирующие прибыль даже самой мелкой транспортной фирме, будут подвергнуты публичной проверке, вызовут возмущение в обществе и, наконец, будут насильственно изменены. Роза знала: это будет началом конца транспортного бизнеса.
11
Как и предполагала Роза, решение Верховного Суда было с восторгом встречено публикой, но среди транспортных компаний вызвало бурю возмущения. На тайном собрании в Толбот-хаузе Роза и руководители других транспортных компаний выработали программу действий, чтобы выступать сообща, вместе нести расходы на оплату услуг адвокатов и с помощью рекламы оказывать влияние на общественное мнение.
«Они воображают себя героями романа Дюма, – подумала Роза, когда собравшиеся разошлись. – Один за всех и все за одного».
Она была уверена, что против массированных атак Мэтьюса Олкорна долго не выстоять. И стала действовать по собственному плану. Весной 1917 года компания «Глобал Энтерпрайсиз» начала потихоньку распродавать свои контракты мелким провинциальным транспортным фирмам. Свои прибыли Роза незамедлительно вкладывала в государственные железные дороги. По своему опыту она знала, что железнодорожная индустрия требовала интенсивных капиталовложений, а финансирование отрасли зависело от банков и организаций, выпускающих ценные бумаги. Роза обратилась к руководству нескольких железнодорожных линий с предложением кредита на льготных условиях. На первый взгляд, в договорах о кредите нельзя было обнаружить никакого подвоха. Только когда компания «Глобал Энтерпрайсиз» стала в качестве оплаты по кредиту принимать крупные пакеты акций фирм-должников, официальные лица поняли наконец, что Роза Джефферсон держала под контролем всю эту операцию от начала и до конца, а не выступала как посредник на последнем ее этапе.
Когда клиенты железных дорог – производители фруктов и овощей с Западного побережья – объединились, протестуя против высоких транспортных тарифов и угрожая судом, Роза немедленно нанесла встречный удар. Она дождалась сообщения от своих осведомителей из Калифорнии, что там ожидается небывалый урожай винограда, и моментально взвинтила цены на товарные перевозки. Поставщиков винограда она поставила в известность, что, если их не устраивают цены, они могут договариваться с другой фирмой. Поскольку обе стороны знали, что альтернативы у них нет, Роза предложила компромисс: если производители оставят свою угрозу подать в суд, компания «Глобал Энтерпрайсиз» гарантирует поставку их продукции на рынок. В противном случае лучший урожай за последние десять лет оставался бы гнить под палящим калифорнийским солнцем.
– Может быть, тебе и удастся отбиться от Олкорна с его комиссией и выиграть все твои судебные процессы с помощью послушных адвокатов, но есть одна проблема, в решении которой все эти способы не годятся.
Роза смотрела, как Франклин закрывает за собой двери, входя в ее кабинет. Она глубоко вздохнула. Она чувствовала, что брат уже давно не одобряет ее действий. Но если Франклин не может согласиться с ней, то и она не собирается идти ему навстречу.
– Оставь свои проблемы, сегодня такой чудесный день, – сказала она беспечно, стремясь уйти от очередного спора. – Я думаю, а не закончить ли нам сегодня пораньше и не поехать ли вечером в Дьюнскрэг. На море будет прекрасно.
Франклин покачал головой.
– Это не может ждать, Роза. Это касается наших рабочих.
– Да?
– Компании грозит забастовка.
Роза бросила на него резкий взгляд. Вот уже несколько месяцев до нее доходили слухи, что железнодорожные рабочие высказывают недовольство условиями труда на линиях «Глобал Энтерпрайсиз». Но, с другой стороны, региональные менеджеры постоянно уверяли ее, что поводов для беспокойства нет. Разумеется, в главном офисе «Глобал Энтерпрайсиз» на Нижнем Бродвее Роза не слышала ропота недовольства.
– Откуда ты знаешь об этом?
– Я большую часть времени провожу на местах, – напомнил Франклин. – Очень многое из того, что там происходит, никогда не доходит до Нью-Йорка.
– Но все менеджеры говорят…
– Забудь о них! Они говорят тебе то, что ты хочешь услышать. Поверь мне, Роза, если в ближайшее время «Глобал» не повысит заработную плату, забастовка сделает с нами то, чего хочет добиться и ОКК – разорит нас!
– О забастовке и речи быть не может, – сказала Роза, поднимаясь с места. – Наши люди будут умирать от голода.
Фрэнк ошеломленно смотрел на нее.
