Девушки же всегда воспитывались как будущие жены, матери, хозяйки; их удел – семья, любовь, благотворительность. Даже в нынешние времена, в эпоху прогресса, невозможно было представить себе женщину, руководящую крупной современной фирмой.
Но Роза разрушила это шаблонное представление. На первый взгляд она казалась великолепно одетой юной леди, безупречно воспитанной и сведущей в жизненных устоях своего слоя, готовой стать прекрасной супругой для достойного ее мужа. Но под покровом этой изысканности пряталась девочка, которая, впервые в жизни посетив контору «Глобал Энтерпрайсиз», стала донимать деда просьбами взять ее туда снова. Так повторялось раз за разом, и в конце концов десятилетняя Роза прочно обосновалась на Нижнем Бродвее. Секретари поддразнивали ее, администраторы обожали.
Хотя Иосафата позабавила привязанность девочки к делам фирмы, он был уверен, что спустя какое-то время они наскучат ей, и она займется чем-нибудь другим. Но все получилось не так, как он ожидал. К шестнадцати годам Роза знала историю компании наизусть. Джефферсон не переставал удивляться, как быстро она схватывала тонкости будничной рутинной работы, осваивала сложные графики и схемы. Факты и цифры, наводившие зевоту даже на самых усердных счетоводов, доставляли ей истинное наслаждение.
«Она не смогла бы дать мне понять это яснее». Роза никогда не просила, во всяком случае прямо, разрешения войти в состав «Глобал Энтерпрайсиз». Но ее отношение к фирме, ее преданность интересам компании не оставляли сомнений в ее намерениях. И в день когда ей исполнилось восемнадцать, когда другие девушки были поглощены мыслями о будущем выходе в свет, Роза объявила, что хочет работать полный рабочий день в фирме «Глобал Энтерпрайсиз».
– Я так многому должна научиться, – сказала она тогда. – Я хочу, чтобы ты мной гордился, дедушка.
Иосафат Джефферсон был потрясен. Твердая решимость и собственнический инстинкт Розы говорили сами за себя: конечно, она хочет быть в компании не просто служащей, но активным партнером, членом семьи Джефферсонов, и когда-нибудь в будущем занять его место, возглавить дело.
Вот что за приданое ей нужно, – подумал Иосафат Джефферсон, обращаясь к своим призракам. – Как же мне сказать ей, что я не могу подарить ей то единственное, чего она хочет?
Старик вздрогнул: в дверь неожиданно постучали.
– Прошу прощения, сэр, – произнес слуга. – Мисс Роза готова. Она ждет вас внизу.
Иосафат Джефферсон медленно поднялся с кресла. Немного задержался, надеясь, что призраки подскажут ему в последнюю минуту, как объяснить Розе принятое им решение. Но, выходя из комнаты, он оставил за собой лишь молчание.
* * *
Возвращаясь с завтрака, устроенного его друзьями после вчерашней вечеринки, Саймон Толбот проскользнул в Дьюнскрэг незамеченным: ему удалось не столкнуться ни с одним из своих многочисленных родственников. Это принесло ему облегчение: он знал, как родня относится к его будущему браку… С той самой минуты, как было объявлено об их с Розой помолвке, Саймону пришлось выслушать все – от слезливых сожалений до прямых отговоров: «нечего тебе связываться с этими северянами».
Проходя через самую большую из десяти шикарных комнат для гостей, Саймон с удовлетворением отметил, что его чернокожий камердинер Олбани уже упаковал сундуки и чемоданы для свадебного путешествия. Саймон сбросил испачканный вечерний костюм, измазанную губной помадой рубашку, пропахшую дешевыми духами, и попробовал воду в ванне. Он был высоким, крупным, с массивными конечностями, но не страдал от избыточного веса. В тридцать пять лет в его каштановых курчавых волосах начала пробиваться седина, выгодно оттеняя высокий лоб, резко выступающие скулы, энергичную линию подбородка. Даже погрузившись в горячую ванну, Саймон не смог полностью расслабиться. Его черные глаза сомкнулись, но и за покровом век продолжали мчаться вперед мечты, подогревавшие его безудержное честолюбие.
Саймон Толбот был главой разветвленного семейства – целой коллекции братьев, сестер (родных и двоюродных), тетушек и дядюшек. Это сборище южных аристократов когда-то подчинялось железной руке его отца. После его смерти приходящее в упадок семейное дело – торговлю хлопком и табаком – взял в свои руки Саймон. В глубине своей коллективистской души клан не верил, что Гражданская война проиграна, и упрямо отказывался признать наступление новой промышленной эры с ее ожесточенной конкуренцией и бесчеловечными методами ведения бизнеса. Саймон понял тогда, что подобная близорукость скоро превратит семью в пережиток прошлого. У него не было никакого желания разделить ее судьбу.
