Для защиты и поддержки своих следователей и федеральная, и городская милиция по борьбе с организованной преступностью имела вооруженные отряды. Принадлежавшие федеральной милиции назывались ОМОНом, а подразделения быстрого реагирования Петровского – СОБРом.
В начале своей деятельности Петровский возглавлял рейды лично, и, чтобы предотвратить утечку информации, они проводились без предварительного обсуждения. Если при налете бандиты сдавались тихо, их ожидал суд; если же один из них хватался за оружие, пытался уничтожить улики или сбежать, Петровский дожидался конца операции, произносил свое знаменитое «так-так» и приказывал принести пластиковые мешки для покойников.
К 1998 году ему стало ясно, что самая большая мафиозная группа и, как кажется, самая неуязвимая – это банда Долгорукова, контролирующая большую часть России к западу от Урала, страшно богатая и пользующаяся при таком богатстве устрашающим влиянием. К зиме 1999 года Петровский лично руководил борьбой с долгоруковской группировкой, и та ненавидела его за это.
При первой встрече Умар Гунаев сказал Монку, что в России нет необходимости подделывать документы – можно просто купить настоящие за деньги. В начале декабря Монк проверил его слова.
Он намеревался в четвертый раз добиться встречи с видным российским деятелем, выдавая себя за другого человека. Но поддельное письмо митрополита Русской православной церкви в Лондоне там и было составлено. Как и письмо, которое, как подразумевалось, пришло из Дома Ротшильдов. Генерал Николаев не спрашивал удостоверения личности, ему хватило мундира офицера Генерального штаба. Генерала Валентина Петровского, жившего под постоянной угрозой покушения, охраняли день и ночь.
Где чеченский вождь достал документы, Монк никогда не спрашивал. Но выглядели они убедительно. На них была фотография Монка с коротко подстриженными светлыми волосами, и они указывали, что он – полковник милиции из аппарата первого заместителя начальника управления по борьбе с организованной преступностью Министерства внутренних дел. В таком звании он не мог быть известен Петровскому, но являлся его коллегой из федеральной милиции.
Одно не изменилось после падения коммунизма – это российская привычка отводить целые многоквартирные дома для проживания высокопоставленных чиновников. В то время как на Западе политические деятели, гражданские чиновники и старшие офицеры обычно живут в собственных домах, разбросанных по пригородам, в Москве они. стремятся жить в бесплатных, квартирах огромных домов, принадлежащих государству.
Это объясняется в основном тем, что посткоммунистическое государство отобрало эти дома у старого Центрального Комитета и сделало квартиры бесплатными. Многие из этих домов тянутся вдоль северной стороны Кутузовского проспекта, где когда-то жили Брежнев и большинство членов Политбюро. Петровский жил на предпоследнем, восьмом, этаже здания на Кутузовском проспекте. В этом доме находилось еще с десяток квартир старших офицеров милиции. Размещение рядом всех этих людей одной профессии имело свое преимущество. Простых граждан раздражало бы постоянное присутствие охраны, но милицейские генералы прекрасно понимали ее необходимость.
Машина, на которой в этот вечер ехал Монк, чудодейственным образом приобретенная или «взятая взаймы» Гунаевым, была подлинной милицейской черной «чайкой», принадлежавшей МВД. Монк остановился перед шлагбаумом у въезда во двор жилого дома. Один из омоновцев жестом велел опустить заднее стекло, в то время как второй держал машину под дулом автомата.
Монк предъявил удостоверение личности, объяснил, к кому едет, и затаил дыхание. Охранник посмотрел на пропуск, кивнул и отошел в будку, чтобы позвонить. Затем он вернулся.
– Генерал Петровский спрашивает, по какому делу вы приехали.
– Скажите генералу, что я привез документы от генерала Чеботарева, дело срочное, – ответил Монк. Он назвал имя человека старше Петровского по званию.
Состоялся второй телефонный разговор, после чего омоновец кивнул своему коллеге, и шлагбаум поднялся. Монк оставил машину на парковке и вошел в здание.
За столом консьержа на первом этаже сидел еще один охранник; он кивнул, разрешая Монку пройти. На восьмом этаже у лифта его ожидали еще двое. Они обыскали Монка, проверили атташе-кейс и внимательно осмотрели его удостоверение. После чего один из них что-то передал по интеркому. Секунд через десять дверь открылась. Монк знал, что его разглядывали в «глазок».
Дверь открыл ординарец в белой куртке, чье телосложение и манера поведения наводили на мысль, что он способен на большее, чем разносить бутерброды, если потребуют обстоятельства, а затем Монк очутился в чисто семейной атмосфере. Из гостиной выбежала маленькая девочка, посмотрела на него и сказала:
– Вот моя кукла. – Она показала белокурую куклу в ночной рубашке.
