Потому что все это должно где-то остановиться.
– Есть, однако, одно условие, – прибавила она. – Секретность договора. Подписываясь, ты соглашаешься никогда не разглашать условия соглашения никому, ни при каких обстоятельствах.
Сказав это, Роза вернулась мыслями к Гарри, – какой праведный – и жадный – был его гнев, когда она рассказала ему, что собирается откупиться от Мишель.
«Если бы он только знал, что это будет намного больше, чем стотысячная подачка…»
– Я жду ответа, Мишель.
– Нет.
– А что такое?
Мишель была также удивлена не меньше, чем Роза, тому, что последовало дальше. Слова лились будто сами собой.
– У меня есть другое предложение. Насколько ты знаешь, дорожный чек, который Франклин пытался ввести в действие, ценности не имеет. Никто здесь не возьмется за эту работу, никто, кто знает об этом. Кроме меня.
– И чего ты хочешь?
– Сделай дорожный чек долей Франклина. Дай мне закончить то, что начал Франклин. Я нуждаюсь в стартовом капитале, но он будет далеко не так велик, как то, что предлагаешь ты. В свою очередь я обещаю никогда не вмешиваться в американские операции «Глобал» и в другие тоже.
– Ты говоришь, – медленно сказала Роза, – что в обмен на европейскую территорию для дорожного чека ты отказываешься от всех других претензий на имущество Франклина?
Мишель проглотила комок. «Это ли я действительно имею в виду?»
– Да, – услышала она собственный голос. – Но всю прибыль по чекам я буду оставлять себе. И я могу использовать имя «Глобал».
Розу передернуло при мысли об использовании имени компании. Тем не менее, она ощутила выгоду. Мишель уходит в сторону с ее дороги.
– И какой капитал ты имеешь в виду?
– Два миллиона долларов.
– Два миллиона и использование имени «Глобал»? – Роза засмеялась. – С таким же успехом можно просить Луну и звезды.
– Хотя ты и не веришь, я не виновата в отказах банков Франклину, – тихо сказала Мишель. – Я хотела успеха, Роза. Я была такой же частью «Глобал», как и он. Я заслужила право использовать имя.
– В той степени, в какой это отвечает моим интересам!
Мишель взяла свою сумочку.
– Значит, нам больше не о чем говорить. Пусть твои юристы пришлют мне остальные бумаги, касающиеся оценки имущества Франклина.
Роза напряженно думала. После смерти Франклина, ожидая пока британское правосудие позволит ей привезти тело домой, она звонила директорам банков, с которыми имел дело Франклин. Все выражали соболезнование, но когда дело доходило до объяснения причин отказа, каждый молчал как стена.
Мишель была права. Чеки провалились в Англии. Но если это так, где она намерена их продавать? На континенте? «Глобал» там представляли очень слабо. Поэтому что реально теряет Роза, позволяя ей использовать имя компании?
– Мишель, – окликнула Роза. – Может быть, это возможно.
«Если она возьмет на себя донкихотскую задачу попытаться заставить дорожный чек заработать, она неизбежно провалит дело. Когда это случится, ни она, ни ее ребенок – уже не будут никогда больше иметь никаких претензий к «Глобал». Напротив, когда она будет беспомощно барахтаться, все увидят, что я имею превосходство. И я верну европейскую территорию по статье о реверсии, то есть обратный переход имущественных прав к первоначальному собственнику».
– Я слушаю, Роза, – тихо сказала Мишель.
– Какой срок для ссуды тебе кажется приемлемым?
– Три года.
– Нет, это слишком много. Я на этом очень много потеряю. Максимальное, что я могу предоставить – это миллион долларов, который должен быть возмещен за 12 месяцев.
Мишель закусила губу. Все ее подсчеты и проекты показывали, что миллион – минимум, в котором она нуждается. Но года для возмещения может оказаться недостаточно.
– Восемнадцать месяцев, – подсчитала Мишель, решая. – Но мне понадобится печатная форма дорожного чека и образец корректуры.
Роза ожидала этого.
– А мне нужна будет плата за использование тобой имени «Глобал». Скажем, пятнадцать процентов?
Мишель потрясла головой.
– По стандартам – семь процентов, Роза. Ты же знаешь это не хуже меня.
– Очень хорошо. Но в этом случае, я настаиваю, чтобы «Глобал» получила процент с оптовых продаж. Ссуду ты можешь выплатить из чистого дохода.
Мишель почувствовала, будто натолкнулась на стену. Условия, предложенные Розой, не оставляли ей никакого запаса на ошибку, ничего, к чему можно было бы обратиться в крайней нужде.
– Хорошо, – согласилась она. – «Глобал» получает оптовые выплаты.
– Тогда принято. Наверное, ты позвонишь своим юристам, чтобы сказать, что мы заключили соглашение.
– Позвоню, когда увижу документы. Роза улыбнулась.