Когда Саймон подался на Север, это вызвало в семье гнев и разочарование. Начав с нескольких старых железнодорожных линий, он меньше чем за десять лет построил густую сеть железных дорог в самом сердце территории янки. Семейство взирало на его достижения скорее снисходительно, чем с гордостью, и все его прегрешения были прощены, когда, как и подобает верному сыну Юга, Саймон женился на красавице из штата Джорджия.
Его женитьба ничего не изменила. Работая как одержимый, Саймон утроил свои капиталы в первые годы нового столетия и превратил Нью-Йорк в узловой пункт своей железнодорожной сети, откуда тысячи паровозов, товарных и пассажирских вагонов отправлялись на Север – до самого Вермонта и на Юг – до Флориды.
Первые годы супружества принесли Саймону счастье. Николь была образцовой женой. Она точно знала свои обязанности и вела хозяйство со скрупулезной деловитостью. Она никогда не расспрашивала мужа о делах и не требовала объяснений, когда он приходил домой под утро. В награду за столь примерное послушание Саймон подарил Николь просторный новый дом на Пятой авеню, а также открыл на ее имя неограниченный кредит. Их брак был своего рода сделкой, которая Саймона вполне устраивала.
Несмотря на любовь Николь к мужу, она не могла дать ему одного – подарить наследника. В тот день, когда врач сказал Саймону, что у Николь не может быть детей, судьба отвернулась от него. Спустя некоторое время Николь заболела гриппом и умерла. Люди, знавшие ее, втихомолку уверяли, что причиной ее смерти были горе и стыд, а не только эпидемия гриппа. Саймон не знал, насколько это было правдой. Со своей стороны он сделал все от него зависящее, чтобы выполнить супружеский долг. Смерть Николь открыла ему дорогу для поисков жены, которая сумеет исполнить свое назначение.
Саймон Толбот обмыл лицо холодной водой, насухо вытерся и отдал себя в руки Олбани, уже готового начать бритье. В последние годы он весьма прилично обходился без супруги. Признаться, он открыл для себя тот факт, что репутация вдовца – превосходная приманка даже для самых респектабельных дам. Однако многочисленные романы не приносили того, что ему было нужно и что, как ему казалось, он заслужил.
Несмотря на свой молниеносный взлет в мире бизнеса, Саймон чувствовал, что нью-йоркский высший свет отвергает его. Это общество было таким же замкнутым и клановым, как любое семейство аристократического Юга. Как бы радушно он ни открывал двери своего дома, как бы щедро ни жертвовал деньги на нужды благотворительности, Саймон всегда ощущал себя чужаком. Он не мог и надеяться подняться выше, пока не проникнет в зачарованный круг Четырехсот Семейств, правящих Нью-Йорком. Этого нельзя было добиться одними деньгами. Нужна была жена, которая уже принадлежала бы к этому миру и чья родословная послужила бы туда пропуском.
Очень быстро Саймон обнаружил, что почти все подходящие для него женщины уже разобраны. Было несколько вдов, но все они были значительно старше, и Саймон избегал их так же тщательно, как и старых дев. Будь он проклят, если удовольствуется остатками. Тогда он поднял глаза и увидел Розу Джефферсон.
Саймон не забыл, что Роза была когда-то по-детски влюблена в него. Но теперь в ней чувствовалось нечто большее; она расцвела огненной, дразнящей красотой, и чем больше он видел ее, тем яснее понимал, как сильно она действует на него. Кожа его горела всякий раз, когда пальцы Розы касались его руки, а от страстного блеска ее глаз у него захватывало дух.
Тем не менее Саймон был очень осторожен с Розой и не позволял ей обольщаться; Иосафат Джефферсон и дела, которые он вел с Саймоном, были слишком важны, чтобы рисковать ими по пустякам. Саймон начал разыгрывать роль одинокого вдовца, уставшего от бремени забот, надеясь, что это вскоре охладит пыл девушки. Но она вдруг попросила его быть ее кавалером по котильону на очередном балу.
Дерзость Розы буквально ударила Саймону в голову. Теперь он бешено хотел ее. Самые веселые и блестящие вечера тускнели, если он не слышал ее гортанного смеха и не видел дерзких, вызывающих взглядов ее глаз. Но Саймон по-прежнему был убежден, что, приняв приглашение Розы, он навлечет на себя гнев Иосафата Джефферсона. А это означало бы конец его карьеры в Нью-Йорке.
– Роза сказала, что вы еще не дали ей ответа, – сказал Иосафат Джефферсон, когда они с Саймоном прогуливались у мола в Дьюнскрэге во время одного из его визитов.
– Простите, о чем вы, сэр?
– О котильоне. Саймон сглотнул слюну.
– Не знаю, как бы вы отнеслись к тому, чтобы я сопровождал ее, сэр.
Старик пробормотал что-то и некоторое время шел молча.
– Я знаю, как Роза относится к вам, – сказал он наконец. – Она упрямая девчонка, но судит здраво.
Джефферсон остановился и посмотрел в лицо своему младшему спутнику.
– А вы-то как к ней относитесь?
