– У меня не было выбора. Если бы я этого не сделала, все, что сделал Франклин, пошло бы прахом.
– Мне кажется, все и так пошло прахом. О чем ты думала, Мишель? Как ты могла поверить, что у тебя достаточная квалификация и знания, чтобы выходить на таких людей?
Мишель чувствовала, будто глаза Розы пригвоздили ее к стене.
– И кроме того, какое право ты имела говорить от имени «Глобал»?
– Я знаю о дорожных чеках столько же, сколько Франклин.
– Ну, этого оказалось явно недостаточно, – Роза встала и начала нервно ходить по комнате. – Все это время я думала, что все, что произошло, – моя вина или, может быть, Франклина. Но вина твоя, не так ли? Ты провела эту презентацию и провалила ее. Ты представляешь, во сколько миллионов долларов ты обошлась «Глобал»? А теперь ты пытаешься сбить пламя на Гарри.
– Гарри Тейлор хотел надуть тебя! – крикнула Мишель. – Почему ты не хочешь в это поверить?
– Потому что это неправда! Я тебе расскажу кое-что еще, что ты сделала, Мишель. Обвиняя Гарри, ты бросила тень на целую компанию. Для нью-йоркской прессы это знаменательный день. Им очень нравится идея, что сотрудник «Глобал» может выступить против собственной компании.
Мишель не знала, намеревалась ли она когда-нибудь сказать это Розе, но сейчас это была последняя возможность защититься:
– О чем ты, Роза? Уж не думаешь ли ты, что то, что ты скрывала от Франклина и меня, – пустяк, в сравнении с тем, что произошло? Ты знала, что ему не смогли во время хирургической операции удалить стальные осколки… что его состояние будет неизменно ухудшаться, пока не… пока он не потеряет способность управлять собой. Но ты же притворялась, что все хорошо. Ты вернула Франклина в «Глобал», когда тебе этого захотелось, и заставила работать до полусмерти. О чем ты думала?
– Думала о том, что надо было делать, – сказала Роза с печальной решимостью в голосе. – Да, я знала, что случилось с Франклином, и я скрывала это от вас обоих. Ты говоришь о вашей жизни с болью, Мишель. Можешь ты представить, через что прошла я? Та ли это боль, которую можно было переложить на Франклина или тебя?
– Ты играла его жизнью, Роза. Франклин имел право не только знать, но решать, что ему делать. Это было бы ужасно, я знаю, но я была рядом, чтобы помочь. Ты действительно думала, что я оставлю его?
Глаза Мишель искали ответа в лице Розы, но ответом было молчание женщины, молчание, которое предавало ее.
– Ведь ты этого хотела? – мягко спросила Мишель. – И если бы я ушла, ты забрала бы Франклина?
– Ну, никто из нас не будет иметь его, – сказала Роза. – Все, о чем я мечтала, все, что мне от него было нужно, ушло из-за осколков немецкой стали…
Роза помолчала.
– Я всегда любила Франклина не меньше, чем ты. Но тебе надо бы знать, что перед Франклином открывалось замечательное будущее, положение в обществе, имя. После того как он вернулся с войны и я узнала… о его ранении, я хотела помочь ему выжать все из того времени, которое ему осталось. Я хотела, чтобы он испытал ощущение собственной значимости, чтобы имел все, что мог по праву иметь. Я только защищала его, Мишель…
– Нет, Роза, – печально ответила Мишель. – Ты только следовала своим желаниям. В твоих мечтах не было места тому, в чем нуждается он или та, которую он любит. Чего ты никогда не понимала, Роза, так это того, что я никогда не представляла угрозы для тебя. То, что он любил меня, не означало, что тебя он любит меньше. Что касается «Глобал», он никогда не хотел того, что делала ты. Тебе надо было понять это и позволить ему уйти.
Роза повернулась, уши ее горели.
– Что ты намерена сделать?
– Я хочу навестить моего мужа и удостовериться, что он знает, что у него есть дом и жена, к которой он может вернуться.
– А что насчет твоего заявления в полиции?
– Я не изменю его. Когда Франклин вспомнит, что случилось, он расскажет тебе то же самое.
Роза закрыла глаза.
– Если ты хочешь именно так, Мишель… Но теперь я должна сказать тебе, что ни ты, ни кто-то другой не будет иметь возможность видеть Франклина без моего разрешения.
– Это невозможно!
– Увидишь сама, – Роза подняла свою сумочку. – А когда ему будет лучше, Мишель, домой его заберу я. Пожалуйста, не думай, что ты сможешь бороться со мной и одержать победу.
Слова Розы, холодные, подытоживающие, далекие от раскаяния, преследовали Мишель по дороге к Беллингхэм. Какое-то время Мишель пыталась убедить себя, что Роза блефует. В конце концов какой это суд запретит жене посещать собственного мужа?
«Судья, который мог быть убежден, что это в интересах правосудия – не разрешать якобы жертве встречаться с якобы убийцей».
Роза это устроила?
Ответ Мишель получила вскоре.