– Как ты думаешь, что происходит с ними сейчас? На следующей неделе Роза обнаружила ответ на этот вопрос на первой полосе журнала «Кью»: там сообщалось о забастовке. А через день служащие «Глобал Энтерпрайсиз» по всей стране начали покидать свои рабочие места.
– Как ты мог опубликовать такую безответственную статью? – бушевала Роза. – Ведь это же, черт возьми, самое что ни на есть подстрекательство к забастовке!
Монк встал и закрыл дверь своего кабинета.
– Я не единственный, кто причастен к этому, Роза, – заметил он. – Все дело в тебе. Я только сообщаю новость.
– Не запутывай вопрос! – отрезала Роза. – Твоя статья была провокационной!
– Роза, на самом деле спровоцировала все ты сама. Своим отношением к машинистам, грузчикам, упаковщикам, клеркам и всем, кто выполняет тяжелую работу в твоей компании. Ты уже давно должна была это предвидеть.
Монк откинулся на своем стуле, балансируя на нем, как обычно, с риском упасть. Он не видел Розу уже долгие месяцы, но, едва влетев в его кабинет, она снова без остатка завладела его сердцем. С каждым уходящим в прошлое годом, с каждым новым испытанием, которое приходилось ей переживать, лишь ярче становился огонь, что сверкал в ее серых глазах и таился в ее румянце. Это действовало на Монка как некий гипноз, которому он и сейчас не мог противостоять.
– Что тебе нужно от меня, Роза?
– По крайней мере ты мог бы рассказать и о моей точке зрения.
– Знаешь, что это такое?
Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату, красный от гнева, влетел Франклин.
– Что это, черт побери? – кричал он, размахивая перед сестрой листком бумаги.
Роза вырвала его у него из рук.
– Во всяком случае, здесь мы это обсуждать не будем.
– Ты хочешь, чтобы публика узнала о твоей точке зрения? – не обращая на нее внимания, продолжал Франклин. – Отлично. Давай расскажем. – Он повернулся к Монку. – То, что моя сестра не хочет тебе показать – это докладная записка о договоре, который сна подписала с Артуром Гладстоном.
Монк вскочил со стула.
– Роза, ты шутишь?
Артур Гладстон был известнейшим в стране частным детективом. Вся страна слышала о его специальных командах по подавлению забастовок.
– Ну, если на то пошло, то мне не до шуток, черт побери! – крикнула Роза обоим.
– Неужели ты не хочешь хотя бы поговорить с нашими людьми? – умолял ее Франклин.
– Их мы уже загнали в угол, – отрезала Роза. – Если я поговорю с машинистами, следом за ними потянутся экспедиторы, которые будут стучаться в мою дверь. И конца этому не будет.
– О, конец будет. Кровавый!
– Ради Бога! – воскликнула Роза. – Вы что, не понимаете? Другие компании выжидают. Они полностью за меня, если я отступлю, их служащие тоже откажутся работать. Не успеем мы опомниться, как наступит хаос.
– Сколько, по-твоему, может продержаться «Глобал Энтерпрайсиз»?
– Столько, сколько понадобится, – жестко ответила Роза.
– Должен быть какой-то другой выход… – начал Франклин.
– Если уж ты так печешься об этих… большевистских агитаторах, почему бы тебе не пойти и не поговорить с ними? – оборвала его Роза.
– Может быть, именно так я и сделаю, – холодно ответил он.
– И напомни им, когда будешь с ними говорить, что на каждое вакантное место есть дюжина безработных. Пусть не думают, что мы без них не обойдемся!
Роза развернулась и вышла из кабинета, прошествовав в приемную мимо ошеломленных сотрудников «Кью».
– Знаешь, я должен буду написать о том, что ты рассказал, – произнес Монк.
– Мне все равно, – ответил Франклин. – Не верю, что Роза пойдет на такое. Эти люди ведь нам не враги!
– Тогда тебе лучше поговорить с ними. Кроме тебя, никто этого не сделает. Может быть, это ваш последний шанс предотвратить насилие.
Франклин закурил сигарету.
– Я никогда не просил ни о чем этом. Я никогда не хотел иметь этой проклятой доли в «Глобал».
Монк переживал за друга. Он хотел сказать Франклину, что не надо следовать представлениям других людей об ответственности и справедливости. К сожалению, в данном случае этим «другим человеком» была Роза Джефферсон.
– Хотел ты этого или нет, компания сейчас в ваших руках. Если что-нибудь случится, ты никогда себе этого не простишь.
Франклин взглянул на него.
– Если кто-либо пострадает, никто не дождется моего снисхождения.