Монк улыбнулся:
– Какая красивая. А как тебя зовут?
– Татьяна.
Вышедшей вслед за ребенком женщине было около сорока; она улыбнулась, как бы извиняясь за девочку, и увела ребенка. Затем появился мужчина без пиджака, вытиравший губы, как любой человек, которого оторвали от обеда.
– Полковник Сорокин?
– Так точно.
– Странное время для визита.
– Прошу прощения. Возникло срочное дело. Я могу подождать, пока вы закончите обед.
– Не надо. Уже закончил. Все равно сейчас время мультиков по телевидению, так что это не для меня. Проходите сюда.
Он провел гостя в кабинет. При более ярком свете Монк рассмотрел, что борец с преступностью не старше его самого и такой же крепкий.
Три раза – у патриарха, генерала и банкира – он начинал с признания, что воспользовался чужим именем, и ему это сходило с рук. В данном случае Монк предполагал, что он вполне может умереть раньше, чем успеет извиниться. Он раскрыл атташе-кейс. Охранники проверили его, но увидели только две папки с документами на русском языке и не прочитали ни слова. Монк протянул генералу серую папку, заверенный доклад.
– Вот, генерал. Мы пришли к выводу, что это вызывает тревогу.
– Могу я прочитать это позже?
– Но это дело может потребовать немедленного действия.
– О черт. Вы пьете?
– Не на службе.
– Значит, они там, в МВД, делают успехи. Кофе?
– С удовольствием, день был длинным.
Генерал Петровский улыбнулся:
– А когда он бывает коротким?
Он позвал ординарца и велел приготовить кофе для двоих. Затем начал читать. Ординарец принес кофе и вышел. Монк налил себе сам. Наконец генерал Петровский поднял голову.
– Откуда, черт побери, это пришло?
– От британской разведки.
– Что?
– Но это не провокация». Все проверено. Вы можете перепроверить утром: Акопов, секретарь, оставивший на столе манифест, мертв. Как и старый уборщик Зайцев. Как и британский журналист, который в действительности ничего не знал.
– Я помню его, – задумчиво произнес Петровский. – Выглядело как бандитское нападение с убийством, но никакого мотива. Чтобы убить иностранного журналиста?… Вы думаете, это была «черная гвардия» Комарова?
– Или долгоруковские киллеры, нанятые для этой работы.
– Так где же этот таинственный «Черный манифест»?
– Здесь, генерал. – Монк постучал пальцем по кейсу.
– У вас есть экземпляр? Вы принесли его с собой?
– Да.
– Но согласно этому докладу, его передали в британское посольство. Оттуда в Лондон. Как он попал к вам?
– Мне его дали.
Генерал Петровский смотрел на Монка, не скрывая подозрений.
– И как, черт возьми, МВД получило экземпляр?… Вы не из МВД. Откуда вы? СВР? ФСБ?
Две названные им организации являлись российскими Службой внешней разведки и Федеральной службой безопасности – преемниками Первого и Второго главных управлений бывшего КГБ.
– Нет, сэр, я из Америки.
Генерал Петровский ничем не проявил испуга. Он только смотрел пристально на своего посетителя, ища признаки угрозы, ибо его семья находилась в соседней комнате, а этот человек мог оказаться наемным убийцей. Но он смог определить, что у самозванца не было ни бомбы, ни оружия.
Монк заговорил, объясняя, как черная папка, лежащая в его кейсе, попала в посольство, оттуда в Лондон, затем в Вашингтон. Как манифест прочитали не менее сотни людей, входящих в оба правительства. Он не упомянул о совете Линкольна: если генерал Петровский предпочитает думать, что Монк представляет правительство США, то в этом нет вреда.
– Как ваше настоящее имя?
– Джейсон Монк.
– Вы действительно американец?
– Да, сэр.
– Ну, ваш русский чертовски хорош. Итак, что же в этом «Черном манифесте»?
– Среди всего прочего Игорь Комаров вынес смертный приговор вам и большинству ваших людей.
В наступившей тишине Монк расслышал произнесенные за стеной по-русски слова: «Вот хороший мальчик». По телевизору показывали «Тома и Джерри». Татьяна заливалась смехом. Петровский протянул руку.
– Покажите, – сказал он.
В течение тридцати минут он читал сорок страниц, разделенных заголовками на двадцать глав. Прочитав, он отшвырнул манифест.
– Чепуха.
– Почему?
– У него ничего не выйдет.
– До сих пор выходило. Личная армия черногвардейцев, превосходно вооруженных и получающих хорошую оплату. Большие по численности, но менее обученные части молодых боевиков. И достаточно денег. «Крестные отцы» долгоруковской мафии заключили с ним два года назад сделку: средства на проведение предвыборной кампании в размере четверти миллиарда американских долларов за полную власть над этой землей.