– Боюсь, что мне не говорили о вас, миссис Джефферсон, – нервно сказал администратор больницы, пропуская Мишель в офис.
– Есть часы для посещения, и я хочу навестить своего мужа, – твердо ответила Мишель.
– Да, но с этим много проблем.
– А что такое?
– Я получил судебное предписание со специальным курьером рано утром. Я сожалею, миссис Джефферсон, но я не могу позволить вам видеть вашего мужа.
Мишель напряглась.
– Покажите его мне, пожалуйста.
Мишель изучила документ с печатью и подписью магистра.
– Сэр Деннис Притчард знает об этом?
– Я не думаю, чтобы с ним советовались. Во всяком случае, предписание к нему не относится.
– Нет, только ко мне!
Администратор покраснел под ее взглядом.
Инспектор Роулинс потер глаза и утомленно посмотрел на Монка Мак-Куина, который откинулся в кресле с сигарой между пальцев. Двое мужчин всю ночь просматривали клипп, статьи и другую информацию о Гарри Тейлоре, присланную из Нью-Йорка. В воздухе висели голубые клубы табачного дыма, грязные чашки были осторожно сдвинуты на радиатор.
Инспектор Роулинс зевнул.
– Не так много, чтобы продолжать, а?
– О, у нас достаточно материала, – ответил Монк. – Только он нам ничего не дает.
Гарри казался воплощением американской мечты об успехе. То, что ни у кого не нашлось дурного слова о нем, беспокоило Монка.
– Он что-то слишком чист, – пробормотал Монк, размышляя вслух. – Само совершенство.
– Может быть, так, – согласился Роулинс. – Но это не делает его виновным в чем-то.
Он оперся на руки и встал из кресла.
– Я пойду домой спать. Предлагаю и вам сделать то же самое.
Монк тоже поднялся.
– Я еще одну вещь попытаюсь сделать. Кажется вполне ясным, что, что бы Гарри ни делал Франклину, он не планировал возвращение в Нью-Йорк. Я думаю, он видел что-то притягательное здесь и отталкивался от этого.
– Что вы думаете делать? – осторожно спросил Роулинс.
– Я же финансово-газетный человек, правда? – невинно сказал Монк. – Гарри Тейлор – важное американское должностное лицо, занимающееся бизнесом в Лондоне. Я уверен, моим читателям будет интересно узнать детали.
Роулинс поднял руки вверх, сдаваясь:
– Я не хочу знать этого. – Он помолчал. – До тех пор, конечно, пока вы не придете с чем-то, что я смогу использовать.
– Я так и думал.
Когда Монк вернулся на Беркли-сквер, его ждала Мишель. Ей не нужно было говорить много, чтобы Монк понял, что ее худшие подозрения оправдались. Не успела Роза прибыть в Лондон, как она сразу же вторглась в жизнь Мишель и Франклина.
– Я не знаю, как остановить ее, – сказала Мишель. – И я прихожу в ужас от мысли, что Франклин подумает, что я его бросила.
Монк смотрел на Мишель и мечтал поднять ее на руки. Та ночь, когда они наслаждались любовью, никогда не повторится, но она оставила след в них обоих. Проскочил электрический разряд, когда их пальцы встретились, а их глаза сказали все, что они не осмеливались произнести. Но за все, что произошло между ними, Монк не испытывал никакой вины. Когда Франклин вернется, он спокойно уедет, оставив Мишель и мужа в мире, который они заслужили. То, что у них с Мишель было, никогда не вторгнется в этот мир.
– Я поговорю с Розой, – пообещал Монк. Мишель обхватила его руку своими. Она позволяла Монку говорить эти бравые слова, потому что он искренне верил, что он может что-то изменить. Он не разделял ее жуткого убеждения, что это уже не в их власти.
Помещение суда напомнило Мишель сельскую церковь. Высокие освинцованные окна за скамьей магистрата воспаряли к небесам. Замысловатый орнамент в виде завитков на балюстраде, окружающей кольцом вторую галерею, где она сидела, напоминающую церковные хоры. От полированного пола исходил сладкий запах воска.
Помещение суда было переполнено. Слева от Мишель сидели художники из газеты, которые предпочитали вид с галереи. Репортеры сидели ниже, на скамье, выделенной для них, прямо за столом судей. Глаза Мишель устремились на Розу, сидящую позади стола защиты; ее лицо отчасти было скрыто огромной белой шляпой, похожей на крыло ангела. Возле нее сидел Гарри Тейлор. Слева от защиты было место обвинителей, все еще пустое, и сверх того еще скамейка, тоже не занятая. Мишель слизнула каплю пота с нижней губы.
– Его могут привести в любую минуту, – сказал Монк, достаточно громко, чтобы она расслышала его в гуле голосов вокруг них. Он нашел ее руку и сжал ее.
Для Монка это была изматывающая, иногда приводящая в бешенство неделя. Роза не отзывалась ни на какие его звонки, не отвечала на послания. Когда он попытался посетить Франклина в госпитале «Беллингхэм», как и Мишель, ему отказали. После этого Монк посетил первоклассного юрисконсульта в поисках пути устранения таких ограничений.