Ожидая столкнуться с ожесточением и воинственностью рабочих «Глобал», Франклин готовился подойти к ним осторожно. Однако его встретили на удивление приветливо, и он вскоре обнаружил, что рабочие так же горячо стремятся излить ему свои обиды, как он сам – выслушать их.
В прокуренных залах, пакгаузах, в недрах гигантских сортировочных станций «Глобал» Франклину Джефферсону открылась другая часть жизни компании, казалось, на миллионы миль удаленная от главного управления фирмы на Нижнем Бродвее. Хотя Франклин знал, как низка заработная плата рабочих в промышленности, он и не подозревал, что ее едва хватало на жалкое существование. На самой нижней ступени стояли грузчики; некоторые из них получали всего по семнадцать долларов в месяц. Самые усердные зарабатывали меньше пятидесяти долларов. Машинисты приносили домой лишь девять сотен в год. К тому же обычным делом был пятнадцатичасовой рабочий день, причем людей заставляли выходить на работу и по праздникам, включая и одну субботу в каждый месяц.
Эти цифры ужаснули Франклина, но по-настоящему он их понял тогда, когда по требованию рабочих посетил их дома и увидел своими глазами, какую жизнь они могли устроить за эти гроши: шумные, перенаселенные квартиры, где целая семья ютилась в двух комнатах, а кухню и уборную делила еще с тремя семьями. Сердце его обливалось кровью при виде детей, одетых в лохмотья, и беременных жен рабочих, при свечах шьющих одежду на продажу.
– Разве вы не можете найти другую работу? – спросил он как-то у одного из машинистов.
Тот недоверчиво поглядел на него; затем, когда сообразил, что Франклин не шутит, горько рассмеялся.
– Вы что, не понимаете? Я, кроме как в поездах, ни в чем другом не смыслю. Когда мы нанимались сюда на работу, ваши люди сказали, что нам надо подписать бумагу: если мы работаем на «Глобал», то не можем уйти в другую компанию.
– Значит, вы не можете расторгнуть контракт с работодателем?
– Если вы имеете в виду, что я вместе с семьей принадлежу компании и должен работать на нее до конца дней, то так и есть.
Франклин просмотрел список претензий работников к трудовым соглашениям, которые они подписали, а также контракты рабочих со своими хозяевами в других фирмах той же отрасли. Вывод был однозначным: «Глобал Энтерпрайсиз» и другие транспортные компании держали своих рабочих в стальном кулаке. Убедившись в справедливости требований рабочих, Франклин составил список необходимых мер для их защиты.
– Повышение зарплаты, сокращение рабочего дня, улучшение условий труда… – Роза ставила в списке одну галочку за другой. – А есть ли вообще что-нибудь, чего они не требуют?
– Ради Бога, Роза, выйди из своего кабинета. Поговори с этими людьми. С твоими людьми. Посмотри, как они живут. Ты поймешь тогда, что не так много им нужно.
– Я предложила всем забастовщикам сохранить за ними их места, если они немедленно вернутся на работу.
Последний срок – завтра. Если они не возвратятся, пусть пеняют на себя. Но, что бы ни было, «Глобал Энтерпрайсиз» начнет работу!
Последний срок наступил, затем прошел. У пакгаузов «Глобал Энтерпрайсиз» на берегу Гудзона появились грузовики со штрейкбрехерами. Их встречали сотни пикетчиков, вооруженных дубинками, трубами и цепями.
– Какие будут указания, мадам? – спросил Артур Гладстон.
Это был невысокий человек с бочкообразной грудью, длинными, торчащими, как у моржа, усами и курчавыми баками, закрывавшими почти все лицо, на котором блестели глаза полицейского, беспокойные, но наблюдательные. Со своего наблюдательного пункта Гладстон смотрел, как сотрудники службы безопасности «Глобал Энтерпрайсиз» с трудом удерживают забастовщиков, выстроившихся у ограды пакгауза, прокладывая дорогу колонне грузовиков со штрейкбрехерами.
Роза стояла позади него, дрожа от холодного ветра с реки.
– Будь они прокляты! – пробормотала она. – И почему только до этого дошло?
Гладстону не раз приходилось слышать этот вопрос – от владельцев шахт, ткацких фабрик, сталеплавильных заводов. В Америке не было ни одной крупной отрасли промышленности, где рано или поздно не понадобились бы его ребята. Он ничего не сказал. Роза Джефферсон должна сама прийти к неизбежному выводу и принять решение – так же, как и другие до нее.
Роза думала о грузах, ожидавших отправки, об уже сорванных поставках, о перебоях в отгрузке, из-за которых по всей стране на складах скапливался товар, начинавший портиться и гнить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104