– Даю тебе слово, что контракт будет отражать точно то, что мы решили. И ты понимаешь, секретность условий остается.
Мишель кивнула. Она собиралась уходить, когда ее лицо исказилось болью.
– У тебя все в порядке? – быстро спросила Роза. Мишель провела рукой по животу.
– Все прекрасно… Ребенок толкается. Если ты не возражаешь, я пойду домой, я очень устала…
– Конечно.
Но почувствовав своего нерожденного ребенка, Мишель подумала:
«Радость моя, что я потеряла и что я делаю? Что с нами будет?»
37
С рождением Кассандры в апреле 1921 жизнь Мишель окрасилась в радужные тона. Когда она впервые держала своего ребенка, чувствовала, как он сосет грудь, слышала биение крохотного сердечка, все другие мысли, все тревоги, касающиеся Розы и будущего, отступали. Хотя она была одна и временами ответственность за эту хрупкую новую жизнь ошеломляла ее, Мишель достаточно было только взглянуть в глубину голубых глаз Кассандры, чтобы снова удивиться тому чуду, которое даровано ей.
Как только Мишель восстановила силы, она отправила длинную телеграмму Монку, тщательно подобрав слова при рассказе о Кассандре. Перечитывая ее, Мишель изнемогала от желания наполнить ее страстью и любовью, назвать Монка отцом и рассказать ему, как Кассандра похожа на него, как подходит ей имя, которое они вместе подобрали. Но все это было невозможно. Все еще.
Поскольку надо было устраиваться с Кассандрой, она обратилась в агентство по найму в поисках подходящей нянечки. Побеседовав с десятью претендентками, она наконец остановилась на прекрасной швейцарке, женщине средних лет, чьи рекомендации были безупречны и которая говорила по-французски, по-английски и по-немецки. Мишель внимательно наблюдала, как фрейлейн Штайнмец взяла на руки Кассандру в первый раз. Кассандра серьезно посмотрела на женщину, потом со вздохом прижалась к ней и уснула. Это была лучшая из рекомендаций.
Первые шесть месяцев, как бы она ни была занята, Мишель всегда проводила по крайней мере несколько часов в день с дочерью. Она возила ее в коляске по Люксембургскому саду, так что Кассандра могла видеть зеленые деревья и цветочные клумбы. В детской она играла с дочерью, пока дочь не уставала, а после, когда девочка засыпала, сидела у ее кроватки, разрабатывая проект дорожного чека. Когда вечер казался слишком длинным или ее глаза чересчур уставали, Мишель пристраивалась к дочери, позволяя ей всунуть маленький пальчик в свой кулак. Это было все, в чем она нуждалась, чтобы найти силу для продолжения дел.
При том, что Мишель находила столько счастья в общении с дочерью, сомнения по поводу ее торопливого соглашения с Розой Джефферсон одолевали ее. Юридические документы прибыли через два месяца после рождения Кассандры, и Мишель должна была посвящать им долгие часы. Нельзя сказать, что Роза не сдержала слова: контракт отражал точно то, о чем приняли решение обе женщины. Мишель приняла банковский чек на миллион долларов, парафировала документы на ссуду, подписала отказ от прав на имущество Франклина. Теперь от прошлого действительно остались только воспоминания, которые не могли помочь ей, когда она оказывалась лицом к лицу с будущим.
Первой реакцией Мишель было установить контакт с Монком. Больше чем когда-либо она нуждалась в силе его любви и присутствии. Она продолжала подолгу беседовать с ним о своих идеях, слушая звук собственного голоса. Мишель сочиняла бесчисленные телеграммы, но в конце концов рвала их. Каждый раз, глядя на Кассандру, она сознавала, что она не может рисковать, вовлекая Монка в то, что она начала сама и должна делать сама. Это только усиливало ее неуверенность и одиночество.
Помощь пришла с неожиданной стороны. Среди гор подарков, полученных для Кассандры, была хорошенькая серебряная чашка для шоколада от Кристофа, герцога Шамбора. В записке герцог упоминал, что он будет в Париже, и просил разрешения позвонить. Мишель была в восторге.
– Простите, что не смог приехать раньше, – сказал Кристоф, потягивая маленькими глотками вино в гостиной Мишель. – Будучи наслышан, как уединенно вы устроились в Париже, не хотел вторгаться в ваши владения. – Он помолчал, потом добавил. – Ребенок замечательный, Мишель. Вы очень, очень счастливая.
Мишель была тронута и поймала тоску в его голосе.
– Что слышно от Патриции? Кристоф улыбнулся и покачал головой.
– У нас была любовная интрижка и, похоже, кончилась.
Его тон не располагал к дальнейшим расспросам, поэтому Мишель сменила тему разговора. Вместо этого они заговорили о соглашении с Розой.
– Вы заключили очень хорошую сделку, – заметил Кристоф.