– Я боюсь, таких путей нет, мистер Мак-Куин, – сказал ему юрист. – По крайней мере таких, которые уже доказали бы свою эффективность в отведенное нам время. Слушания начнутся менее чем через две недели. Джонатан Тори может легко отложить любые прошения, которые мы ему принесем.
Монк делал все, что мог, чтобы поддержать дух Мишель. Наблюдая ее сейчас, он думал, что обманул ее надежды даже в этом. Выражение лица Мишель было напряженным, ее глаза блуждали.
– Все кончится прежде, чем ты узнаешь об этом, – прошептал Монк. – Франклин выйдет из больницы, ограничительный порядок будет снят. У Розы не будет никакого повода попытаться продлить его.
Мишель, казалось, не слышала его. Все, что она хотела сейчас – это увидеть Франклина, дать ему надежду, заверить его, что он не одинок.
Тишина повисла в зале, когда вошел Франклин Джефферсон, сопровождаемый двумя офицерами. Роза внимательно наблюдала за тем, как изменился Франклин. Она подумала, что у него отличная фигура в новом голубом костюме, который она привезла прошлым вечером в «Беллингхэм».
Высоко на галерее Мишель впилась ногтями в щеки.
Она не могла поверить, как ужасно выглядел Франклин. Он сильно похудел, и воротничок рубашки был велик ему. Он шаркал йогами, как старик, а глаза у него были как у попавшего в неволю животного.
«О, Франклин, что она с тобой сделала?»
Франклин вошел за перегородку и посмотрел на сотни лиц, рассматривающих его. Для него они были просто расплывающимся пятном с неясными очертаниями. Он сконцентрировал внимание на столе защиты и сзади его увидел Розу. Потом он взглянул на галерею, и его глаза выхватили Мишель. Он смотрел на нее любовно, сердце его взмыло ввысь.
Все встали, когда вошел судья. Он сел, призвал суд к порядку и сказал, что обвинение может представить свои аргументы.
Франклин не обратил внимания на обвинителя, открывающего запись о том, как хладнокровно он пытался убить Гарри Тейлора и что было бы безрассудно позволить такому человеку оставить место заключения в госпитале «Беллингхэм» до суда. Насколько он понимал, речь шла вообще не о нем. Лицо Мишель плыло перед его глазами, так же, как в первый раз, когда он увидел ее в амбаре во время войны, которая казалась такой далекой. Она защитила его тогда, но позже, в Нью-Йорке, он не смог этого сделать, когда она больше всего нуждалась в его помощи.
«Я помогу тебе теперь, моя любовь. Все, что мне нужно – это шанс. Никто не сможет ранить тебя снова».
Франклин был крайне удивлен слышать, что обвинение закончилось и свидетельские показания дает сэр Деннис Притчард. Он слушал, как доктор объяснил Джонатану Тори, от чего страдал Франклин, и высказал мнение, что интересы его пациента будут лучше соблюдены, если он получит частную заботу. Потом говорила Роза, объясняя, какие условия она приготовила для Франклина. Судья безмятежно слушал аргументы и вынес решение: Франклин Джефферсон передается на попечение своей сестры до окончания судебного процесса. Залог был установлен в сто тысяч фунтов.
Не успел Франклин понять, что случилось, его уже повели два надзирателя. Он взглянул через плечо и поймал взгляд Мишель. Ее слезы поторопили его.
«Не долго теперь, моя любовь…»
Франклин тщательно сосчитал число ступенек, когда его вели из камеры на цокольном этаже по длинному коридору в помещение суда. Их было сорок шесть, что означало, что комната суда располагалась на третьем, если не на четвертом этаже здания. В конце коридора, как раз напротив дверей судебной комнаты, было большое окно, выходящее на улицу. Франклин мог ощущать солнечный свет, гревший ему спину.
Они почти достигли лестницы. Франклин стал делать более короткие шаги, позволяя своим сопровождающим пройти вперед него. Он опустил голову, и его руки в наручниках болтались впереди него из стороны в сторону. Когда Франклин увидел, что один из стражников положил свою руку на перила лестницы, он бросился на него, швырнув вниз по лестнице. Другой вскрикнул и бросился на Франклина, Франклин немного отступил, потом подставил ему подножку. Стражник полетел на пол, раскрыв рот от изумления.
Франклин побежал, набирая скорость. Он бежал, размахивая руками, пытаясь сохранить равновесие. За собой он слышал крики и потом топот. Франклин бежал на свет. Он чувствовал его сначала на ногах, потом на груди, и наконец свет ударил ему прямо в лицо. Франклин был ослеплен. Казалось, его лицо попало в огонь, но он бежал, видя Мишель в этом белом сиянии, слыша ее призыв к нему.
«Я люблю тебя, Мишель!»
На мгновение в коридоре потемнело, когда фигура Франклина закрыла свет. Казалось невозможным быть еще ближе к свету, он закрыл глаза и, улыбаясь, бросился в стекло, чтобы наконец коснуться женщины, манящей его с другой стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104