– У вас нет доказательств.
– Доказательство – сам манифест. В нем упоминается о вознаграждении тем, кто предоставлял средства. Долгоруковская мафия захочет получить «свой фунт мяса». После истребления чеченцев и изгнания армян, грузин и украинцев в этом проблемы не будет. Но они не удовлетворятся этим. Захотят отомстить тем, кто преследовал их. Начиная с коллегии, в ведении которой находится управление по борьбе с организованной преступностью. Им потребуются рабы для новых трудовых лагерей, для добычи золота, соли и свинца. Кто лучше годится для этого, как не молодые люди, которыми вы командуете, СОБР и ОМОН? Конечно, вы не доживете и не увидите этого.
– Он может и не победить.
~ Верно, генерал, он может и не победить. Его звезда начинает заходить. Несколько дней назад его разоблачил генерал Николаев.
– Я видел. Подумал: чертовски неожиданно. Имеет это отношение к вам?
– Возможно.
– Здорово!
– Теперь коммерческие телевизионные станции прекратили трансляцию выступлений Комарова. Его журналы не выходят. Последний опрос показал, что его рейтинг составил шестьдесят процентов против семидесяти в прошлом месяце.
– Да, его рейтинг падает, мистер Монк. Может быть, он не победит.
– А если победит?
– Я не могу выступить против самих президентских выборов. Хоть я и генерал, но я всего лишь служу в милиции. Вам следует обратиться к исполняющему обязанности президента.
– Парализован от страха.
– Я все равно не могу помочь.
– Если он посчитает, что не сумеет победить, он может напасть на государство.
– Если кто-то нападет на государство, мистер Монк, государство защитит себя.
– Вы когда-либо слышали слово sippenschaft, генерал?
– Я не говорю по-английски.
– Это по-немецки. Можно записать ваш домашний номер телефона?
Петровский указал на телефон, стоявший рядом. Монк запомнил номер. Он собрал свои папки и положил их в кейс.
– Это немецкое слово, что оно значит?
– Когда группа немецких офицеров организовала заговор против Гитлера, их повесили на струнах от рояля. По закону «sippenschaft» их жены и дети были брошены в лагеря.
– Даже коммунисты не были столь жестоки, – сердито сказал Петровский. – Семьи лишались квартир, возможности учиться, но только не лагеря.
– Он же, вы знаете, помешанный. Под личиной культурного и воспитанного человека скрывается безумец. Но Гришин выполнит все его приказания. Я могу идти?
– Лучше идите, пока я не арестовал вас.
Монк подошел к двери.
– На вашем месте я бы принял некоторые меры предосторожности. Если он победит или увидит, что проигрывает, вам, может быть, придется сражаться за вашу жену и ребенка.
И он ушел.
Доктор Проубин напоминал маленького возбужденного школьника. С гордостью он подвел сэра Найджела к схеме размером три фута на три, приколотой к стене. Было очевидно, что он создал ее сам.
– Что вы об этом думаете? – спросил он.
Сэр Найджел смотрел на схему, ничего в ней не понимая. Имена, десятки имен, соединенных горизонтальными и вертикальными линиями.
– План монгольского метрополитена без перевода? – предположил он.
Проубин ухмыльнулся:
– Остроумно. Вы смотрите на пересекающиеся линии родословных четырех королевских династий Европы. Датской, греческой, британской и российской. Две из них существуют до сих пор, одна лишилась трона, а одна прекратила свое существование.
– Объясните, – попросил Ирвин.
Доктор Проубин взял большие красные, синие и черные карандаши.
– Начнем сверху. Датчане. Они – ключ ко всему этому.
– Датчане? Почему датчане?
– Позвольте мне рассказать вам правдивую историю, сэр Найджел. Сто шестьдесят лет назад в Дании правил король, имевший нескольких детей. Вот они. – Он указал на верх схемы, где стояло имя короля Дании, а под ним на горизонтальной линии располагались имена его потомков. – Итак, старший мальчик стал наследным принцем и наследовал трон своего отца. Больше он не представляет интереса для нас. А вот младший…
– Принц Вильгельм был приглашен стать королем Георгом Первым в Греции. Вы упомянули об этом, когда я был у вас прошлый раз.
– Великолепно! – восхитился Проубин. – Какая память! Так вот, он здесь снова. Его отправляют в Афины, и он становится королем Греции. Что он делает дальше? Он женится на великой княгине Ольге из России, и они производят на свет принца Николая – принца греческого, но этнически полудатчанина-полурусского, то есть Романова. Теперь оставим на время принца Николая, все еще холостяка. – Он отметил имя Николая синим карандашом и указал снова на датчан вверху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67