– Кроме того, что я не знаю, с чего начать.
– Я думаю, у меня как раз есть ответ.
Кристоф углубился в описание Международной выставки, которая должна состояться в Париже следующей весной. Тысячи бизнесменов и предпринимателей со всего мира посетят ее.
– Это будет отличная витрина для вашего дорожного чека, – заключил он.
– Как продавать то, чего у меня еще даже нет?
– Вот что, Мишель. Думайте над решениями, а не над проблемами. Чтобы начать, надо искать контакты.
Мишель была готова протестовать, но передумала.
– О чем вы думаете?
– Завтра я даю маленький обед. Я был бы в восторге пригласить вас.
На следующий день Мишель испытывала терпение фрейлейн Штайнмец, репетируя, что может быть сделано ею неправильно в этот вечер. В последний момент, когда машина Кристофа и его водитель ждали на улице, Мишель расплакалась и ехать отказалась.
– Мадам, – сказала швейцарская нянечка, – если не уйдете вы, – уйду я.
Через час после прибытия в парижскую резиденцию Кристофа в фешенебельном 16-м муниципальном округе, Мишель забыла о своих опасениях. Сливки общества проходили через его двери, и герцог Шамбор был рад представить ее своим гостям, так что Мишель обсуждала жизнь в Лондоне с американским посланником, слушала интерпретации Жана Кокто о новых направлениях во французском театре и высказывания Коко Шанель о веяниях моды. Наиболее интересная часть вечера началась, когда сели за стол. Мишель обнаружила, что сидит между Эмилем Ротшильдом и Пьером Лазаром, чрезвычайно богатыми и влиятельными банкирами, которые руководили двумя наиболее известными во Франции финансовыми институтами.
– Кристоф говорил, что у вас лицензия на использование дорожного чека «Глобал» в Европе, – пробормотал Эмиль Ротшильд в свой раковый суп. – Пожалуй, мы могли бы обсудить возможность совместной деятельности.
Не успела Мишель ответить, Пьер Лазар прошептал тихо:
– Дорожный чек, мадам, – это поручено какому-нибудь институту?
Мишель крутила головой. Позже, вечером, она договорилась о встрече с обоими, чтобы побеседовать о своих планах.
– Я не могу поверить, что они так заинтересовались! – воскликнула она Кристофу, когда гости разошлись.
Кристоф улыбнулся, наполняя вновь фужеры.
– Это только начало, моя дорогая Мишель!
Это было обещающее начало, но переговоры, которые велись весной и летом, вновь заставили Мишель поверить, что банкиры – самые осторожные и подозрительные люди на земле. Лишь накануне Рождества 1921 года ей удалось подписать соглашение с Ротшильдом и Лазаром. Даже учитывая то, что она вела переговоры тщательно, обговаривая все детали, расход времени был огромен.
Когда контракты были подписаны, Мишель рыскала по Парижу, пока не нашла то, что показалось ей подходящим помещением для офиса: строение, примыкающее к элегантному отелю «Ланкастер» на улице Де Берри. Рента была ошеломляющая, но Мишель подписала аренду, утешая себя мыслью, что хороший адрес отражает качество продукции, которую она хочет продавать.
Как только печатные формы дорожных чеков прибыли из Нью-Йорка, Мишель встретилась с директорами Банка Франции. Национальный банк согласился рекламировать ее документ, а также печатать чек. Поскольку по закону банк имел монополию на такие услуги, вознаграждение ему заставило бы покраснеть самого ненасытного ростовщика.
Следующим встал вопрос о персонале. Мишель провела несколько недель, ища претендентов и беседуя с ними, прежде чем поняла, что банковские клерки, привыкшие иметь дело с обычной валютой, не могут понять, что такое дорожный чек вообще. Мишель наняла наиболее обещающих, и в ее мало меблированных офисах началась серия курсов, где нанятым работникам предстояло понять, с чем они будут иметь дело. В результате Мишель потеряла половину персонала, люди просто ушли, убежденные, что их будущий наниматель похож на капитана «Титаника»: обречен на гибель.
К концу года Мишель начала просыпаться по утрам с уже привычным ощущением – паники. Менее чем за год она потратила треть миллиона долларов. Растущие расходы, такие как рента, гонорар банкирам и юристам, зарплата основного персонала и собственные домашние нужды были постоянными статьями расходов ее ресурсов. Заглядывая вперед, она видела, что сотни тысяч долларов придется потратить на рекламу, чтобы привлечь общественное внимание. К тому времени ей удалось продать единственный чек.
Что вернуло Мишель к фатальному изъяну операции: не имеющий опыта равнодушный персонал, чья грубость, медлительность и плохо скрываемое неуважение стали частью его природы. Сколько ни пыталась Мишель объяснить, что продажа дорожных чеков – это сервис, что учтивость, внимательность, чуткое отношение абсолютно необходимы, ее большей частью не слушали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104