Саймон понял, что сейчас ему придется дать самый важный ответ в своей жизни. Он смотрел Иосафату Джефферсону прямо в глаза.
– Я люблю ее, сэр.
Джефферсон кивнул и посмотрел вдаль, на море.
– Ты мне нравишься, Саймон. Николь мне тоже нравилась. Я восхищался тем, как ты с ней себя вел. Когда меня не станет, Розе будет нужен такой человек, как ты. Она еще очень многого не знает в жизни, и ты научишь ее, поможешь ей. Ты понимаешь, о чем я?
Мысли Саймона мчались, обгоняя друг друга. Он всегда знал, что в качестве приданого Роза получит часть акций «Глобал Энтерпрайсиз», может быть, больше, может быть, меньше. Ему было абсолютно ясно и то, что, кто бы ни стал мужем Розы, Иосафат Джефферсон никогда не передаст ему сколько-нибудь значительного пакета акций, который бы позволил ему контролировать деятельность компании. На роль преемника, несомненно, готовят Франклина, младшего брата Розы.
Усилием воли Саймон сохранил спокойствие. Он тщательно отбирал слова.
– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь Розе, – сказал он. – Я с глубоким уважением отнесусь к любым распоряжениям, которые вам будет угодно сделать на ее счет.
Иосафат Джефферсон долго смотрел на него.
– Уверен, что так и будет, – сказал он наконец и вынул из кармана запечатанный конверт.
– Тебе, конечно, нужно будет подписать кое-какие бумаги, но это – мой свадебный подарок для вас обоих. Открой, не бойся.
Саймон смотрел на контракт, предоставлявший его фирме «Толбот Рейлроудз», исключительное право перевозить грузы компании «Глобал Энтерпрайсиз». Величие этого жеста ошеломило его. Ведь Иосафат Джефферсон только что предоставил ему необходимые средства для того, чтобы бросить вызов таким гигантам, как «Вандербилтс Пенсильвания Рейлроудз» и «Морганс Трансамерика Лайнз», и занять по праву принадлежащее ему место на Олимпе великих промышленников Америки. Больше того, Саймон получал жену, которая может дать ему не только безупречное имя в высших кругах, но и то, чего не могла дать Николь – наследника.
– Я хочу, чтобы ты заботился о ней, Саймон, – сказал Иосафат Джефферсон. – Если со мной что-нибудь случится и я не успею научить ее всему, что она должна знать, пообещай мне, что доведешь до конца то, что я начал. «Глобал» у нее в крови. Когда-нибудь она возглавит фирму, уж это я знаю наверняка.
– Я выполню все, о чем вы говорите, сэр, – торжественно ответил Саймон.
– Хорошо. Вернемся в дом. Нам надо еще о многом поговорить.
Десятью днями позже, на балу, Саймон Толбот сделал Розе Джефферсон формальное предложение и получил согласие. По радостному лицу Розы и по ее страстным поцелуям Саймон понял: она и не подозревает, что его мысли уже далеко…
Олбани протянул хозяину светло-серый фрак с фалдами. Саймон Толбот надел фрак, поправил жемчужную заколку на галстуке и взглянул в зеркало, изучая результат приготовлений.
Он посмотрел на часы.
– Я думаю, пора.
Олбани протянул ему руку.
– Поздравляю с женитьбой, сэр. И желаю удачи.
Саймон вышел из своей комнаты и по балкону прошел до лестницы. Там он остановился и посмотрел вниз. Все триста гостей уже заняли свои места. Епископ ожидал за алтарем. Музыканты на галерее играли под сурдинку. Саймон обозревал зал, словно средневековый феодал, упиваясь величием этой сцены. Интересно, рассказал ли Розе старик Джефферсон о сделке, которую они заключили с Саймоном? Смешно было даже представить, что восемнадцатилетняя девчонка надеется играть какую-то роль в такой крупной компании, как «Глобал Энтерпрайсиз». Менее всего на свете Саймон нуждался в упрямой молодой жене, норовящей лезть в его дела. Особенно теперь, когда он уже представлял себе, как его фирма – «Толбот Рейлроудз» прибирает к рукам «Глобал»…
«Все будет отлично», – ободрил себя Саймон и, набрав в грудь побольше воздуха, продолжил шествие по ступеням парадной лестницы, чтобы заключить в объятия свою победу.
2
– Согласна ли ты, Роза Джефферсон, стать законной супругой этого мужчины, Саймона Горацио Толбота, любить его, чтить его и повиноваться ему?..
Роза Джефферсон перестала вслушиваться в монотонную речь епископа. Она прилагала страшные усилия, чтобы выдержать тяжесть свадебного наряда, плотные складки которого натирали кожу. Этот многослойный шедевр весил, наверное, не меньше тонны. Роза едва добралась до алтаря по проходу между скамьями, а о том, чтобы пошевелить рукой (спина нестерпимо чесалась под кружевным шлейфом), и речи быть не могло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104